— Он самый, — подтвердил Аркадий Викторович, — бывает у нас иногда, с Олежкой приятельствуют. Неплохой мальчишка, хотя, на мой взгляд, малость мягкотелый. Впрочем, как и отец его. Михаил на этой должности еще до моего прихода был, с нее, я так полагаю, на пенсию и отправится. Что о нем еще сказать можно? В меру хозяйственный, в меру бестолковый. Но для его должности это то, что как раз и надо. — Это почему же? — удивился Илья. — Был бы толковый, воровал больше, — с усмешкой объяснил Кноль. — У него и так к рукам прилипает, но все по мелочи, нет повода для серьезных разбирательств. Сами понимаете, должности надо соответствовать. Да и к тому же он через год на покой собирается, так что пусть дорабатывает. — А еще, кажется, у вас директор есть, промки, — блеснул познаниями Илья. — Есть, куда без него, — кивнул полковник, — но там я еще четыре года назад толкового человека поставил. Там же погоны, слава богу, не нужны, так что выбирать проще. Вот и нашли паренька, он как раз отучился в Новосибирске, всю деревообработку от и до знает, так что я на него большую ставку в свое время сделал. — И как ставка, сыграла? — Еще как! Такого производства, как у нас, больше ни в одной колонии нет, я вам точно скажу. В нашем округе точно. Год к году на треть растем, и даже в этом году прирост будет. Так что с парнем я не ошибся. — А ДОК — это же, если я правильно понял, частная организация? Какие у вас с ним отношения? И вообще, кто там за главного? Несколько мгновений Кноль задумчиво рассматривал сидящего напротив него следователя. Почувствовав на себе пристальный взгляд полковника, Илья торопливо проглотил печенье и протолкнул застрявший в горле комок сладкой массы остатками уже почти холодного кофе. — Вы ведь все равно будете всех подряд теребить, — принял решение Аркадий Викторович, — да и большого секрета здесь нет. Формально руководит ДОКом наш главный проектировщик, Афонин Дмитрий Юрьевич, но, по сути, вся деятельность компании управляется Нефедовым, моим замом по производству. — Это директор промки? — Илья торопливо делал пометки на уже почти полностью заполненном кружками и стрелками листе бумаги. — Он самый, — кивнул Кноль. — Но ведь директор — это не собственник… — Не собственник, — вновь согласился Аркадий Викторович, — собственником предприятия является Елизарова Алла Михайловна. — Это которая учитель немецкого? — в очередной раз удивился Лунин. — Это которая жена Владимира Анатольевича, — поправил его Кноль. — Разницу улавливаете? — Если честно, не очень, — был вынужден признаться Илья. — Мы ведь с вами об одной женщине говорим? — Об одной, — промелькнувшая в интонациях собеседника снисходительность заставила Илью сурово нахмурить брови, — только дело не в женщине. Ее мужа хорошо знают в областном управлении, он там до сих пор пару раз в год бывает, в каком-то ветеранском совете числится. Так что, когда мы сотрудничаем с предприятием, которое принадлежит его жене, это не вызывает лишних вопросов. Так сказать, меньше пытаются найти двойное дно. — А оно есть, — полюбопытствовал Лунин, — это дно? — Нет. Нет здесь никакого дна, — снисходительность в голосе Кноля сменилась явно проступившими нотками раздражения, — а уж двойного тем более. — И все же, — Илья хоть, как правило, и не занимался расследованиями, связанными с совершением экономических преступлений, все же имел некоторое представление о самых распространенных ухищрениях в этой сфере, — Алла Михайловна — это фактический собственник или все же номинальный? Если она владелец предприятия, зачем ей тогда давать частные уроки? — Это имеет отношение к поискам моей дочери? — Кноль вновь пристально уставился в лицо своему собеседнику, но так и не дождался ответа. — Елизарова владеет предприятием, а с Алиной занимается исключительно из дружеского расположения. Точка. Могу лишь добавить, что у нас, я имею в виду исправительную колонию и ДОК, имеется джентльменское соглашение, по которому почти вся прибыль комбината перечисляется в некоммерческий фонд, который, в свою очередь, тратит их на нужды поселка, а также оказывает содействие семьям сотрудников колонии. — Хорошая схема. — Илья одобрительно