Тут же сбоку послышались быстрые шаги и странный свистящий звук — кто-то с шумом втянул воздух. — Ты чего это, Джек? — раздался крик Билла. С ловкостью и проворством дикого зверя Келлз прыгнул вперед и оказался между ними. Выхватив револьвер, он рукоятью изо всех сил ударил Билла в лицо. Тот упал как подкошенный, обмякший, с зияющей кровавой раной во лбу. Келлз постоял над ним и медленно опустил револьвер. Джоун испугалась, что он выстрелит. — Не надо! Не надо! Он ничего мне не сделал! Келлз оттолкнул ее. От его прикосновения по телу се словно прошел электрический разряд. Келлз нисколько не изменился в лице, но глаза его были страшны. В самой глубине серых кружков вспыхивали странные красные блики. — Возьмите свою лошадь, — приказал он. — Нет, не садитесь, переведите ее через ручей. Там будет тропа. Идите по ней в глубь каньона. Я вас догоню. И не вздумайте бежать или прятаться, — вам будет только хуже. Ну, быстрей! Джоун повиновалась. Пробежав мимо Холлоуэя, который замер с раскрытым ртом, она спустилась к ручью и по камням перешла на другую сторону. Там сразу нашла тропу и, не обернувшись назад, пустилась в путь. Ей ни разу не пришло в голову спрятаться или попытаться бежать. Она слепо повиновалась, не в силах сопротивляться чужой воле. Раз до нее донеслись громкие голоса и пронзительное ржанье лошади. Тропа отклонилась от левого склона и пошла вдоль берега шумного ручья. Вдруг ей показалось, будто прозвучали выстрелы, она испугалась, но полной уверенности у нее не было, и она остановилась, прислушиваясь. Однако в ушах раздавалось лишь журчанье быстрого ручья, да шелест ветра в ельнике. Она пошла вперед. До нее вроде бы стал доходить смысл поступков Келлза. Только был ли он движущей силой? Сомнительно. Все, что касалось этого человека, вызывало сомнение. Кроме одного: исходящей от него энергии, неистовой, беспощадной силы, чудовищной мощи. Громкий окрик заставил ее остановиться и оглянуться назад. По тропе трусили две вьючные лошади, сзади ехал Келлз, ведя на поводу ее собственную. Тех двух парней с ним не было. Келлз быстро нагнал ее, и ей пришлось сойти с тропы, чтобы пропустить вьючных животных. — Садитесь, — сказал Келлз и бросил ей уздечку. Она опять беспрекословно повиновалась и тут же, собравшись с духом, прямо спросила: — А где остальные? — Мы расстались, — коротко бросил он. — Почему? — настойчиво продолжала Джоун. — Что ж, если вам так хочется знать, мы расстались, потому что вы стали слишком быстро завоевывать их… скажем, расположение… а меня это не устраивает. — Завоевывать их расположение? — растерянно воскликнула Джоун. На миг пронзительные серые глаза испытующе посмотрели на нее и тотчас скользнули в сторону. Этот взгляд сразу подсказал ей, что крылось за его словами: он заподозрил, что она флиртовала с его головорезами… вероятно, ради того, чтобы с их помощью избавиться от него! Конечно, это было всего лишь подозрение, и лицо ее сказало ему, что подозрение совершенно беспочвенное. Джоун тут же пришло в голову, что, если она притворится, будто не понимает его намерений, если станет разыгрывать невинность и невежество, ей удастся выстоять в неравной схватке с этим непонятным человеком. И она решила попытаться, призвав на помощь всю свою женскую интуицию, ум и хитрость. Ведь Келлз человек образованный, хотя и ставший преступником, отщепенцем. Может быть, где-то глубинах его души сохранилась память об иной жизни. Может быть, ее удастся расшевелить. И Джоун решила, что надо постараться лучше его понять, выяснить его истинные намерения — тогда ей будет легче ему противостоять. — Билл и его приятель слишком интересовались… выкупом, который я хочу за вас взять, — продолжал Келлз, коротко засмеявшись. — А теперь поехали. Не отставайте от меня. Джоун выехала на тропу. Смех Келлза все еще раздавался у нее в ушах. В