Минули годы, прежде чем наконец снова пришла весна. Но весна пришла. Океан — живущий своей, неторопливой жизнью и не ведающий уныния, послал в самый раз тепла, чтобы не дать спирали перемен раскрутиться и не сделать зиму необратимой. В должный срок теплые облака, набухшие поднявшейся из морей влагой, снова поплыли над континентами. Ветви деревьев опять потянулись к небу, повсюду, из всех трещин в асфальте, поползла трава. И все же высоко в небе оставалось еще достаточно пыли. Холодный воздух то и дело прорывался на юг, напоминая о Нескончаемой Зиме. Туман кристаллизовался вокруг частиц пыли и выпадал на землю снежинками невиданной величины. Ненавистная Зима упрямо возвращалась, пытаясь погрузить континенты в вечную тьму. Часть третья. Цинциннат 1 Снегопад сопровождался ветром, круговерть метели порождала зловещие белые фигуры-призраки, которые исчезали поя кладбищенской сенью застывших на морозе деревьев, но тут же на смену им являлись новые, еще страшнее прежних. Облепленная снегом ветка треснула, не выдержав веса еще одной огромной снежинки. Эхо хруста разнеслось далеко вокруг, как от ружейного выстрела. Снег милостиво припорошил мертвые глаза издохшего от голода оленя и уже начал сглаживать неровности между его выпирающими ребрами. Совсем скоро не осталось и следа от углублений в промерзающей земле, проделанных животным всего час назад в бесплодных поисках корма. Танцующие снежные вихри, не ведающие пристрастий, укутывали белым саваном все, к чему подступали; они быстро накрыли свежей чистой пеленой багровые пятна на старом, слежавшемся снегу. Белых одеял хватило на все трупы; мертвые тела выглядели теперь мирно и напоминали спящих. * * * К тому времени, когда Гордон отыскал тело Трейси под засыпанным снегом кедром, пурга подчистила все следы недавней схватки. Кровь давно перестала сочиться, превратившись в ледяную корку. Перерезанное горло несчастной девушки было холодным и сухим. Гордон заставил себя отбросить воспоминания о Трейси, какой он знал ее при жизни, хотя их знакомство продолжалось недолго: неизменно жизнерадостной, отважной, исполненной энтузиазма по поводу безнадежного дела, которое она на себя взвалила. Скорбно опустив уголки рта, он разорвал ее шерстяную фуфайку и потрогал подмышку. Тело было еще теплым. Беда стряслась совсем недавно. Гордон бросил взгляд в юго-западном направлении, куда тянулись быстро исчезающие в метели следы, и зажмурился от яркой белизны снега. Рядом с ним неслышно возникла фигура в белом балахоне. — Жаль! — услыхал он шепот Филиппа Бокуто. — Славная была девушка! А я-то готов был поклясться, что эти гады не сумеют... — Как видишь, сумели, — оборвал его Гордон. — И всего-то минут десять назад. Он приподнял труп за ремень. Глаза на темно-коричневом лице под белым капюшоном понимающе сощурились. Тело Трейси осталось нетронутым и даже не было изуродовано холнистской символикой. Небольшая банда «мастеров выживания», видно, слишком торопилась, чтобы прихватить свои традиционные жуткие трофеи в виде частей тела. — Мы могли бы их поймать, — шепнул Бокуто. Его глаза пылали гневом. — Через три минуты я буду здесь с остальным отрядом. Гордон покачал головой. — Нет, Фил. Мы и так увлеклись преследованием и вышли далеко за пределы нашего периметра обороны. Пока мы их настигнем, они успеют устроить засаду. Лучше заберем тело Трейси и вернемся. Бокуто сжал челюсти. Он уже не шептал, а говорил полным голосом: — Мы сумеем их поймать! Гордон не мог справиться с раздражением. Зачем Филипп говорит это? Бокуто был сержантом морской пехоты — до того, как около двух десятков лет тому назад от былого мира осталось мокрое место. Ему, а не Гордону, следовало бы принимать подобные малоприятные, но необходимые решения, взваливать на себя ответственность... Он снова покачал головой. — А я говорю, нет! И оставим это. Он взглянул на девушку, бывшую до сегодняшнего дня лучшей разведчицей в армии Уилламетта. Видимо, она все же где-то дала маху... — Нам нужны живые бойцы, Фил. Свирепые и готовые к схватке, а не мертвые. Они избегали смотреть друг на друга. Немного погодя Бокуто оттеснил Гордона в сторону и склонился над неподвижным телом. — Дай мне пять минут, прежде чем поднимешь отряд. — Оттащив тело Трейси за ствол кедра, на подветренную сторону, он вытащил нож. — Вы правы, сэр, нам нужны злые бойцы. Вот мы с Трейси и позаботимся об этом. Гордон поморщился. — Фил, — запротестовал он, вытягивая руку, — не надо! Не обращая внимания на Гордона, Бокуто с перекошенным лицом разорвал на Трейси рубашку. Не поднимая глаз, выдавил: — Согласен с тобой: мы должны привести наших трусливых фермеров в бешенство, чтобы они рвались в бой! Именно так и советовали нам поступить Дэна и Трейси в случае необходимости. Гордон все еще не верил своим глазам. — Дэна не в своем уме, Фил! Разве ты до сих пор не понял? Пожалуйста, не делай этого! — Он схватил друга за руку и попробовал оттащить от трупа, однако был вынужден отступить перед нацеленным на него острием ножа. Глаза Бокуто метали молнии. — Не усугубляй моего горя, Гордон! Ты — мой командир, и я буду подчиняться