почесал затылок. — Это не схема, — энергично возразил полковник. — Вы ведь здесь уже походили, поездили. Фасады наши видели? Все оштукатурено, выкрашено, улицы вычищены. А тротуары? Вы в каком-нибудь поселке такие тротуары встречали? У нас, конечно, не Москва, каждый год покрытие перекладывать не можем. То есть можем, но люди не поймут. Поэтому как один раз все выложили три года назад, так и лежит, не шелохнется. Плиточка к плиточке. — Наверное, у вас людей меньше ходит, — сам не зная зачем, заступился за московского мэра Лунин. — Может, и так, — пожал плечами Кноль и тут же продолжил перечислять все имеющиеся в Нерыби достопримечательности: — А клуб? Вы сходите, посмотрите наш клуб. Такого кинотеатра, как у нас, даже в районе нет. А стадион? Вы вот сами спортом занимаетесь? — Ходьбой, — почти честно ответил Лунин, но, заметив промелькнувшее в глазах собеседника разочарование, зачем-то добавил: — Скандинавской. Я правильно вас понял, Аркадий Викторович, сами вы уверены, что из ваших сотрудников и прочих местных жителей зла вам никто не желает? Верно? — Именно так, — уверенно кивнул Кноль, — нет повода. Если я отсюда куда-то вдруг сгину, от этого никто не выгадает. После недолгого размышления Илья возразил: — Освободится кресло начальника колонии. — И что, вы думаете, в него посадят кого-то из моих замов? — фыркнул полковник. — Главное, что думают они сами. — Сами они понимают, что если я вдруг уйду, вернее, если меня уберут, то пришлют нового человека из области, и ничего хорошего никому из них это не принесет. — Допустим, — не стал вступать в дискуссию Лунин, — оставим тогда коллег в покое. Поговорим лучше о ваших подопечных. — О подопечных? — удивился повороту разговора полковник. — А что о них разговаривать? Они ударным трудом и участием в решетниковской самодеятельности приближают момент, когда их наконец с той стороны забора выпустят на эту, после чего со счастливыми лицами незамедлительно покидают наш замечательный поселок. Некоторым, конечно, здесь так нравится, что они вновь возвращаются. Вот только привозят их в автозаке и сразу туда, за периметр. — Аркадий Викторович, скажу вам честно, я не очень хорошо разбираюсь в специфике вашей деятельности, — еще почти полная вазочка с печеньем постоянно притягивала к себе взгляд Лунина, но кофе у него в чашке уже кончился, а жевать всухомятку Илье не хотелось, — но ведь у вас здесь несколько тысяч человек. Илья сделал небольшую паузу, ожидая, что Кноль назовет ему точную цифру, но полковник лишь коротко кивнул. — Люди среди них, думаю, разные, — продолжил Лунин, — кому-то из них может не нравиться труд, особенно ударный, кому-то с детства противопоказано участие в самодеятельности. При всем при этом они, так же как и остальные, желают выйти на свободу как можно скорее. А ведь вопрос этот, как и все здесь остальное, находится полностью в вашей компетенции… — Решение о досрочном освобождении принимает суд. — Кноль скрестил на груди руки, словно пытаясь закрыться от необоснованных претензий. — Но представление делает администрация исправительного учреждения, — в тон ему откликнулся Лунин. — Аркадий Викторович, вы что, думаете, меня интересуют нюансы освобождения того или иного заключенного? Меня интересует, мог ли в процессе обсуждения этих нюансов возникнуть конфликт? — С кем, с зэком? — презрительно фыркнул полковник. — Почему бы и нет? Насколько я знаю, среди них встречаются люди, — Лунин небрежно закинул ногу на ногу, — пользующиеся большим влиянием, как вы говорите, по эту сторону забора. А может быть так, что этим влиянием пользуются их знакомые, которые и так на этой стороне, но проявляют заинтересованность в ком-то, кто находится на вашем попечении. — Влиятельные, говорите. — Аркадий Викторович на некоторое время задумался, Илье даже показалось, что Кноль перебирает в памяти весь состав вверенного ему контингента. — Вряд ли. Большинство так называемых влиятельных начинают влиять сразу после суда, при условии, что на суд они повлиять не сумели. Тогда они договариваются, чтобы их этапировали в какую-нибудь из колоний, где условия содержания полегче. У нас ведь здесь все вкалывают, причем