– Ты мне отказываешь? Серьезно? – прошептала я ему в шею и, прижавшись губами к его щетине, ощутила, как дернулось его адамово яблоко, почувствовала, как напряжены его мускулы. Каждый сантиметр его тела пытался сопротивляться. Сопротивляться нам. – Встань на колени, – прохрипел он, – и умоляй меня трахнуть тебя. Я отшатнулась от него с круглыми глазами. – Что? – Ты трахалась с другим мужчиной на нашей помолвке. Уже дважды трахалась с ним после того, как мы обручились. Я хочу, чтобы ты встала на колени и умоляла трахать тебя, пока ты его не забудешь. И, боюсь, иного способа нет, Немезида, – сухо сказал он и приподнял густую темную бровь, в ярости сжимая челюсти. Я онемела и прижала ко рту ладошки, чтобы сдержать мучительный стон, который готов был сорваться с моих губ. Лицо Вулфа оставалось равнодушным, безучастным. Как он может быть столь жесток с женщиной, с которой собирался провести остаток дней? Поздно было идти на попятный, если я, конечно, собиралась это сделать. Мне хотелось развернуться и уйти. Но я прекрасно понимала, что если так и сделаю, то между нами все будет кончено. Вулфу нужно знать, что я не спала с Анджело. А после того как я много раз лгала ему об обратном, оставался лишь один способ доказать свое целомудрие. Логика этой идеи была извращенной, но таким был и Вулф. Наши отношения с самого начала были безумными. Всхлипнув, я начала опускаться перед ним на колени. Я крепко сжала веки, не желая видеть его лицо, пока избавлялась ради него от чувства собственного достоинства. Мама всегда говорила, что гордость – самое дорогое украшение, какое женщина может носить даже обнаженной. Но Вулф сорвал ее с моей шеи, и по полу покатились все жемчужинки уверенности. Я опустила голову, и, когда мои колени коснулись мрамора, с губ сорвался стон боли и ненависти к себе. Я тебя ненавижу. Ты мне нравишься. Хотела бы я уйти от тебя. Если не покажу Вулфу правду, он превратит мою жизнь в ад. Или еще хуже – выкинет у дома родителей, отменит помолвку и сделает меня посмешищем всего Чикаго. Он воспользуется всем этим против моего отца. А без него, который смог бы защитить меня и маму от нищеты, ирландцев или головорезов Синдиката, мы станем бедными, слабыми и безоружными. Я потеряю все. Не мне решать, вставать на колени или нет. Я не могла допустить, чтобы эта свадьба не состоялась. И не могла допустить, чтобы будущий муж не верил мне, поскольку знала, что это сделает нас несчастными и заставит сгорать от ненависти друг к другу. В холле было так тихо, что я слышала эхо своего сердца, рикошетом отбивающегося от потолка. Я приподняла голову и открыла глаза, встретившись с карающим серым взглядом Вулфа. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, мои пальцы были сплетены за спиной. Он был прав. Когда встаешь перед кем-то на колени, чувствуешь себя жалкой. В минуту, когда ты по собственной воле опускаешься перед другим человеком, он никогда, больше ни разу в жизни не посмотрит на тебя как прежде. В постели и вне нее. – Я не стану брать тебя силой, – его голос напоминал острый нож, который проходился по моим нервам, поддевал их, но не разрезая полностью. – Я предлагаю себя добровольно, – сказала я, опустив голову. – Встань. Я встала. – Подойди ко мне и поцелуй так, как целовала сегодня Анджело. Я проглотила подступившую к горлу кислую желчь. В груди роились отвращение, унижение, волнение, жуткий страх и надежда. На подкашивающихся ногах я подошла к нему и, обхватив его шею руками, прижалась к Вулфу губами. Тело гудело от томной энергии. Я хотела жадно и яростно целовать его, показать, что я невинна. Что я еще непорочна, что принадлежу ему. Но меня встретили с таким