нем, похоже, звучала насмешка… Или это только плод ее воображения? Можно ли верить хотя бы единому его слову? Джоун почувствовала, что бессильна понять его, бессильна предугадать свою судьбу. Они ехали по типичному для этого хребта каньону. Тропа, вьющаяся меж желтых стен, была почти ненаезженная. Джоун не могла разглядеть на ней ничего, кроме следов пум и оленей. В зарослях колючих кустарников то и дело раздавался шум и треск — там бродили дикие животные. С тропы, не спеша, разбегались испуганные кролики и куропатки. Наконец Келлз и Джоун проехали старую полуразвалившуюся бревенчатую хижину — когда-то в ней, наверное, ютились старатели или охотники. Тропа оборвалась. Однако Келлз поехал дальше в глубь каньона. Джоун заметила, что желтые стены поднимались все выше, деревья росли все гуще, ущелье расширялось. На каком-то повороте одна из вьючных лошадей, похоже, непривычная к ноше, в первый раз оказалась целиком в поле зрения Джоун, и та вдруг увидела, что она напоминает ей какую-то другую, хорошо знакомую лошадь. Конечно, не лошадь Келлза, не лошадь Билла — их Джоун почти и не видела. Ей сразу бросилось в глаза, что это явно не вьючное животное: груз ей мешал, она не знала, как с ним надо идти. Джоун стала присматриваться, и вдруг ее словно громом поразило — лошадь-то больше всего похожа на жеребца Робертса! У нее перехватило дыханье, снова поднялся холодный липкий страх. Она закрыла глаза и попыталась представить себе ту лошадь: белая левая передняя нога, старое треугольное клеймо, лохматая челка; и особая примета — светлая полоска поперек морды. Не успела Джоун припомнить что-либо еще, как поняла, что сейчас, сию минуту, все это найдет у идущего впереди жеребца. Она боялась открыть глаза. Потом заставила себя. Ей показалось, что три приметы совпадают, и она все еще надеялась, что ошибается. Но тут лошадь, осторожно выбирая дорогу, обратилась к ней мордой. На темной шерсти явственно проступала светлая поперечная полоска! Джоун сразу ее признала. Значит, Робертс вовсе не едет сейчас домой. Келлз лгал. Келлз его убил. Такое простое и страшное свидетельство! Оправдались самые мрачные предчувствия Робертса. У Джоун закружилась голова, к горлу поднялась тошнота. Она покачнулась, но все же последним усилием воли заставила себя удержаться в седле. Она сражалась со своим страхом, как с диким зверем. Вцепившись обеими руками в луку седла, закрыв глаза, она предоставила своей лошадке выбирать дорогу, а сама изо всех сил старалась не поддаться панике от ужасного открытия, не позволить ей окончательно раздавить себя. Пока Джоун боролась с тошнотворной слабостью, ум ее успел вникнуть в ситуацию, как та ей теперь виделась. Она поняла Келлза, догадалась о собственной плачевной участи. Как это получилось, она не знала, только никаких сомнений у нее больше не было. Была реальность, ясная, беспощадная, неотвратимая. Зачем ему понадобилось обманывать ее, как ребенка? Все разговоры о выкупе были сплошным враньем. Как и утверждение, будто бы он расстался с Биллом и Холлоуэйем из-за того, что не хотел делить с ними выкуп. Сама мысль об этом пресловутом золоте казалась теперь просто смехотворной. С самой первой минуты Келлз хотел только ее; пытался заставить Робертса ее бросить, а когда это не удалось — убил его; потом избавился и от своих двух сообщников — теперь-то Джоун понимала, что тогда действительно слышала выстрелы. Замысел Келлза, выношенный в глубине его темной души, стал, наконец, вырисовываться. Джоун ясно видела свою судьбу, жалкую, горше судьбы рабыни, горше смертных мук — самую страшную судьбу, что может выпасть на долю женщины. Ее снова потрясла реальность всего случившегося: ведь все это происходит на самом деле, как бывало в тех историях, которым она не верила! И ей самой, и ее родным и друзьям казалось, что в далеком горном поселке они