–  Покрыт налетом, вот и черный. Мариша, признайся, ты ведь его мыла? –  Ну что ты! Но тут же Мариша почувствовала, как предательски краснеет. У нее даже уши запылали двумя маленькими факелами. И конечно, Смайл это немедленно заметил. Он зажег верхний свет в комнате и пытливо уставился на жену. Мариша постаралась сделать вид, что ровным счетом ничего не происходит. И специально не смотрела на Смайла. –  Мариша! – услышала она требовательный голос мужа. – Где ты взяла этого петушка? Отвечай мне! –  Купила. –  Где? В магазине? –  Да. Верней, не совсем в магазине, а… а рядом. –  Рядом? Как это рядом? –  Ну, перед магазином. –  Что это значит, рядом? Ты купила погремушку для нашего ребенка… с рук? Голос мужа звучал слишком настойчиво, чтобы Мариша решилась соврать. Великий Боже, и за что ей все это? Что плохого она сделала? Всего лишь хотела порадовать своего будущего ребеночка, вот и купила ему приглянувшуюся вещицу. За что же ее ругать? Но все же Марише пришлось выложить мужу все правду о том, как была ею совершена эта покупка. Ругать ее Смайл не стал. Он просто задумчиво посмотрел на жену и произнес: –  Иногда ты выкидываешь такие фокусы, что я не знаю, что и думать. Ты маленький ребенок или все-таки взрослая женщина? –  Не ругай меня! – на всякий случай напомнила ему Мариша. – Мне нельзя волноваться! –  А скупать ворованное, значит, можно! –  Но я же не знала, что погремушка ворованная! –  Позволь тебе напомнить, что незнание законов не освобождает от ответственности. –  Н-на ч-что ты намекаешь? – дрожащим голосом спросила у него Мариша. –  Я не хочу, чтобы мою беременную жену посадили в тюрьму за кражу и убийство. –  Я никого не убивала! – содрогнулась Мариша. –  Очень на это надеюсь. Но все равно мы с тобой должны немедленно пойти в милицию и все там рассказать! Мариша в ответ только вздохнула. Должны, кто же спорит? Но как не хочется! Мамочки родные, как же ей этого не хочется делать! В милиции Маришу со Смайлом внимательно выслушали. Записали их паспортные данные, а затем сказали, что этим делом занимаются на Литейном и что супругам надо туда, а не к ним. –  Поедете туда завтра с утра. Спросите следователя Воронцова. –  Воронцова? Но ведь это же фамилия убитого кол-лекционера? –  Верно. Дело ведет его сын, – кивнул дежурный. – Николай Воронцов. Уверен, он будет счастлив получить от вас ниточку в деле убийства его отца. Впрочем, если хотите, поищу вам номер его мобильного. Разумеется, Мариша со Смайлом хотели. Им совсем не улыбалось провести тревожную ночь. Лучше уж все выяснить до конца прямо сейчас. Телефон Воронцова нашелся. И Николай сразу же согласился приехать. И даже не в отделение, а прямо домой к свидетелям. Следователь Воронцов оказался подвижным худощавым мужчиной лет тридцати семи – сорока. Не красавец, но глаза у него были умные и очень цепкие. А нос длинный и какой-то очень подвижный. Мариша еще подумала, что именно такой нос и должен быть у хорошей ищейки, но не успела озвучить свою мысль вслух. Едва увидев серебряного петушка, Воронцов воскликнул: –  О боже! Что вы с ним сделали? –  Мы… Мы… это… того… Помыли его! –  Я и вижу, что помыли! А зачем? –  Как это зачем? – удивилась Мариша. – Потому что он был грязный! –  Вместе с грязью вы смыли все улики! Воронцов был явно в отчаянии. И чувствуя отчасти свою вину, Мариша попыталась его утешить. –  Но зато я могу описать вам внешность грабителя. –  Зачем мне его внешность? Я и так прекрасно знаю, кто там работал! И следователь понурил плечи, словно на них внезапно легла стопудовая тяжесть. –  Это был мой племянник, – произнес он упавшим голосом. – Сын моего родного брата. И он достал из бумажника небольшую фотографию. –  Он? Мариша взглянула и вернула фотографию обратно. –  Он! –  Это он продал вам петушка? –  Да. Он. –  Вот видите, – горько