по полной программе. Если кто работать отказывается категорически, то и досрочно он ни за что не выйдет. — Вот прямо совсем ни за что? — Илья недоверчиво взглянул на собеседника. — Может быть, все же есть варианты? — Допустим, есть, — нехотя признал Кноль. — Если человек сидит тихо, воду не баламутит, то иногда, в порядке исключения, мы идем навстречу. Колонии, заметьте, не мне, колонии оказывается так называемая гуманитарная помощь, причем это делается либо на регулярной основе, либо разово, но в достаточно весомых масштабах, после чего, если сроки содержания соответствуют всем требованиям, мы делаем представление. — И что, последнее время не было таких случаев, чтобы вы с кем-то не договорились? Иронично улыбаясь, полковник медленно покачал головой из стороны в сторону. — Нет. Правила игры все знают. Если человека по формальным основаниям можно выпустить, мы готовы рассмотреть предложения, вернее, мы его рассмотрим. После чего озвучиваем, что в настоящий момент нужно колонии. Вот в прошлом году мы разом обновили все матрасы. Они у нас, сами понимаете, не ортопедические. Но только нам их надо было несколько тысяч. — И что, один человек вам их все привез? — изумился Лунин. — Это же… — Двое, — перебил его Кноль. — Два человека все сделали и отчалили. — На свободу с чистой совестью, — пробормотал Илья. — Насчет совести сомневаюсь, но перед нами свои обязательства они выполнили. — И что, много им скостили? — заинтересовался Лунин. — У одного был срок десять, у другого двенадцать. Ушли по двум третям. Так что, как видите, с теми, с кем можно договариваться, мы договариваемся. Но опять же, — Кноль выставил вперед указательный палец, — в рамках действующих правовых норм. — То есть и с этой стороны врагов вы себе не нажили, — безрадостно подытожил Лунин. — Похоже, что нет. — Кноль вновь покачал головой. — У вас еще есть ко мне вопросы? — Похоже, что нет. — Илья улыбнулся полковнику. — Теперь, если не возражаете, я хотел бы побеседовать с вашим сыном. Кноль бросил беглый взгляд на запястье левой руки. — У меня через двадцать минут звонок по видеосвязи с областным управлением. Мне, в принципе, в штаб ехать не обязательно, я могу и здесь из кабинета пообщаться. Но в любом случае это надолго. Может быть, мы можем перенести разговор на другое время? — Аркадий Викторович, чем быстрее у следствия будет полная информация, тем быстрее мы сможем предпринять какие-то дополнительные действия по поиску Алины. — Увидев по лицу полковника, что тот собирается что-то возразить, Илья добавил фразу, которую изначально произносить не собирался: — Согласно действующему законодательству, я могу вести допрос лица, достигшего шестнадцати лет, без присутствия его родителей. — Допрос? — Лицо Кноля стремительно побагровело. — Что значит — допрос? — Не надо так нервничать. — Илья предупреждающе выставил перед собой открытую ладонь. — Свидетелей тоже допрашивают. Уж вы-то должны знать, столько лет в этой системе. — Хорошо, — вновь помрачнев, Кноль вскочил с кресла, — я позову Олега. Сомневаюсь только, что от всех этих разговоров будет какая-то польза. Вы не там ищете. — Возможно. — Решив проявить вежливость перед хозяином дома, Илья тоже встал. — И где же, по вашему мнению, надо искать? — А что, вы сами не понимаете? — Полковник стоял, широко расставив ноги и исподлобья глядя на возвышающегося над ним следователя. — Две девочки пропали с интервалом один год. Обе в полнолуние! Что, из этого нельзя сделать простейшие выводы? Это даже дети знают, что по осени у всех идиотов, или как там этих ненормальных называют, обострение случается. Тем более в полнолуние. У них там в голове приливы какие-то или отливы, не знаю точно. Вот от этих приливов что-то и замыкает. — И что, у вас есть список? — В голове у Лунина из стороны в сторону металась одна и та же мысль: должно быть, именно так выглядел разъяренный Кноль, перед тем как утащить в кусты оскорбившего его генерала. — Какой список? — растерялся полковник. — Список поселковых идиотов. У вас их тут вообще много? Или вы предлагаете провести психиатрическую экспертизу всем местным жителям? Кноль с сожалением причмокнул губами.