Вулф сидел на пассажирском сиденье, скрестив ноги, и щелкал моей зажигалкой. Я кусала нижнюю губу и постукивала большими пальцами по рулю. – Ты когда-нибудь любил? – Что за вопрос такой? – Тот, на который я бы хотела получить ответ. Он задумался. – Нет, никогда не любил. А ты? Я подумала об Анджело. А потом вспомнила все, что пережила из-за своей любви к нему. Я не знала, какие теперь чувства испытываю, но знала, что, из страха солгав мужу, окажусь точно в таком же положении, в каком барахталась сейчас моя мать. – Да. – Чертовски больно, не так ли? – Вулф улыбнулся, смотря в окно. – Да, – согласилась я. – Вот почему я избегаю этого чувства, – сказал он. – Но если любовь взаимна, это очень приятно. Вулф повернулся ко мне лицом. – Не бывает полностью взаимной любви. Равной. Одинаковой. Один человек всегда любит сильнее. И лучше не быть этим человеком, потому что тогда любовь принесет одни страдания. Повисло молчание, которое тянулось, пока мы не остановились перед так называемым коттеджем. – Но ты, – усмехнувшись, добавил Вулф, – слишком умна, чтобы уступить своей любви. «Тупица, я больше не люблю Анджело! Я люблю тебя!» – хотелось крикнуть мне. – Именно поэтому я тебя уважаю, – добавил он. – Ты меня уважаешь? Вулф вышел и обогнул машину, чтобы открыть мне дверь. – Если ты настроена выжимать из меня комплименты, то сжимай лучше мой член. Ты прекрасно знаешь, что я тебя уважаю, Нем. * * * Холодильник в коттедже был доверху забит всякой вкуснятиной, а на барной стойке стояла тарелка со свежеиспеченными французскими булочками. Я заглотила две штуки, намазав их клубничным джемом местного производства и толстым слоем арахисовой пасты. Вулф запрыгнул в душ, и я последовала его примеру, после чего он запихнул в мой рюкзак упаковку пива и несколько брауни в оригинальной упаковке и приказал мне идти за ним на прогулку. У меня до сих пор болел лоб, кожа на губе лопалась при каждой улыбке, а когда меня положили на каталку, то выяснилось, что ушиблены ребра, но я все равно послушалась. Я начала подвергать критике наше обоюдное решение не проводить вместе медовый месяц, как вдруг Вулф закинул на плечо мою девчачью сумку и повел меня к мощеной бетонной дорожке в окружении дикой травы, шелестящей под прохладным вечерним ветерком. Ветер и озеро создавали звук приятнее любой симфонии, а от вида розово-фиолетового заката над цепью холмов захватывало дух. Мы прошли примерно минут двадцать, когда выше по склону я заметила еще одну деревянную хижину. – А там что? – показала я пальцем на домик. Вулф запустил руку в свои густые темные волосы. – Я похож на экскурсовода? – Вы похожи на злюку, сенатор, – поддела я. – Можем проверить, – засмеялся он. – Правда? Я не хочу вламываться в чужие владения. – Какая законопослушная гражданка. Вот бы и твой отец мог похвастаться той же добродетелью. – Эй, – нахмурилась я. Вулф легонько пощекотал меня под подбородком, и мне все больше нравился этот жест. Особенно вкупе с тем, что я больше не верила в равнодушие Вулфа по отношению ко мне. Особенно после погони, когда он весь день держал меня в своих объятиях. – Стерлинг все твердит мне перестать грести тебя и твоего отца под одну гребенку. Это трудно. – А ты часто так делаешь? – Я вздрогнула, когда он взял меня за руку и потащил вверх по холму. – В последнее время нет. – И почему? – спросила я. – Потому что вы совершенно разные. Мы пошли в гору, и я начала немного задыхаться. Я была полна решимости завести праздную беседу, чтобы не зацикливаться на своей плохой физической форме из-за отказа от уроков верховой езды в пользу учебы. К тому же на языке вертелся один вопрос. – Не расскажешь, почему ты так ненавидишь моего отца? – Нет. И перестань спрашивать, потому что я никогда тебе не скажу. – Ты несправедлив. – Я надула губы. – Я никогда и не заявлял обратное. В любом