жили в полной безопасности, вполне счастливо, трудились, верили в добро и не придавали значения слухам о таких вот вещах. А теперь это произошло с ней самой. Случавшиеся иногда нападения на почтовые кареты, убийства и ограбления одиноких старателей, драки в салунах и стычки на дорогах, безуспешные погони на границе за бандитами, неуловимыми, как арабы, скорыми, как апачи, — были достаточно ужасны, о худшем никто не хотел и думать. Реальность похищения и того, что за ним должно последовать, подействовало на ум и волю Джоун, как грубый удар острых шпор. Раз она жива, — а в свете того, что она узнала о Келлзе и ему подобных, это казалось ей почти невероятным, — ей надо собраться и встретить его во всеоружии женских кошачьих хитростей, коварства и дьявольской ловкости! Она обязана победить его, одолеть любым способом, убить — или погибнуть. Она не из тех, кого какой-то головорез может затащить в горное логово и сделать своей игрушкой. Страх и ужас добрались до глубины ее души и отомкнули там силы, о которых она и не подозревала: ее рутинный жизненный уклад оставлял их невостребованными. Она больше ничего не боялась. Она не слабее этого человека. Теперь она женщина, а не беспечная юная девица, которая смутно грезила то о делах давно минувших дней, когда ее самой еще не было на свете, то о немыслимых приключениях, ожидавших ее в будущем. Она познала ярость и ненависть, оскорбленная женская гордость воспламенила ее дух. Глава IV До самого конца каньона Джоун старательно не давала Келлзу случая поймать ее взгляд — пока у нее не появилась полная уверенность, что глаза больше не выдадут ее, что Келлз не догадается о происшедшей в ней перемене. Время шло. Путь становился все труднее. Крутые подъемы и спуски поглощали все ее внимание — приходилось думать только о лошади да собственной безопасности. Келлз повел ее через заваленный глыбами камня горный хребет. Одна другую сменяли бесконечные скалистые террасы. Джоун то и дело приходилось спешиваться и вести лошадь на поводу. Из зарослей, окружавших редкие прогалины, за людьми украдкой следили звери — то ли волки, то ли лисицы. Вокруг вздымались темные горные вершины. Уже давно перевалило за полдень. Наконец Келлз снова стал спускаться. Он ехал зигзагами по выветрившимся склонам, через заросшие кустарником террасы, все ниже и ниже, к новым каньонам. Вдруг он остановился. Перед ними, сверкая в лучах заходящего солнца, высилась одинокая гора. Тут и закончился самый долгий в жизни Джоун дневной переход. Миля за милей карабкались они то вверх, то вниз, углубляясь все дальше в горы. В голове у Джоун все перемешалось: направление троп, спусков и подъемов. Она потеряла всякое представление о том, откуда и куда они ехали. Место, где Келлз остановился, поразило ее невероятной дикой красотой — такого она в жизни еще не видывала. Это было начало каньона — узкая ложбина с низкими стенами, сплошь заросшая высокой густой травой, ивами, елями и пихтами. Из-за деревьев, навострив длинные уши, на людей с доверчивым любопытством смотрели олени. Трава то и дело приходила в движенье — там в глубине разбегались в разные стороны какие-то мелкие зверьки. Под огромной пихтой, вершиной доходящей до края стены, Джоун увидела небольшую бревенчатую хижину без двери. Некоторые бревна желтели срезами, значит, построили ее совсем недавно. Хижина не походила на лачугу охотников и старателей, которые Джоун встречала, разъезжая по горам с дядей. Все это она отметила, бросив лишь один быстрый взгляд. Келлз спешился и подошел к ней. Она открыто, хотя и не очень прямо, посмотрела на него. — Я устала. Нет сил даже с лошади слезть, — сказала она. — Пятьдесят миль вверх-вниз по горам! И ни разу не заныть! — воскликнул он с восхищением. — Вы просто молодец! — Где мы? — Это «Затерянный Каньон». О нем знает всего несколько человек. Из моих