— Прижизненная? — поспешил со следующим вопросом Илья. — Естественно. — В голосе медэксперта послышалась легкая ирония. — Вы же не предполагаете, что обгорелое тело кто-то из пожарных со всей силы ударил затылком о стену? — А что, Колесникову ударили затылком о стену? — Вот об этом я и хотел с вами поговорить, — вздохнул Коротков. — Ударили или нет, этого я вам сказать не могу. Травма возникла вследствие ударного воздействия предмета с большой площадью соприкосновения. Стена — это, конечно, идеальный вариант. Но как именно это соприкосновение произошло, определить, увы, невозможно. Вполне может иметь место случай, что Колесникову отбросило взрывной волной, и она ударилась затылком о стену. Могло быть и так, что травма была получена несколько ранее, но это «несколько» было весьма незначительно, минут пятнадцать-двадцать, а потому ее последствия не успели себя проявить полным образом. — И какой вариант больше похож на правду? — Илья отчего-то был уверен, что Коротков свой выбор уже сделал. — Угадывание — это не совсем мой профиль, — рассмеялся медэксперт, — но здесь оно и не требуется. Я ведь мог позвонить вам еще пару часов назад, но ждал результатов анализа крови. Так вот, в крови Колесниковой обнаружена такая концентрация пропан-бутановой смеси, что можно утверждать с полной определенностью: к моменту взрыва газа она так надышалась, что на ногах стоять уже не могла совершенно. — Это точно? — Случаев, когда потерявшие сознание люди продолжали находиться в вертикальном состоянии, насколько я знаю, в мировой врачебной практике зафиксировано не было, вернее, были, но счет всегда шел на секунды. — Получается, некто ударил Колесникову головой о стену, она потеряла сознание, — Лунин тут же выстроил картину произошедшего, — затем этот некто открыл все газовые конфорки, оставил на столе зажженную свечу и, закрыв дверь на кухню, вышел из дома. Осталось немного подождать… — А возможно, Колесникова сама пустила газ, после чего, теряя сознание, упала, ударившись затылком о стену, — весело возразил Коротков, — хотя ваша версия, несомненно, выглядит более кинематографично. — Она что, сама тоже могла так удариться? — расстроился Лунин. — Теоретически да, — подтвердил Андрей Леонидович. — Все зависит от того, было ли уже потеряно сознание в момент падения, или же Колесникова потеряла ориентацию и, падая, еще пыталась защитить голову, прижимая подбородок к груди. Во втором случае локализация травмы, думаю, как раз совпала бы с тем, что мы имеем. — Ясно. Илья печально констатировал понимание того обстоятельства, что в деле все стало еще запутаннее. Получив от медэксперта обещание прислать заключение, как только оно будет готово, на электронную почту, он распрощался с Коротковым и уныло уставился на лежащие перед ним на столе папки с документами. Желание заниматься чем-либо куда-то улетучилось, а потому, немного поразмыслив, Лунин решил, что крепкий и желательно продолжительный сон будет самым подходящим для него занятием. Придя к такому выводу, он удовлетворенно сложил папки в коробку и отправился в спальню. Глава 11 Сто девяносто три Одной в пустой квартире было страшно. Но страшило ее не одиночество само по себе, а то, чем это одиночество неизбежно должно было закончиться. Поджав под себя ноги, она сидела на диване, уставившись в черный экран выключенного телевизора. Вернее будет сказать, не включенного. Смотреть телевизор без звука — это как-то неправильно. Она уже пробовала, и ей не понравилось совершенно. Хотя, надо признать, большей частью там говорили всякие глупости, но если включить музыкальный канал или какие-нибудь телепутешествия, то можно и послушать. Можно было. Раньше. Теперь