Я отчаянно пыталась вырваться, но ничего у меня не получилось. На лице смотрителя замка было столько сострадания, что, думаю, если бы я стала его умолять, он бы взял меня с собой. Но он отвернулся и приказал другому солдату: – Найди Этьена и приведи в рощу. Затем вскочил в седло и умчался прочь, подняв тучи пыли. Я задохнулась, когда она начала оседать, и задыхалась сейчас, переживая свои воспоминания снова. Неожиданно мне на плечо легла рука, и я вздрогнула. – Жильметта, – проговорил Жан де Малеструа, – зачем вы мучаете эти яблоки? Яблоко, с которого я сдирала шкуру, выпало из моих рук, и мы вместе смотрели, как оно катилось по земле. Я вытерла руки о платье – весьма нехарактерный для меня жест, потому что я ценю аккуратность. – Вы очень наблюдательны, ваше преосвященство, – заметила я. Мне показалось, что он хочет сесть; ему не было необходимости спрашивать моего разрешения, более того, мне следовало встать, когда он подошел, но мы оставили подобные глупости в далеком прошлом. Я кивком показала на свободное место рядом с собой, и он, расправив свое судейское одеяние, устроился на скамейке. – Я готов выслушать вашу исповедь, если хотите, и таким образом облегчить ваши страдания. Я же вижу, вас что-то беспокоит. Я убрала выбившуюся прядь волос и посмотрела на него. Видимо, на лице у меня появилось смущение, потому что он быстро добавил: – Не беспокойтесь… Я назначу вам самое простое покаяние. – Как пожелаете. Святой отец, отпустите мне грех разрушения. Жан де Малеструа фыркнул. – Думаю, сейчас Бога не слишком беспокоит судьба одного яблока, – заверил он меня. – Но Он хотел бы знать, и я тоже, что все-таки вас беспокоит. Я устало вздохнула и, посмотрев ему в глаза, увидела в них готовность принять меня в моем жалком положении. Но время открыть ему, какие мысли меня занимали, еще не пришло. И поэтому я сказала то, что должно было его удовлетворить. – То, что беспокоит сегодня нас всех. – Понятно. – Он откинулся на спинку скамейки и задумался над моим ответом. – Думаю, только естественно, что все мы обеспокоены вещами, которые начали нам открываться. Это так прискорбно! Но печали хватает и без ваших слез, сестра. – И тем не менее, брат, я встревожена и не могу молчать. Смотрите, во что он превратился. Когда-то я думала, что знаю его. Хорошо знаю. А оказывается, я его совсем не понимала. – Владыка Тьмы принимает разные обличья, сестра, и готов пробраться в наш мир, как только видит малейшую щель. Он меняет форму и проникает к нам, оставаясь незамеченным, если только мы не находимся постоянно настороже. – Неужели мы и в самом деле настолько невежественны, что такое… существо может ходить по земле, не привлекая нашего внимания? – Похоже, что так и есть. – Столько человек сообщало о пропаже детей. Почему мы их не слышали? – В основном это были дети бедняков, о многих быстро забывали. – Не все были из бедных семей. И у некоторых имелись родители, которые горевали, потеряв их. – Получается, что недостаточно явно и громко они горевали. Я не стала напоминать ему, что он тоже оставался глух к стонам несчастных родителей и лишь неохотно позволил мне разобраться в слухах. – О, милосердный Боже, как такое могло произойти? – проговорила я, помолчав немного. – Скорее всего, злые дела творились некоторое время и оставались скрытыми завесой тайны до нынешнего момента. – Епископ поерзал немного, чтобы тело не затекло после долгого сидения на неудобной скамейке. – Я много думал о природе зла, потому что Бог поручил мне с ним бороться. Должен признаться, что эта задача всегда казалась мне невыполнимой. Мне приходится мириться со своими неудачами каждый день. Он снова поерзал и тихонько застонал. – Вам эта скамейка, похоже, нравится больше, чем мне, – заявил он. Я на мгновение