И замер. Оттуда на меня смотрели самые красивые на свете темно-карие глаза. Когда наши взгляды встретились, ее длинные черные ресницы затрепетали. — Хармони, — задохнувшись от восхищения, произнес я. — Райдер, — также потрясенно ответила она. Она отодвинулась подальше, и мне стала видна остальная часть ее лица. Я нахмурился. Все ее лицо от скул до самой шеи было спрятано под тканью. Неприкрытую тканью кожу залил густой румянец. Хармони провела рукой по голубому материалу. — Пророк приказал мне всегда ее носить. Мои брови поползли к переносице. — Почему? — Потому что я — последний шанс исполнить пророчество. Он хочет, чтобы до нашей свадьбы я оставалась чистой, — она снова коснулась ткани. — Благодаря этому, я не соблазню ни одного мужчину взять меня до нашей брачной ночи. Именно поэтому я заперта в этой камере. Меня покажут людям, только когда для этого придёт время. И ни минутой раньше. От боли, мелькнувшей в голосе Хармони, я напрягся, и во мне закипел гнев. Иуда. Это всё снова Иуда. Чтобы успокоиться, я сосредоточил своё внимание на глазах Хармони. Вдруг я увидел проблеск выбившихся из-под чепца светлых волос, и мои губы изогнулись в неожиданной улыбке. — У тебя светлые волосы. — Да, — ответила она. У нее дёрнулись щеки, и я понял, что под тканью она улыбается. И хотя я не видел ее губ, она улыбалась глазами. — А у тебя каштановые волосы и карие глаза. От ее испытующего взгляда меня охватила паника, и я взмолился, чтобы она не обнаружила никакого сходства с Иудой. Однако я быстро успокоился, когда она сказала: — Но из-за крови и грязи у тебя на коже мне почти ничего не видно, — её глаза заблестели, и голос снизился до шепота. — Райдер… что они с тобой сделали? Ее печальный голос пронзил меня насквозь. — То, чего я заслуживаю, — хрипло ответил я. Хармони покачала головой так, словно собиралась возразить, но я ее оборвал. — Ты… ты снимешь для меня эту ткань? Я хочу… хочу тебя увидеть. Мне необходимо увидеть твое лицо. Хармони замерла, всматриваясь в меня своими широко распахнутыми глазами. — Хармони, — тихо, от всего сердца проговорил я. — Я не верю, что ты окаянная. — Но… но меня признали окаянной, — с дрожью в голосе сказала она. — Я не верю, что красота — это порождение дьявола, — проговорил я и тяжело сглотнул. — Раньше я верил, Хармони. Я очень долго верил, что это правда, и не сомневался в учении… Но сейчас… Я затих. Хармони молчала, ожидая, когда я закончу. Я вздохнул. — Но теперь мне кажется, что, скорее всего, это была просто очередная ложь. Очередное убеждение, которое я искренне почитал, а теперь задаюсь вопросом, есть ли во всём этом хоть какой-нибудь смысл. Хармони прищурила глаза, словно пытаясь заглянуть мне в душу. Я открыто и искренне смотрел на нее. В этой жизни я так много лгал, так долго притворялся, что у меня уже не осталось сил и дальше разыгрывать какой-либо спектакль. Не с Хармони. Я хотел, чтобы она увидела меня. И только меня. Не Каина… а меня… Я устал. Так чертовски устал от всего этого. Шли минуты, Хармони не двигалась. Я испугался, что она решила, будто мне нельзя доверять. Я уже потерял было всякую надежду увидеть ее лицо, как вдруг она потянулась рукой к голове. Я увидел, как дрожащими пальцами она отстегнула от чепца бледно-голубую ткань и убрала ее от лица. Когда легкий материал скользнул на пол, я затаил дыхание. Хармони смотрела на меня безо всяких преград, и у меня в груди разлился жар. Она оказалась самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел. Хармони нервно сглотнула, и тепло легким покалыванием промчалось у меня по спине. Ее щек коснулся лёгкий румянец, а темные глаза заблестели. Кожа была шелковистой и бледной. Скулы — высокими и точёными, а губы — розовыми и пухлыми. — Хармони, — прерывисто выдохнув, произнёс я. Мне хотелось сказать ей, что она красивая, самая красивая женщина на свете. Но я сдержался. Как окаянной, ей сейчас меньше всего хотелось услышать мой комментарий о ее красоте. — Спасибо, — тихо сказал я. Вдруг Хармони застенчиво потупила глаза — простое действие, которое моментально растопило мое сердце. Она слегка повернула голову, а потом всё замерло. У нее на щеке виднелся большой красный след, в этом месте кожа пошла пятнами и припухла. — Что произошло? — резко, сквозь стиснутые зубы спросил я. Глаза Хармони снова взметнулись на меня, и я увидел в ее лице проблеск гнева. — Пророк Каин, — прошептала