людей. Здесь я и буду вас держать. — Сколько времени? — спросила она и заметила, как он пристально взглянул на нее. — Ну… пока… — ответил он с расстановкой, — пока не получу выкуп. — А сколько вы думаете запросить? — Сейчас вы стоите сто тысяч золотом… Потом я, возможно, цену сбавлю. Джоун без труда поняла скрытый, едва замаскированный смысл его слов; он стоял и откровенно ее рассматривал. — Бедный дядя! Столько ему никогда не набрать! — Ничего, наберет, — резко ответил Келлз. Он помог Джоун сойти с лошади. Затекшие руки и ноги ее почти не слушались, и она позволила Келлзу снять ее с седла. Келлз сделал это очень осторожно, как полагается джентльмену, и первая тяжкая минута мучительного испытания благополучно миновала. Джоун поняла, что интуиция ее не обманула, что она на верном пути. Похоже, что, хотя Келлз был, да, конечно, и оставался негодяем из негодяев, присутствие девушки, какие бы оно не будило в нем инстинкты, не могло не вернуть его в то прошлое, когда, живя иной жизнью, он был и совершенно иным человеком. И то, как он сейчас обошелся с Джоун, произошло также непроизвольно, как и грубый жест Билла. Эта мелочь, это хрупкое звено, все еще связывавшее Келлза с прошлым, с тем временем, когда он принадлежал к другому обществу, воодушевило Джоун, показало, как вести ей свою трудную игру. — А вы очень галантный разбойник, — заметила она. Келлз не то не расслышал ее слов, не то пропустил мимо ушей; стоя перед ней, он оглядывал ее с ног до головы. Потом придвинулся ближе, будто хотел помериться с ней ростом. — Вы, оказывается, очень высокая. Вы мне выше плеча. — Да, я очень долговязая. — Почему «долговязая»? Вы прекрасно сложены — высокая, гибкая, сильная. Вы похожи на одну индианку, которую я когда-то знал… Вы знаете, что вы очень красивы? — Более или менее. Мои друзья не решаются говорить мне такие комплименты. А от вас, похоже, мне их придется выслушивать. Вот уж не ожидала ничего подобного от Джека Келлза из пограничного легиона! — Из «пограничного легиона»? Откуда вы взяли это название? — Ниоткуда. Сама сейчас придумала. — Очень удачно придумали. Я запомню. А как вас зовут? Робертс вас называл… Услышав это имя, Джоун похолодела, внутри у нее все сжалось, но она этого никак не обнаружила и, глазом не моргнув, ответила: — Меня зовут Джоун. — Джоун! Его тяжелые властные руки легли ей на плечи. Келлз повернул ее лицом к себе. Она снова поймала его пристальный взгляд, странный, похожий на холодный отблеск солнца на льду. Нельзя отводить глаза, сказала она себе. Начиналось самое ответственное испытание. Она готовилась к нему все долгие часы пути, собирая в кулак волю, изгоняя из души все, что там было мягкого, чувствительного; теперь, мысленно помолившись, она быстро заглянула ему в глаза — два окна в серую бездну ада. Она смотрела в пустую пропасть, в его черную, ничем не прикрытую душу, и глаза ее выражали только робкий испуг ничего не подозревающей невинной девушки. — Джоун! Вы знаете, зачем я вас сюда привез? — спросил он хрипло. — Да, конечно. Вы же сами сказали, — спокойно ответила она. — Хотите взять за меня выкуп. Золото. Только боюсь, вам придется отвезти меня домой без всякого выкупа. — Разве вы не понимаете, что я хочу с вами сделать? — так же хрипло продолжал Келлз. — Сделать со мной? — повторила она, не дрогнув ни одним мускулом. — Вы… Вы ничего об этом не говорили… я не думала… Вы ведь не сделаете мне ничего плохого? Я же не виновата, что у дяди не хватит золота на выкуп! Келлз сильно тряхнул ее. Лицо у него помрачнело. — Вы отлично понимаете, что я имею в виду. — Не понимаю. Сделав вид, что хочет показать характер, Джоун попыталась вырваться, но он еще крепче сжал ее. — Сколько вам лет? Джоун часто принимали за совсем юную девицу, даже за вытянувшуюся девочку. Подлинный ее возраст выдавала только развитая фигура.