пассивным равнодушием, что не хватило мужества сделать с ним все, что хотелось. Он наконец-то коснулся меня губами, и я подумала, что вот сейчас он ответит на поцелуй, но Вулф просто ухмыльнулся у моего рта. – Если так ты целуешь мужчину, которого отчаянно желаешь, то теперь понимаю, почему Анджело не старался тебя отвоевать. И в эту секунду я потеряла контроль. Я с силой укусила его за нижнюю губу, запустила руки ему в волосы и потянула за кончики прядей. Вулф тем временем схватил мое платье за вырез на груди и разорвал его спереди, навсегда испортив дизайнерский наряд. Моя кожа пылала, и, выгнув спину, я вылезла из платья, топча каблуками горы порванного шелка. Я притянула Вулфа к себе и облепила его как смертоносный спрут. Я была Черной вдовой, что сжирала его заживо. Мы яростно боролись друг с другом, двигаясь вслепую к лестнице, по пути врезавшись в висящую на стене картину, приставной столик и статую. Вулф подхватил меня на руки и понес наверх, заглушая стоны поцелуями. Кусая мой подбородок, губы и мочки ушей, он заглушал тем самым и свои стоны удовольствия. Ранил меня карающим желанием. Помечал своей ревностью. В коридоре мисс Стерлинг поливала огромные растения на мраморном столике у кремовых стен, но, увидев, как мы кусаемся и стонем, пока Вулф нес в своих объятиях почти обнаженную меня, она охнула и бросилась в западное крыло. По дороге в спальню Вулф укусил мою верхнюю губу и всосал ее ртом. Анджело теперь словно был в другой жизни, оказался вне пределов досягаемости и дальше самой луны. А рядом был Вулф – во плоти и обжигающий будто солнце. Неумолимый и страстный, и я знала, просто знала, что теряю голову от его прикосновений. Я понятия не имела, как Вулф разберется с последствиями того, что вот-вот произойдет, но знала, что, когда все кончится, он будет посрамлен. Я не лгунья. Я не обманщица. Я его будущая жена. Я пыталась его предупредить, но он мне не поверил. Когда мы дошли до моей комнаты, Вулф пинком открыл дверь и бросил меня на кровать. Я легла, гордо выпятив подбородок, смотрела на него и надеялась, что в моем взгляде он увидит смелость. Мне хотелось выглядеть надменной и равнодушной, даже когда он впервые возьмет меня. Даже когда я подчинюсь ему. Даже когда отдам единственную и самую заветную драгоценность. Драгоценность, которую сегодня он, бесспорно, не заслужил. Мою девственность. Вулф засунул руки в карманы узких брюк и теперь, когда мы остались совсем одни, смерил меня презрительным оценивающим взглядом. На мне были лишь белый бюстгалтер и такого же цвета трусики. Ему понравилось увиденное, судя по потемневшему взгляду, от которого в комнате стало жарче, а воздух оказался плотнее меховой шкуры. – Сними все, кроме туфель, – приказал он. – Я не стриптизерша, – прошипела я и сощурилась. Глаза защипало. – Я твоя будущая жена. Раздень меня так же, как произносишь клятвы: как будто вы хотите этого, сенатор Китон. – Очевидно, для тебя клятвы пустой звук, – снова сказал он еще более сдержанно. Вулф едва смотрел на меня, стоя на своем. – Снимай, Франческа. Я усмехнулась, собирая всю свою смелость. Заведя руку за спину и расстегнув лифчик, я увидела, как бьется жилка на шее Вулфа, но его лицо оставалось безучастным, даже когда я сняла белье, оставшись на кровати в одних туфлях. Не снимая одежды, Вулф наклонился и, глядя мне в глаза, скользнул рукой между нами. Он прижал ладонь к моему интимному месту. Я чувствовала влагу на волосах там, чувствовала, какой влажной и холодной была снаружи и как было горячо внутри. – Скажу лишь один раз, Франческа, а потом буду считать, что моя совесть чиста. Если ты сию же минуту не велишь мне уйти, то я всю ночь буду