тебе, пока это остается наилучшим способом убивать как можно больше холнистов. Но ты, Гордон, слишком цивилизован, хотя жизнь требует совсем другого! Надо же знать меру! Ты меня слышишь? Я не позволю тебе предать Трейси, Дэну, меня ради твоего глупого упрямства, место которому в двадцатом веке! Вот так! А теперь вали отсюда, мистер инспектор... сэр. — Бокуто задыхался от негодования. — И не забудь дать мне пять минут, прежде чем приведешь остальных. Он озверело сверкал глазами. Гордон попятился. Фил сплюнул на снег, смахнул иней с мокрых бровей и ресниц и занялся своим страшным делом... Возвращаясь к отряду, Гордон продолжал недоумевать. Фил Бокуто ни разу еще не набрасывался на него вот так, размахивая ножом, с диким взглядом, не желая подчиниться приказу... Но потом он вспомнил, что никогда не приказывал ему не делать того, что Бокуто собирался сделать сейчас, он всегда просил, уговаривал. Уверен ли он, что сержант на самом деле не прав? Не разделяет ли он сам в глубине души кое-какие идеи из тех, что проповедует Дэна и ее свихнувшаяся женская банда? Гордон покачал головой. Фил прав по крайней мере в одном: философствовать на поле боя просто глупо. Здесь главная проблема — как выжить. Другой войне — той, что разворачивается еженощно в его снах, — придется дожидаться лучших времен. Он осторожно спустился вниз по склону, сжимая в кулаке штык — наилучшее оружие при подобной погоде. Половина людей в его отряде отложила до поры ружья и луки и вооружилась длинными ножами — еще один урок, с трудом перенятый у безжалостного, неистощимого на пакости врага. Они с Бокуто оторвались от остального отряда всего метров на пятьдесят, однако ему казалось, что на целые мили вокруг нет дружеской души — одни расставленные врагом ловушки. Людей заменяли призрачные тени снежных вихрей — словно не умеющих решить, к какому лагерю примкнуть. Эфемерные нейтралы в безмолвной, безжалостной войне... «Кто возьмет на себя ответственность?..» Гордону отовсюду слышался этот свистящий шепот. Роковая фраза прочно засела в его мозгу с тех самых пор, как он сделал выбор между разумной трусостью и бессмысленной надеждой сохранить здесь островок цивилизации... Очередная диверсионная группа холнистов свирепствовала с размахом; впрочем, местные фермеры проявили себя более отчаянными вояками, чем можно было от них ожидать. К тому же Гордон и его отряд всегда находились неподалеку, готовые ввязаться в бой. Совсем недавно его Армия долины Уилламетт одержала небольшую, но важную победу: двадцать человек расстались с жизнью, но забрали с собой и пятерых врагов. От банды холнистов уцелело всего трое или четверо — теперь они пытались уйти на запад. Однако даже четверо этих двуногих чудовищ, пусть измотанные и почти лишившиеся боеприпасов, представляли собой страшную угрозу. В его отряде оставалось всего семь человек, а подкрепления ждать не приходилось. Пусть уходят. Все равно они вернутся. Впереди раздалось совиное уханье. Гордон узнал условный сигнал, подаваемый Лейфом Моррисоном. Лейф делает успехи. Если война подарит нам еще годик жизни, он кого-нибудь да сумеет одурачить. Гордон отозвался похожим уханьем — два крика в ответ на три. Потом он стремительно пересек небольшую поляну и съехал в овраг, где его уже ждали. Моррисон и еще двое поспешили к нему. Их бороды и козлиные бурки были запорошены снегом, они взволнованно сжимали в руках оружие. — Где Джо и Энди? — спросил Гордон. Лейф, верзила-швед, ткнул пальцем влево и вправо. — Посты, — пояснил он. Гордон кивнул и, развязав под большой елью рюкзак, вытащил оттуда термос. Начальственное положение давало ему привилегии, в частности, возможность налить себе горячего сидра когда вздумается, не спрашивая ничьего разрешения. Бойцы отряда снова заняли свои позиции, но то и дело оглядывались на «инспектора», ломая головы, что он выдумает на этот раз. Моррисон — фермер, едва унесший ноги во время сентябрьского налета холнистов на Гринлиф, — имел вид человека, лишившегося всего, что он любил, и уже не принадлежащего к этому миру. Гордон взглянул на свои часы — отличные, довоенные, преподнесенные ему умельцами в Корваллисе. Бокуто давно управился. Сейчас он, наверное, возвращается, петляя, чтобы запутать следы. — Трейси мертва, — сообщил Гордон, следя за реакцией разом побледневших лиц подчиненных. — Наверное, пыталась зайти в тыл этим сволочам и задержать их до нашего подхода. Она не спросила у меня разрешения. — Он пожал плечами. — Вот и поплатилась. Испуганное молчание сменилось отменной бранью. «Так-то лучше, — подумал Гордон. — Только в следующий раз холнисты не будут дожидаться, пока вы, ребята, рассвирепеете. Они прикончат вас, когда вы еще будете соображать, стоит ли пугаться». Имея богатый опыт по часта вранья, Гордон произнес ровным, без всякого выражения голосом: — Мы опоздали на каких-то пять минут, а то успели бы ее спасти. Но у бандитов время нашлось: они прихватили с собой кое-какие сувениры. На лицах слушателей появилось выражение омерзения, быстро сменившееся гневом. — Поспешим за ними! — предложил Моррисон. — Они не могли уйти далеко.