– Тоня рассказала, что жена Кондрата закончила институт военных переводчиков, – проинформировал Герман. – И долго где-то пропадала. В Нижний вернулась как раз год или около того назад. Мишаков подумал. – Ну, это я попрошу своих московских ребят… Или не лезть, как ты думаешь? – Думаю, не лезть, – сказал Герман. – Видишь, что получается. – Да ничего не получается, – пробормотал подполковник. – Вот это я и вижу. – О чём речь? – спросила Тонечка безнадёжно. – Вы можете мне рассказать хоть что-то? – Да мы сами ничего не знаем, – ответил Мишаков. – Стало быть, сегодня выпивка и закуска отменяется, да? Может, завтра, Сашок? – Как пойдёт. – Ну, как-нибудь пойдёт!.. А я карасей в сметане сделаю! Это у меня фирменное блюдо! Я вообще считаю, что карась такой же символ России, как русская берёза. Герман посмотрел на друга в зеркало заднего вида и засмеялся. – Высади меня, – попросила Тонечка. – Я прогуляюсь немного. – Возвращайся в отель, – распорядился Герман, притормаживая возле автобусной остановки. – Я приеду, и мы поговорим. – Дождёшься от тебя, – пробормотала Тонечка, выбираясь. – До свидания, Сергей. Она перешла трамвайные пути и побрела в толпе в сторону кремля. …Мне нужно подумать, говорила она себе, но в какую сторону думать, она решительно не знала. Ясно, что в кабинете Мишакова что-то случилось, и произошло это в тот момент, когда Кондрат заговорил об адвокате. Что это за человек со странной фамилией, упоминание о котором моментально изменило положение?.. Кондрата тут же увели, и Мишаков практически вытолкал Тонечку и её мужа вон. И поехать с ними подполковник решился только для того, чтобы поговорить с Германом, это тоже ясно. И как сложить всё это в единую картинку?.. Или картинка и не должна быть единой, а должно быть много картинок, как кадров в фильме, чтобы потом из них выстроилось стройное повествование?.. Тонечка дошла до театра и присела на холодную деревянную скамейку. На соседней – бронзовой – сидел вполоборота артист Евгений Евстигнеев, тоже бронзовый, Тонечка любила к нему подходить, чтобы поздороваться, а сейчас не поздоровалась, забыла. Они явно были настроены на беседу, и Мишаков, и Герман. Они расселись так, чтобы не попадать в камеру и чтобы непонятно было, о чём они говорят – как в сериале про шпионов. И Кондрат Ермолаев собирался с ними поговорить, точно, точно!.. Что его сбило? Само присутствие Тонечки или то, что она спросила про тёщу?.. И зачем ему адвокат? Может, все её построения неправильные, и Лена Пантелеева на самом деле лежит сейчас в лесу, и снег засыпает её мёртвое лицо?.. – Антонина Фёдоровна? – спросили рядом, и Тонечка подняла глаза. – Можно присесть? Человек был совсем незнакомый, в сером пальто с поднятым воротником и без шапки. Видно было, что он сильно промёрз. – Или лучше пойдёмте в тепло? – Тут он улыбнулся и шмыгнул носом. – Я давно вас поджидаю. – Зачем? – спросила Тонечка, не двигаясь с места. Человек спохватился. – Прошу прощения, не представился! – Рукой в перчатке он полез во внутренний карман и вынул удостоверение в солидных малиновых корочках с двуглавым орлом. – Степанов Сергей Алексеевич. Федеральная службы безопасности, прочитала Тонечка. Приехали. Она поднялась с лавочки и с тоской посмотрела на бронзового Евстигнеева. Сидит себе, думает о роли, наверное. И никакая служба безопасности его не интересует, хоть бы и федеральная. – Пойдёмте, – предложил Степанов, – у вас в отеле наверняка есть где выпить кофе? Но Тонечка не собиралась вести его в «Шератон»! Там могут быть дети, и даже скоре всего – они наверняка уже вернулись из кремля и теперь изнемогают от желания чего-нибудь поесть и поспорить о высоких материях!.. – Давайте лучше туда, – и она