она, подняв руку, чтобы прикрыть красный след, и, коснувшись его, поморщилась. Я не мог говорить. Я был так взбешен, так рассержен, что голос застрял у меня в горле, сердце зашлось в жёстком ритме, словно самые громкие барабаны. — Я… я попыталась помешать ему ко мне прикоснуться…, — произнесла Хармони, и ее лицо залил густой румянец. Она стиснула зубы, и на ее глаза навернулись злые слезы. — Я схватила его за запястье, — она помедлила. — И изо всех сил его сдерживала. В минуту какого-то безумия, я попыталась воспрепятствовать лидеру нашей веры сделать со мной то, что он хотел. Я сопротивлялась. Безрассудно и глупо сопротивлялась. Не знаю, о чем я думала. Я до боли сжал руки в кулаки. Но вместе с тем ощутил в груди приятный прилив жара — гордости. Я почувствовал гордость за то, что Хармони это сделала, за то, что она попыталась защититься от нежелательного прикосновения Иуды. — Хорошо, — удалось выговорить мне. Хармони застыла и уставилась на меня. — Хорошо? Я отрывисто кивнул головой, насколько мне позволяло моё неудобное положение на полу. — Нельзя позволять ему этого делать, — ответил я. — Он не имеет на это права. Когда я произнес эти слова, во мне мелькнуло едва уловимое облегчение. Я почувствовал облегчение, потому что был на все сто процентов уверен, что никогда не прикоснусь к женщине против ее воли. Сколько бы ни было у меня власти, я никогда бы этого не сделал. По крайней мере, в этом я кардинально отличался от своего брата-близнеца. Хармони поднесла руку к лицу. Через мгновение я понял, что она вытирает слезы. Но это были вовсе не слезы грусти. Это были жгучие слезы гнева, досады. Моим глазам открылся тот самый огонь, который я так хотел увидеть в ее красивом лице. — Это не недопустимо, — твёрдо сказала она. — Нельзя позволять, чтобы он брал, кого угодно и когда угодно… какими бы молодыми или сломленными они ни были. Хармони шмыгнула носом и заглянула мне в глаза. — Почему? Почему подобное происходит? Все эти дети, участвующие в Дани Господней, у них нет выбора. Нам навязали обряд Пробуждения и глазом не моргнув, клеймо «окаянная», данное нам в столь юном возрасте и навсегда меняющее нашу жизнь… Ее голос стих. Я видел, как она пыталась сопротивляться охватившей ее ярости. Эту битву она проиграла. — Я знаю, что этому учит Писание, — вспыхнула она. — Знаю, что эти обряды практикуются на протяжении долгих лет. Но почему в них сомневаются лишь единицы? Почему их еще не запретили? Хармони сделала судорожный вдох, и я сказал: — Хармони, прецедент был создан много лет назад Пророком Давидом, когда он заявил, что так повелел Бог. Люди верят, что этого хочет Бог от своего избранного народа — от нас. — Я в это не верю, — с твёрдой уверенностью заявила она. — Если Всевышний существует, то Он не позволил бы мужчинам насиловать детей. Лишая женщин всякого выбора. Хармони рассмеялась невесёлым смехом и посмотрела в сторону. — Я видела его… видела Пророка Давида, Райдер. Это было очень давно. И я возненавидела его с первого взгляда, как и всех последователей-охранников и большинство мужчин, с которыми когда-либо сталкивалась. Но Пророк Каин сегодня оказался чем-то совершенно иным. — Я увидела у него во взгляде страшное зло, — у нее из груди вырвался резкий смех. — Он очень красивый, самый привлекательный мужчина из тех, кого я встречала. Я порывисто выдохнул, я даже не заметил, что задержал дыхание. Потому что если она сочла Иуду красивым… то посчитала бы таковым и меня. Но этот самонадеянный восторг очень быстро улетучился, когда она добавила: — Но взглянув ему в глаза, я увидела только уродливую душу. Я не любила Пророка Давида за то, что он позволял творить с маленькими девочками… со мной… Эту фразу Хармони не закончила. Она снова сдержала себя, затем гневно продолжила: — Но когда я заглянула в глаза Пророку Каину, то ощутила настоящий страх, Райдер. Этот человек… Ее лицо побледнело. Когда она посмотрела на меня, я почувствовал охвативший ее ужас. — Он получит желаемое чего бы ему это ни стоило. Он причинит нашим людям боль, и они слепо последуют за ним… и мне он тоже причинит боль. И на этот раз я не уверена, что мне удастся от этого оправиться. Я знала таких людей, как он. Они ни перед чем не останавливались. Когда им чего-нибудь… кого-нибудь… хотелось, они не останавливались до тех пор, пока не разрушали их до самого основания или и того хуже… — Хармони.