уже нет. Теперь она боялась. Боялась, что болтовня работающего телевизора лишит ее возможности услышать самое главное. Услышать то, что делит ее день на две неравные части. Господи, когда же это кончится? Кончится ли это когда-нибудь? Она с силой прикусила нижнюю губу, пытаясь болью прогнать обступившие ее сомнения. Кажется, на этот раз помогло. Боль, она ведь всегда оказывается сильнее всего остального. Главное, что она все еще помнит, когда эта боль к ней начала приходить регулярно. Сколько уже прошло, сто девяносто три? Верно, сто девяносто три дня. А это значит… Облизав окровавленную губу, она попыталась улыбнуться. Это значит… Она вздрогнула, услышав тот самый звук, который так боялась пропустить. Теперь бояться ей было уже нечего. Теперь ее охватил ужас. Глава 12 Нефедов С утра Зубарев выглядел рассеянным более обыкновенного. Он потягивал приготовленный Ильей кофе, всем своим видом выражая немедленную готовность вновь принять горизонтальное положение. — Тяжко? — полюбопытствовал, отодвигая пустую тарелку, Лунин. — Стопудово какой-то коньяк левый оказался, — мрачно отозвался Вадим, — а может, все три. Предположение Ильи о том, что слово «левый» в предложении стоит заменить на «лишний», оперативник решительно отверг, заявив: — Если бухло годное, в себя можно и литрушечку втянуть. А тут что было? Две ноль пятых, одна ноль седьмая, да еще и на четверых. Я тебе точно говорю, кто-то им левак притаранил, небось, он как раз третьим нам и попался. Первые две я еще на вкус мог оценить, а дальше как-то слилось все. — Я так понимаю, всех сотрудников придется по новой допрашивать, — заключил Лунин, чем вызвал у Вадима приступ бурного негодования. — С какой это стати? — возмутился оперативник. — Лунин, ты вспомни, я вчера, между прочим, на своих двоих вернулся. — Прямо из колонии, — иронично согласился Илья. — Не, от колонии меня довезли, не помню кто, правда, — признался Зубарев, — но в дом-то я, как огурчик, заскочил. Ты бы и не догадался ни о чем, если б я сам не рассказал. И потом, я ж пока с ними со всеми общался, диктофон включал, так что у меня все записано. — Все тосты? — усмехнулся Лунин. — И тосты тоже. — Так и не допив кофе, Вадим встал из-за стола. — Ты так и будешь нудить или поедем к Нефедову? — Поедем, — кивнул Илья, — нудить я и по дороге могу. В кабинете Нефедова они пробыли около часа. За это время Зубарев успел выпить еще три кружки чая и дважды отлучиться из кабинета, каждый раз заговорщическим шепотом предупреждая: — Я на минуточку. Отказавшийся от чая Лунин удобно расположился в массивном обтянутом черной кожей кресле напротив сидящего по другую сторону стола в точно таком же кресле Нефедова. Внимательно слушая все, что рассказывал заместитель Кноля по производству, Илья задумчиво постукивал пальцами по лежащей у него на коленях папке. При всей словоохотливости хозяина кабинета в протокол записывать фактически было нечего. — У Кноля, конфликты? — искренне изумился заданному вопросу Нефедов, закатывая глаза под потолок и смешно вытягивая вперед губы. — Да кто же с Кнолем здесь конфликтовать будет? Вы поймите, дело не в том, что он в Нерыби хозяин. Хотя, в этом, конечно, тоже. Но просто с хозяином не конфликтуют, потому что это себе дороже, а Кноля здесь любят. — Вот прям-таки любят? — фыркнул допивающий первую чашку Зубарев, сидящий чуть в стороне от остальных на небольшом в тон креслам диванчике. — Может быть, любовь — термин слишком возвышенный и в данном случае не очень подходит, — смутился Нефедов, — скажем так, в нем все заинтересованы. Людям с ним хорошо. — Он энергично потер кончик носа и добавил уверенным тоном: — Хорошо и спокойно. Потому