пожирать тебя, ломать, иметь и овладевать. Я трахну тебя так, что ты забудешь Анджело и остальных придурков, которым не посчастливилось трогать тебя. Ты решишь, что лишилась девственности во второй раз. Я не буду учтивым. Не буду сердобольным. Так что, если привыкла к нежным любовникам и долгим объятиям, скажи только слово, и наш устный договор утратит силу. – Ты еще хочешь жениться на мне? – спросила я. У него раздулись ноздри. – Я женюсь на тебе, но ты пожалеешь об этом. Вулф считал, что я спала с другими мужчинами. Я сказала ему, что была с другим, и он принял мои слова на веру. Его не интересовало, кто я на самом деле. Вулф пошел на крайние меры, чтобы доказать это мне. И особо меня поразили не его слова, а сама ситуация. Он желал простить меня, уважить наше устное соглашение, которое я вроде как нарушила, не раз и не два переспав со своим бывшим возлюбленным со времени нашей помолвки. Вулф сказал, что не ведет переговоры, но именно это он и делал. Вел со мной переговоры. – Боишься почувствовать что-то, если коснешься меня? – подколола я. – Ваши ледяные стены начинают оттаивать, сенатор. – У тебя есть десять секунд, чтобы принять решение, Немезида. – Ты и так знаешь ответ. – Произнеси его. Восемь. Я улыбнулась, но в душе росла паника. Он собирался силой лишить меня девственности. Вулф считал, что я уже скомпрометирована. Чтобы доказать, как он заблуждается, придется позволить ему причинить мне такую же боль, какую испытал он, увидев свою невесту с другим мужчиной. Я понимала, как выглядела эта сцена. Анджело меня коснулся. Он прижимался ко мне, перебирал пальцами мои волосы, провел подушечкой большого пальца по моим губам. А потом улизнул из комнаты после секса с другой, пока я пропадала невесть где. Все факты свидетельствовали против меня. – Пять. – Постарайся в меня не влюбиться. – Я раздвинула ноги. – Франческа, три. – Это станет ужасным неудобством, il mio amore[9]. Любить жену, которую ты взял в качестве возмездия. – Один. – Останься, – громко и ясно рявкнула я. Вулф приблизился ко мне и за талию подтянул к себе так, что теперь я лежала под ним. Я резко охнула, когда он положил мне на шею руку и придвинулся, сжав мои бедра коленями. – Расстегни молнию. Я дышать не могла, не то что справиться с молнией. Поэтому просто смотрела на будущего жениха, надеясь, что он не спутает мой шок с непокорностью. Но он спутал. Разумеется. Рыкнув, Вулф сам расстегнул молнию и стянул брюки. Я не решалась опустить взгляд и увидеть, что меня ждет. Сердце стучало так быстро и громко, что казалось, будто меня сейчас вырвет. Я быстро вспоминала все, что мне было известно о занятии любовью, и решила, что готова. Возбуждение – да. Близость самого желанного мужчины в Чикаго – да. Спустив штаны до колен, Вулф с безучастным лицом просунул в меня палец. Я резко втянула воздух и пыталась выглядеть спокойной, когда глаза снова защипало от слез. Как же больно. Не знаю, что было больнее: физический дискомфорт или то, как Вулф смотрел сквозь меня, словно я была всего лишь телом. Он так же смотрел и на Кристен. Вулф с пустым взглядом засунул в рот палец и, послюнявив его, снова погрузил его в меня, собрал доказательство моего возбуждения и пихнул его между моих губ. Мне пришлось попробовать себя на вкус. Сладко и терпко. Я залилась румянцем, а соски стали такими чувствительными, что захотелось потереться ими о его крепкую грудь. – Он пользовался презервативом? – Вулф вытер оставшиеся капли о мою щеку. Мне хотелось плакать навзрыд, но я сдержалась. Через несколько секунд он все равно узнает правду, которую я трижды ему говорила, поэтому сейчас лишь произнесла то, что он желал от меня услышать: – Да.