случае, ответ придется тебе не по нраву. – А может, наоборот? Может, он наконец поможет мне примириться с тем, что отец от меня отрекся. Вулф остановился перед красно-белым домиком, оказавшимся не хижиной, а конюшней. – То, что Артур отказался от своего драгоценного камня только потому, что до него дотронулся я, уже доказывает, что он тебя недостоин. – А ты достоин? – спросила я. – Моя дорогая, разница между твоим отцом и мной в том, что я никогда не притворялся, будто достоин тебя. Я просто забрал тебя, и все. Я положила руку поверх деревянной калитки и покачала головой: – Это преступление, Вулф. Я не пойду. Он перепрыгнул через забор и, не оглядываясь, зашел внутрь. Возле дверей было раскидано свежее сено, а по витавшему в воздухе запаху влажной почвы и того, что мой тренер называл дорожными дарами (лошадиный помет), я поняла, что внутри есть и живность. Я услышала, как Вулф свистит и цокает языком из глубины конюшни. – Какая красавица. – И двух секунд не прошло, как ты отошел, а уже заигрываешь с другими дамами, – выкрикнула я. От улыбки у меня заболели щеки. В ответ раздался его хриплый грубоватый смех, и я сжала бедра, чувствуя, как что-то во мне манит наконец допустить Вулфа к своему телу. Сегодня я могла бы заняться с ним сексом. Господи, я хотела этого. Впервые с нашей помолвки я была полностью готова физически к своему мужу. Более чем готова. Мне это было нужно. И хотя Вулфа невозможно понять, одно я знала точно: он тоже меня хочет. – Иди сюда, – позвал он, и звучание его голоса удивительно и, возможно, даже поразительно напомнило мне о юных итальянских мальчишках из местности, где росла я сама. То, как он выкрикнул эти слова, заставило меня задуматься, но я быстро покачала головой, смеясь над собой. Вулф Китон родом из хорошей семьи. Его почивший отец был владельцем гостиничного бизнеса, а мать – судьей верховного суда. – А если нас поймают? – Не удивлюсь, если от широкой улыбки у меня лицо лопнет. Я услышала еще больше восхищенного свиста. Вулф свистел как ребенок из подворотни, но вальсировал как аристократ. Мне никогда не одержать над ним победу. – Хорошо, что за нас внесут залог, – протянул он. – Тащи сюда свою хорошенькую попку, Нем. Я оглянулась по сторонам, пригнула голову под забором и на цыпочках прошла в конюшню. Когда я вошла, Вулф схватил меня за руку и притянул к себе, обнял сзади и кивнул на единственное занятое из четырех стойло. На меня смотрела великолепная, абсолютно черная арабская лошадь, за исключением совершенной белой гривы и хвоста. Вулф не преувеличивал. Она была бесподобна. И смотрела на меня своими красивыми крошечными глазами в обрамлении густых ресниц. Я прижала к груди ладошку, чувствуя, как под ней барабанит сердце. Никогда не видела такую красивую лошадь. Взгляд у нее был добрый и спокойный, и она опустила голову, принимая истинный восторг, который, должно быть, читался в моих глазах. – Привет, девочка. – Я осторожно направилась к ней, давая время привыкнуть ко мне или передумать, и положила руку ей на морду. – Как ты оказалась тут одна-одинешенька? – прошептала я. – По-моему, она в полном порядке, – заметил Вулф сзади, прислонившись к другой стене конюшни. Даже стоя к нему спиной, я чувствовала на себе его взгляд. – Возможно, – кивнула я. – Но нам нужно узнать, кому принадлежит конюшня. – Тебе она нравится? – спросил Вулф. – Нравится? Да я обожаю ее. Она милая и ласковая. Не говоря о том, что она великолепна. – Я сдвинула руку на ее лоб и мягко провела по ушам и затылку. Лошадь позволяла это, словно знала меня всю свою жизнь. – Кого-то мне напоминает. – Только не говори, что теперь ты меня сравниваешь со скотом, – засмеялась я, удивившись, что перед глазами стоит легкий туман. Я представила, что лошадь принадлежит юной девушке. Она и сама казалась молодой. Может, они вместе росли.