как люди знают, что сегодня все хорошо, и знают, что завтра все будет точно так же, поэтому им спокойно. Здесь до его прихода что было? — Что? — поддержал разговор Лунин. — Обычная зона, которая валит лес на сто километров в округе и продает кругляк за копейки, а при ней обычный поселок, в котором из развлечений только водка да охота. Удивительно, что здесь еще столько народу оставалось, по мне, так уже половина должна была разбежаться да в город съехать. — Ждали, — Вадим с грохотом поставил пустую кружку на стол и с наслаждением потянулся, раскинув в стороны руки, — пришествия. — Вот вы смеетесь, — заметил, поправляя очки, Нефедов, — а ведь Кноль и вправду что-то навроде спасителя. Когда он начал здесь работать, поселок выглядел совсем иначе. Разруха была полная. Дома, конечно, не разваливались, в свое время их еще пленные немцы ставили, так что сделано все на совесть. — Какой-нибудь дед Кноля тут, интересно, не вкалывал? — ехидно полюбопытствовал Зубарев. Нефедов укоризненно вздохнул. — Насколько я знаю, у него один дед погиб под Курском, про второго ничего сказать не могу. — А нечего соваться было, — буркнул Вадим, — кто, как говорится, к нам с мечом, тому мы по куполу… Чайку у вас еще не найдется? — Если я не ошибаюсь, Кноль, я имею в виду деда, — уточнил Нефедов, включая моментально зашумевший чайник, — воевал под командованием Рокоссовского. Как-то раз я был в гостях у Аркадия Викторовича, он мне показывал семейные фотографии. — А-а-а, — только и протянул в ответ Зубарев. — Я так понимаю, вы с Аркадием Викторовичем достаточно дружны, — заметил Илья. — Как сказать, — Нефедов на мгновение задумался, — я не уверен, что можно дружить с человеком, который стоит на ступень, а может, и не на одну выше тебя. — Вы имеете в виду то, что он ваш руководитель? — И это тоже. Но дело не только в должности. Аркадий Викторович очень своеобразный человек. Я не знаю, как и почему он оказался именно здесь, в Нерыби, но вижу, что у него есть какое-то представление о том, как все должно быть устроено. И в самом поселке, и в колонии, и на производстве. В соответствии с этими представлениями он подбирает людей каждого на свое место. Наша задача — соответствовать. Я бы сказал, соответствовать не столько занимаемой должности, сколько представлениям о ней Кноля. — А что, между первым и вторым есть большая разница? — заинтересовался Лунин. — Несомненно, — кивнул Нефедов, — представления, вернее будет сказать, ожидания Аркадия Викторовича значительно выше, чем требования должностной инструкции. — И что же, — продолжал допытываться Илья, — все этим требованиям соответствуют? — Конечно нет, — усмехнулся Нефедов, — Кноль понимает, что здесь у него весьма ограниченный кадровый выбор. Для него главное, чтобы человек прилагал все усилия к тому, чтобы соответствовать, выкладывался на все сто. Если он это видит, то на какие-то недостатки может закрыть глаза. — А выкладываются… — начал было задавать следующий вопрос Лунин, но Нефедов перебил его: — Выкладываются все. Других вариантов не существует. — Хозяин кабинета усмехнулся. — Хотя, нет правил без исключений. Взять, к примеру, зама по тылу — Борискина. Тот еще тунеядец. Готов целыми днями сидеть в кабинете да в Интернете шариться. Его Аркадий Викторович порой оттуда чуть ли не пинками гонит. Помню, прошлой осенью, когда расконвойщики картошку выкопали, а хранилище не готово оказалось, так Кноль Борискина там на ночь запер. — Запер? — удивился Илья. — Точно, запер. Его и зэков с расконвойки человек пять. Там отсеки деревянные, чтобы отдельно хранить картошку, морковь, что там еще есть, не помню. — Капусту, — тоном знатока изрек Зубарев.