– Ну чего? – Нормально. Герман подошёл и зачем-то уселся на топчан рядом с женой. – А я тебе говорил, – сказал он Кондрату. – Ты стрелять должен. Какой из меня стрелок-то? Я сто лет без тренировок. А ты снайпером был, снайпером и остался. Кондрат кивнул. – Мужики, чего там у вас? – закричали издалека. – Всё в порядке, товарищ подполковник! – прокричал в ответ Герман. – Заложница жива. Три трупа и один раненый. – Ай, молодцы, – похвалил Мишаков, появляясь со стороны ворот. – Ай, красавцы! И этого в живых оставили! Вот это прям подарочный вариант! Мишаков был в камуфляжной форме, бронежилет торчал за шеей горбом. Тонечкин муж и его друг Кондрат были в джинсах и футболках с длинными рукавами, одинаковых, чёрных. Мишаков помахал рукой в сторону ворот и отступил. За его спиной в ангар стали въезжать полицейские машины. – Как ты меня нашёл? – спросила Тонечка и привалилась к Герману плечом. – Тебя товарищ подполковник нашёл, – ответил тот и потрепал её по голове. – Он все такие места в окрестностях наперечёт знает. Где Сутулый пасётся и свои вопросы решает. А мы с Кондратием только к финалу подключились. – А как ты узнал, что я… что меня… – Так позвонили мне, – Герман привычным движением отправил пистолет в кобуру. – Сказали, чтоб я Пояс Ориона искал. И обещали, что дадут с тобой поговорить. Классика жанра. – Здрасти, Тоня, – сказал Кондрат Ермолаев и тоже сел на топчан с другой стороны от неё. – Перепугались? Тонечка кивнула. – Вы молодцом, – похвалил Кондрат. – А вы… снайпер? – Вам Саша всё расскажет. – А Лена? Жива? – Жива, жива. Передаёт вам привет. Тонечка посмотрела на него: – Вы всё знали, да? Где она прячется и от кого! Кондрат вздохнул. – Ну, конечно. Мы вместе придумали, как нам время потянуть. Её в музее спрятали, там Гриша служит, мой старый приятель. А меня на нары. Я сдуру Сашку не посвятил в наши планы, вот оно всё и завертелось… – А мне директор музея сказал, что он вас терпеть не может, – не унималась Тонечка. – Вы Зосю увезли куда-то, а потом она умерла. Герман и Кондрат поверх Тонечкиной головы посмотрели друг на друга. – Это долгая история, – проговорил Герман, морщась. – Я тебе потом расскажу. – Нет, – вдруг перебил Кондрат. – Нужно прямо сейчас, Сашка. Ты потом в подробностях, а сейчас только главное. Давай. – Я не могу, – быстро сказал Герман. – Брось ты. По ангару ходили люди, перекликались, курили. Машины стучали двигателями. В распахнутые ворота тянуло сырым туманом. Тонечка ничего не поняла. – Саша, – она взяла мужа двумя руками за уши и повернула к себе его голову. – Что?.. Ведь хуже уже точно не будет! Герман помедлил. – Родион мой сын, – ответил он наконец. – Я и не знал. Восемнадцать лет назад у нас с Зосей был… роман. Я вернулся в отпуск на несколько дней, Кондрат остался в Сирии. И попросил меня съездить к его сестре. Я съездил и… получился Родион. – Мы правда не знали, – подхватил Кондрат. – Мы здесь, в России, и не бывали почти. А она ничего не сказала и спряталась. Полячка, гордячка!.. Всю жизнь такая была. Я в прошлом году вернулся, стал её искать. И нашёл Родиона. – Кондрат приехал ко мне в Москву, рассказал. – Так вот зачем ему делали тест ДНК, – проговорила Тонечка. Герман кивнул. – Ты должен был всё мне рассказать, – сказала она грозно. – Сразу же! А не ждать год! – Ну, вот не рассказал. – Мужики! – издалека закричал Мишаков. – Мы тут закончим, поедем все ко мне! Я карасей в сметане сделаю! Карась, я считаю, такой же символ отечества, как и русская берёза! Вся троица – Тонечка, Герман и Кондрат – молча сидела на топчане плечом к плечу. – То есть, – продолжила Тонечка, – нам не нужно узнавать, есть ли художественное училище в Нижнем, потому что учиться Родион будет в Москве. И собака будет с нами! Он прямо помешался на этой собаке! – Какое художественное училище? – спросил Кондрат. – Какая собака? – спросил Герман. – Эх вы, герои, особая разведгруппа! – усмехнулась Тонечка. – Таких простых вещей не знаете. И обняла обоих за шеи. – А я тебе говорил – расскажи, – сказал Кондрат. – А ты струсил. – Поедем? – предложил Герман жене. – Там наши все на нервах. И только тут она заплакала. На лужайке играли в бадминтон, на террасе накрывали стол, возле сарая рубили дрова, из-под навеса тащили мангал. И народу – не протолкнёшься. Генерал Липницкий в подвёрнутых спортивных штанах и носовом платке, завязанном на четыре узла, на голове вогнал топор в колоду и скомандовал, чтоб Марина подала ему квасу – жарко. – А что, у нас есть квас? – удивился Даня, который таскал дрова в дом. – Полно, – не моргнув глазом, ответила Марина Тимофеевна, – я наварила, мы вчера на ледник отнесли. – Тогда и мне, и мне квасу, – заныл Даня. – Что ж вы мне не сказали, что квас есть! – Потому и не сказал, что ты его весь выдуешь, – парировал отец. Настя бросила ракетку и сказала Родиону, что играть больше не может – жарко. Крохотная собаченция, метавшаяся между ними за воланом, тоже остановилась, встопорщила уши и вопросительно наклонила голову. – Пить хочешь? – спросил Родион. – Сейчас принесу. – Там квас есть! – прокричал Даня. – Собаке квасу?! – Почему собаке? Людям!.. – Да ну тебя. Тонечка показалась на крыльце. – Родька! – прокричала она. – Спроси дядю, где самовар! Нам бы его помыть! – Дядю? – Ах, господи, самовар.