забыла о своих печалях. – Бог наградил меня подходящими размерами, чтобы чувствовать себя на ней удобно. – Я заметил. Бог очень щедро раздает свои дары. – Затем его лицо стало серьезным. – Однако нам не следует забывать, что зло может быть одним из даров Господа нашего. – Это каким же образом? – Я уставилась на него в изумлении. – Вспомните о его многочисленных формах: войны, болезни, землетрясения, падение неба – и мрак. Бог дал нашему миру зло с определенной целью. Он помогает нам понять – путем сравнения, – что такое добро. Мы ненавидим темноту и радуемся свету, потому что знаем – темнота представляет собой зло, а свет – добро. Но свет и темнота существовали всегда; с тех самых пор, как их сотворил Господь, они не стали ничем иным, они такие же, какими были с самого начала. Возможно, они открывались нам по частям, но постоянно существовали в нашем мире. Я подозреваю, сестра, что Жиль де Ре всегда являлся порождением зла, а мы только сейчас начинаем видеть его истинную натуру. Он произнес вслух мысли, которые я просто не могла высказать сама, словно знал, что они меня уже посетили и отравят все мое существо, если он не выпустит их на свободу. – Думаю, нам предстоит еще многое узнать, – тихо проговорил он. Я поняла, что он знает больше, чем говорит мне, но не винила его за это. Иногда плохие новости нужно сообщать маленькими порциями, чтобы не убить того, кому они предназначены. Я взяла новое яблоко и начала его чистить. – Время покажет, ваше преосвященство, как всегда. Шкурка упала на землю. Он молча наблюдал за мной несколько минут, а потом сказал: – Боюсь, когда все откроется, мы узнаем гораздо больше, чем хотим знать. – Наверное, вы правы, – кивнув, сказала я. Боже, как же мне хотелось, чтобы он ошибся. Прошло три дня, прежде чем я собралась с силами и задала его преосвященству вопрос, который отравлял мне жизнь. Я больше не могла этого выносить. – Вы допросили тех, с кем он творил свои злые дела, Пуату и Анри? В тот момент он занимался государственными делами, которым уже некоторое время не уделял должного внимания. – Да, – сказал епископ, и мне показалось, что его рассердило мое вмешательство, хотя он поднял голову и посмотрел на меня, что случается не часто. – Тщательно? – Достаточно тщательно, чтобы прийти к выводу, что они были его сообщниками во всех гнусных делах и заслужили того же наказания, что и их господин. – Значит, они знают, как погибли невинные дети. Жан де Малеструа позволил себе показать мне, что он смущен. – Ну, не все были такими уж невинными. Некоторые искали для себя выгоду в обществе Жиля де Ре. Мы не можем утверждать, что эти молодые люди совершенно безупречны. Мне совсем не хотелось тратить время на споры, потому что решимость начала меня оставлять. – Но те, что были маленькими… Вам известно, как они умерли. – Известно. – Он положил бумаги, которые читал, на стол и с удивленным выражением на лице откинулся на спинку стула. – Вы хотите узнать что-то определенное, сестра? – Да, – ответила я. – В таком случае я вас слушаю. У меня очень много дел, и я бы хотел к ним вернуться. – Маленькие дети, скажем, десять, одиннадцать лет… Как они были убиты? – спросила я. – Жестоко, – ответил он. – Как же еще? – Нет, меня интересует, каким способом у них отняли жизнь… – Жильметта… – Скажите мне. Он помолчал немного, прежде чем ответить. – Некоторые умерли, потому что из них выпустили всю кровь. Другим перерезали горло, а потом отрубили голову. Я была так потрясена, что не могла произнести ни слова. Именем Господа… Я почти испытала облегчение, потому что ожидала услышать совсем другое. Однако я знала, что настоящее спокойствие снизойдет на меня, когда я получу окончательный ответ. – А кому-нибудь из них разрезали живот? Он посмотрел мне в глаза.