Я искала клуб поклонников. Спилберг, Лукас, Хичкок, «Индустриальный свет и магия»[43] – у всех имелись группы фанатов, которые только и делали, что обменивались электронными сообщениями о своих героях. А вот у Дюрана их не было вовсе – бред какой-то. Увлеченные кино люди готовы на все, чтобы как-то приблизиться к своим кумирам, – их мания часто выражается в преследовании идола, так что тому порой приходится обращаться в полицию. Иногда это происходит слишком поздно. Но никто не интересовался Уилбуром Дюраном. Я не нашла ни одного клуба, организации или сайта, имеющего к нему хоть какое-то отношение. – А как отбить желание создавать клубы поклонников? – Нужно поручить своему адвокату написать им письмо, как только такие клубы начинают возникать, – ответил мне Эскобар с другого конца комнаты. – Или самому к ним обратиться. А этот тип настолько знаменит, что у него должен быть клуб поклонников? – Не знаю, подходит ли в данном случае слово «знаменит». Но он должен стоять у истоков культа – он работает над фильмами ужасов. – Ага. – Эркиннен сказал, что преступник должен вести жизнь затворника, так что он не станет лично входить в контакт с фанатами. Вероятно, он пользуется услугами адвоката. Мне кажется, Док прав, наш преступник ни с кем не хочет встречаться; я ничего не могу найти на него в Интернете. Похоже, ему не нужна раскрутка; он настолько владеет своим ремеслом, что пользуется постоянным спросом у продюсеров и режиссеров, которые мечтают, чтобы он снимал для них кино. – Дунбар, – перебил меня Спенс, – это Лос-Анджелес. Здесь не говорят: «кино». Правильно сказать: фильмы. – Да, ты прав. – Я отодвинулась от стола и встала. – Пора его немного погонять. – Я могу сделать это для тебя, – предложил Спенс. Выслушав шумные предложения о помощи, я смутилась и поняла, что еще не готова ничего рассказать. – Я сама, – пробормотала я. – Скоро я узнаю, есть ли причины следить за этим типом. – Тебе решать. – Спенс нахмурился. – Только не погружайся в это дело с головой. Похоже, это стало заметно. Дюран получил права в двух штатах: Калифорнии и Массачусетсе. В калифорнийских правах было указано три адреса; первый в плохом районе, вероятно, он жил там в дни зеленой юности; второй адрес находился в более благополучном месте, там селились представители богемы, идущие в гору. Три переезда за двадцать лет; не слишком много. В Массачусетсе, в Бостоне, он жил на Дистрит. На компьютерной карте я увидела, что это Южный Бостон. Действие прав закончилось, когда Дюрану исполнилось девятнадцать лет, но он их так и не обновил. Примерно в это же время он получил права в Калифорнии. В те давние времена ему выписали несколько штрафов за превышение скорости и другие мелкие нарушения – заметно больше, чем у прочих горожан. Дважды его штрафовали за неосторожную езду. Возможно, за рулем он избавлялся от избытка ярости. Один из полицейских в своем рапорте написал, что Дюран «агрессивен и не склонен к сотрудничеству». Впрочем, штрафы Дюран платил, не слишком протестуя. В те времена еще не действовали специальные программы по работе с агрессивными водителями, с них просто брали штрафы и с мстительным удовольствием значительно ухудшали условия страховки. За год до переезда в свою нынешнюю резиденцию он перестал попадать в поле зрения дорожной полиции. Неужели начал уважать правила уличного движения? Едва ли – как показывает статистика, подобного рода наклонности обычно лишь усугубляются. Быть может, он нашел человека в дорожном суде, который помогает ему разбираться с полицией, тут я могла навести справки. Или нанял шофера. Очень жаль. Было бы замечательно арестовать этого типа за обычное превышение скорости и найти на заднем сиденье набор париков и других улик. Нет, он не будет так неосторожен. Проверка первого калифорнийского адреса дала мне еще кое-что. Во время второго года пребывания там Дюран подал несколько жалоб на соседскую кошку, которая якобы очень шумела. – Эй, Спенс, – позвала я, с трудом сдерживая смех, – ты только посмотри. Он взял распечатку жалобы и прочитал вслух: – «Уилбур Дюран, – здесь Спенс сделал паузу, понимая, что узнал наконец так долго скрываемое имя подозреваемого, – подает жалобу на постоянно воющего кота Эдит Грандстром, женщины пожилого возраста, которая проживает в соседней квартире. Мистер Дюран утверждает, что кот шумит и мешает ему спать, а также угрожает нормальному состоянию его разума. Полицейский Т. Л. Робинсон навестил мистера Дюрана в его квартире и убедился в том, что тот находится в состоянии крайнего возбуждения. С некоторым трудом Робинсону удалось успокоить мистера Дюрана, после чего он сказал, что не может ничего поделать, поскольку в данный момент кот не издает никаких звуков. Он посоветовал мистеру Дюрану вызвать полицию в тот момент, когда кот нарушает спокойствие, или задокументировать этот факт при помощи аудио или видеозаписи. Когда Дюран спросил, какие еще действия он может предпринять в данный момент, Робинсон ответил, что больше ничего сделать не может». – Спенс с усмешкой вернул рапорт. – Значит, жалобщик является главным подозреваемым? Я кивнула. – Никогда о нем