произнес Воронцов. – Дурное семя. На фотографии продавший Марише погремушку молодой человек выглядел гораздо лучше, чем в жизни. Он был аккуратно причесан, одет в красивую, чистую и старательно наглаженную рубашку. Да и взгляд у него был совсем другой – прямой и открытый. И глаза ярко блестели, как и положено у здорового и полного сил молодого человека. –  Простите, пожалуйста! – воскликнула Мариша. – Я не знала, что погремушка ворованная! –  Понимаю. Наверное, Ваня наплел вам целую историю о рано умершей матери, о больной бабушке, об операции, о голодной маленькой сестренке, которую могут забрать в детский дом, если бабушка умрет, да? –  Сестренки не было. А все остальное в принципе верно. –  Он всегда врет одно и тоже, – вздохнул Воронцов. – Не верьте ему, мать у него жива и вполне благополучна. И бабушка тоже. –  Значит, ваш племянник уже не впервые крадет у своего деда? –  Только тех эпизодов, о которых сообщали мне, на моей памяти было не меньше трех. И я уверен, что отец замалчивал большую часть таких случаев. Не говоря уже о том, что он сам регулярно давал Ване деньги, которые тот и просаживал. –  Зачем? Зачем же было давать парню деньги? Воронцов понурился еще больше. Чувствовалось, что ему необходимо выговориться. Со своими коллегами обсуждать это дело он не мог, слишком оно было для него личное. Друзья и родные тоже не подходили, они слишком хорошо знали преступника, и диалога бы с ними не получилось. Нужны были посторонние слушатели. И Мариша с мужем идеально подошли на эту нелегкую роль. –  Ваня употребляет наркотики, – наконец произнес он. Мариша переглянулась со Смайлом и вздохнула: –  Мы так и поняли. –  Отец у Вани рано умер. И боюсь, что мать слишком избаловала моего племянника. Давала ему слишком много послаблений. Жалела его, ведь он, на ее взгляд, был бедным сироткой. Ну, вот парень и связался с дурной компанией. А эта коза… Вместо того чтобы сразу же сообщить нам с дедом, что у Ваньки проблемы с его дружками и наркотиками, начала замалчивать и выгораживать парня. Когда мы с дедом спохватились, у парня были уже явные проблемы. Он таскал из дома вещи, воровал, и дело дошло даже до того, что Ванька угодил в милицию. Когда Николаю Воронцову сообщили о том, что задержан некий Иван Воронцов по обвинению в краже, он не сразу поверил, что речь идет о его родном племяннике. –  Представляете, ехал и был уверен, что увижу чужого парнишку. Однофамильца, возможно, очень дальнего родственника, но никак не нашего Ваню! Впрочем, сначала Воронцов и не узнал племянника в том грязном и агрессивном пареньке, который сидел в «обезьяннике» вместе с другими задержанными – бомжами, проститутками, мелкими воришками и наркоманами. –  Мы ведь не сразу смекнули, что паренек твой племяш, – говорил Николаю дежурный. – Если бы парень сам не брякнул, что дядя у него следователем работает на Литейном, нипочем бы не догадались. И прежде чем Николай сумел найти подходящие слова для ответа, оперативник спросил у него с явным укором: –  Как же ты допустил, что парень на наркоту подсел, а? Все слова у Николая окончательно пропали. Его племянник – наркоман? Сын его дорогого, рано ушедшего из жизни брата ворует у старушек кошельки? Это невероятно! Быть такого не может! Лучше смерть, чем такая правда! Но оказалось, что может. И тот случай был всего лишь первой ласточкой. Конечно, Ваню в тот раз отпустили. Родной дядя поручился, что возьмет парня на заметку, на поруки. Поклялся, что Ваню будут лечить и не дадут ему больше воровать. Кому-то другому навстречу бы ни за что не пошли, но Николая знали давно. Сослуживцы его уважали за то, что не делал никому подлостей, никого не подси-живал и честно выполнял свою нелегкую работу. За такого дядю юного наркомана жалели, ему даже пытались помогать. И Ваня выходил сухим из воды еще много раз.