показала на другую сторону улицы. В кофейне было шумно и людно, куртки не помещались на вешалках и некоторые валялись прямо на полу, на сером вытоптанном ковролине. Один парень сидел у стены, скрестив ноги, и что-то строчил на клавиатуре ноутбука. Девицы шептались и хохотали, заваливались на подушки кресел и закрывали рты ладошками. Гудел сложный кофейный аппарат, и пахло крепким кофе. Под стеклянным колпаком были соблазнительно выложены булки и пирожные, и в другое время Тонечка с удовольствием выбрала бы себе вкусное, но сейчас ей не до сладкого. – Вы не пугайтесь, – сказал Степанов, когда они пристроились за крошечный круглый столик. – Ничего страшного, нам просто нужно поговорить. Тонечка пожала плечами: – Не то что я пугаюсь, просто не очень понимаю, о чём вы хотите со мной говорить. Я про ФСБ только фильмы смотрела. – Речь о вашем приятеле Ермолаеве, – начал Степанов. – Вернее, не столько о нём, сколько о роде его занятий. – Он повар, – пробормотала Тонечка. – Он вор, – продолжил фээсбэшник, и Тонечка чуть не упала со стула. – Высокой квалификации. Очень известный в определённых кругах. – Да бросьте, – проговорила Тонечка растерянно. – Это невозможно. Степанов улыбнулся ей ободряюще. – Вы же толком его не знаете, правильно? Он приятельствует с вашим мужем, да и то не слишком тесно и не слишком давно, насколько я понимаю. Тонечка хотела было сказать, что Кондрат старый друг её мужа, но в последнюю минуту поймала себя за язык. В такой ситуации лучше помалкивать и слушать! К столу подбежал взмыленный официант и кинул перед ними две потрёпанные карточки меню. – Два кофе, – остановил его Степанов, как раз когда тот собрался отбегать. – Отдельно сливки и сахар. Больше ничего не нужно. Официант, кажется, немного обиделся, схватил карточки и исчез. – Мы разрабатывали все связи Ермолаева, – продолжал Степанов, – и вас с мужем в том числе. Вы знаете, где он сейчас? – Кто? – не поняла Тонечка. – Ермолаев. – В КПЗ, – растеряно вымолвила она, – а вы не знаете? Сергей Александрович посмотрел на неё с некоторым удивлением: – Нет, не знаю. Я только вчера приехал. – А позавчера его забрали в кутузку. – Это неожиданно, – пробормотал Степанов. – Мы ничего такого не предполагали. И за что? – По подозрению в убийстве жены. – Этого не может быть, – сказал Степанов с ещё большим удивлением. – Он вор, очень квалифицированный, он никогда не пойдёт на убийство!.. …Её муж тоже то и дело повторял, что Кондрат не способен убить! Что это невозможно. Что так не бывает. …Знал, чем тот промышляет?.. – Ну, это я всё выясню, – продолжал Сергей Александрович. – А к вам у меня просьба. В последний раз Ермолаев украл вещь, которую… красть было никак нельзя. Это очень серьёзно. В той стране, где он её украл, ему вынесен смертный приговор за оскорбление святыни. – Господи боже мой, – пробормотала Тонечка. – Наша служба должна эту вещь найти и вернуть, – продолжал Степанов. – Чтобы не допустить дипломатического скандала. Как вы думаете, ваш муж может быть в этом замешан? – Что-о-о?! – Тише, тише, – попросил он и улыбнулся, глядя в её перепуганные глаза. – Не в краже, разумеется! Он может что-то знать о том, что… было украдено и где сейчас этот предмет?.. Тонечка лихорадочно соображала. Шум кафе отдалился и стих, как будто уши заткнули ватой. …Мог Саша знать? Конечно, мог!.. Или не мог? Если не знал, почему он поехал в Нижний, хотя не собирался? Он сказал: навестить старого друга, но почему именно сейчас?.. Если знал, как именно он собирался помочь Кондрату? Забрать эту неведомую вещь и спрятать в их номере? Отвезти в Москву?.. – Я, конечно, спрошу и у Германа, – продолжал Степанов. – Но мне хотелось бы быть уверенным в его… благоразумии.