не слышал. – Считается, что он большая шишка. – Ну, тем лучше для него. Должен сказать, что такую жалобу увидишь не часто. Похоже, он слегка чокнутый. – И замечательный водитель. – Я протянула Спенсу распечатку штрафов. – Если хочешь помочь, можешь проверить, нет ли там чего подозрительного. Потом штрафы полностью прекратились. – Ну, если у него есть пара извилин, он должен был с этим справиться. А ты не можешь подкинуть мне чего-нибудь поинтересней? Мы оба рассмеялись. Без смеха в нашем деле не обойтись. Спенс ушел с листком в руках, качая головой. Однако следующая информация была совсем не такой забавной. На сей раз жалобу на Дюрана подала Эдит Грандстром. Кошка исчезла, ее хозяйка хотела, чтобы Дюрана арестовали. – Мисс Грандстром? Она осторожно приоткрыла дверь, и я увидела лишь узловатые пальцы руки. Однако она имела возможность разглядеть меня. И еще я заметила массивную цепочку и пряди седых волос. Я показала свой полицейский значок. Она прищурилась. – Я бы хотела поговорить с вами о вашем бывшем соседе, – сказала я. – О котором? – У нее был высокий визгливый голос. – Они постоянно меняются. – Об Уилбуре Дюране. Он жил здесь… Дверь моментально распахнулась, зазвенела снимаемая цепочка. – Заходите, детектив. На меня обрушился запах кошачьей мочи. Я последовала за хозяйкой в гостиную, в которой царил ужасный беспорядок. Похоже, мисс Грандстром не встречала статуэток кошек, которые бы ей не нравились. Кроме того, здесь имелись настоящие кошки – только в гостиной я насчитала четыре штуки. Они сразу же стали действовать мне на нервы. –Давно пора, – заявила мисс Грандстром. – А я все жду, когда расследование принесет плоды. Я решила промолчать, рассчитывая, что она сама все расскажет. Так и получилось. – Он убил моего Фарфела, я точно знаю. Кот был здоров как лошадь, и он бы никогда от меня не убежал. Несколько секунд я не знала, как себя вести. Следует ли сказать правду? Должна ли мисс Грандстром знать, что я пришла вовсе не из-за ее кота, дело которого уже давно сдали в архив? Или мне следует подыграть ей и сделать вид, что я продолжаю расследование, чтобы она разговорилась? – Я хочу уточнить кое-какие детали, – в конце концов сказала я. В моих словах не было лжи, но и всей правды не прозвучало. Однако я добилась ожидаемого результата. – Вы не могли бы напомнить, как все произошло? – спросила я. – Я понимаю, мы говорим о делах давно прошедших дней, к тому же ваше заявление принял тогда другой детектив. У меня уже начал чесаться нос. Я не страдаю от настоящей аллергии на котов, но их присутствие оказывает неприятное действие на мой нос. Здесь их наверняка значительно больше, чем четыре; кошки подобны тараканам: на каждую, которую ты видишь, найдется еще десяток спрятавшихся. Один из котов, полосатый и ужасно толстый, уже терся о мою ногу, урча, как «роллс-ройс». Мисс Грандстром ловко схватила его за шиворот и взяла на руки. – Ну, Борис, – заворковала она, – не мешай нам беседовать. Не всем нравятся кошки. Она улыбнулась, чтобы дать мне возможность выказать любовь к кошкам, но я этим не воспользовалась. Однако я улыбнулась в ответ, что вполне удовлетворило мою собеседницу. – Это было очень давно, – продолжала она. – Но если вы теряете любимое существо, забыть о нем трудно. Во всяком случае, я так устроена. – Я вас понимаю, – сказала я. – Так, дайте подумать… – Я полистала дело и нашла распечатку с жалобами. – Перед исчезновением кота Дюран жаловался на шум. – Это правда. Но я не понимаю, что его так рассердило, – Фарфел любил поболтать, но у него был тихий и приятный голос. Мы чудесно с ним беседовали. Конечно, он разговаривал на человеческом гораздо лучше, чем я на языке кошек. Душевные болезни могут быть трудноуловимыми и очень коварными. – В жалобе написано, что шум раздавался по ночам. – Но я никогда не просыпаюсь, когда мои кошки шумят, – не сдавалась мисс Грандстром. – Значит, вы могли просто не слышать? – Ну, такой вариант нельзя исключать, я сплю крепко… – А вам известно, как ваши кошки ведут себя ночью? – Я полагаю, что по ночам они ведут себя так же, как днем. – Вы уверены? – Нет. – Значит, вы не можете с уверенностью утверждать, что ночью кошки не шумят? – Нет, если вы хотите подойти к данному вопросу формально. Однако я уверена, что Дюран все выдумал. Он почему-то меня невзлюбил. – В его жалобе написано, что в то время он работал по ночам. А вам известно, чем именно он занимался? – Кажется, скульптурой, если я не ошибаюсь, но вы можете спросить у него. – Мне хочется побольше узнать о подозреваемом, чтобы составить о нем представление. Вот почему я решила сначала побеседовать с вами. Мои слова ей понравились, и она заговорила снова. – У меня создалось впечатление, что он всегда сидел дома; Дюран почти не выходил на улицу. Люди, которые жили раньше в его квартире, все время работали, я их даже не замечала. Ну, а те, что поселились после него – их было слишком много, чтобы обо всех рассказать, – никогда не вели себя так, как мистер Дюран. – Она усмехнулась, когда произнесла его имя. – Однажды я зашла к нему с пирожными, пытаясь установить мир, и он даже впустил меня к себе.