— Да. Ладно, с этим понятно... Какие-нибудь семейные проклятия? — Ничего не слышала. — Ясно... Про то, что у самого меня источников три, и цвет энергии одного — подозрительно чёрный, я, конечно, говорить не стал. Не время, не место. Вернувшись к Бобрикову, я надёжно связал ему руки и ноги его же верёвками, после чего кивнул на нашего друга Яромире: — Дорогая. Посматривай на нашего друга одним глазком, хорошо? Вдруг он внезапно захочет в себя прийти. — С огромным удовольствием, — моя жена встала, подошла к лежащему на полу телу и со всей силы пнула его под рёбра. Потом ещё раз, и ещё. Что характерно — в себя Бобриков так и не пришёл. Я хмыкнул, посмотрев на это, но тут же отвернулся — Яра неплохо справлялась и без меня. Сам же подошёл к парализованной девочке и склонился над нею. — Ну что, воровка? Доигралась? Оля смотрела на меня с испугом, но двинуться не могла — наверняка, у неё в крови был уже знакомый мне яд. Надёжно зафиксировав девочке конечности, не делая никаких скидок на биологический возраст и пол, я ткнул ей в плечо автодоком и вколол антидот. Глядя, как подвижность постепенно возвращается в затёкшие члены нашей соседки, и как она начинает что-то бессвязно лепетать, причём чаще всего повторяя слова «не виновата» и «отпустите», я заговорил, медленно и стараясь быть убедительным: — Молчать! Сейчас ты, максимально честно, рассказываешь всё как есть. И прошу обратит внимание на один момент. Сама ты нас не интересуешь совершенно, нам нужен только этот тип. Он вколол тебе парализующую дрянь, и неизвестно что с тобой собирался сделать. Если осмотришься по сторонам, обратишь внимание на ошейники и наручники, а также на те инструменты на столе — думаю, догадаешься, что ничего хорошего тебя от твоего дружка не ждало. Так что, его нет никакого резона выгораживать. А вот себя спасти можешь. Так что... Не молчи. Это твоё единственное спасение сейчас. Если мне понравится, что расскажешь — останешься жить, и не будет больно. Нет... Пеняй на себя. Я старался выглядеть убедительно. Особых усилий для этого не требовалось, учитывая клокочущую внутри лютую злость. И Оля, кажется, прониклась. Она быстро закивала и начала сбивчиво выкладывать историю своих недолгих и очень простых взаимоотношений с Бобриковым. Оказалось, тот её перехватил во время прогулки до туалета. Предложил сто кредитов за помощь в присмотре за соседями по каюте. Девочка, конечно же, согласилась — такие деньги на дороге не валяются. Но всё, что успела — это залезть в наши вещи, когда Яромиру следом за мной вызвали на допрос и она оставила сумку на койке. Оля нашла там разрядник и револьвер. С ними сразу и побежала доложиться заказчику, который всё это время находился поблизости и ждал вестей. Правда, при виде оружия он почему-то разозлился и потребовал вернуть всё на место. Они это как раз и обсуждали, когда вдруг появились мы и нарушили их уединение. После этого Бобриков позвал Олю к себе в каюту, вколол какую-то дрянь, а уже потом появилась Яромира. Я был склонен поверить тому, что перепуганная девчонка не врёт, и оставил её в покое. Вот только ясности в том, кто этот тип, один ли он, и насколько стоит его опасаться, не прибавилось ни на грош. Взяв какую-то плотную тряпку, плотно завязал молча лежащей и смотрящей на меня с испугом Оле глаза. Девчонка перепугалась и начала кричать, подозревая неладное, пришлось ещё и кляп в рот втыкать. После этого, прямо вместе с матрасом, оттащил её в душевую кабинку, включил там погромче музыку и запер дверь снаружи. Яромира следила за моими действиями с величайшей степенью осуждения, особенно когда я проверял узлы на путах и стягивал потуже руки и ноги, чтобы незадачливая воровка наверняка не смогла освободиться сама. Но, несмотря на недовольные взгляды, моя супруга так ничего и не сказала. Понимала, что только так можно сохранить нашей незадачливой соседке жизнь. Я же, вернувшись в каюту, нагнулся над валяющимся на полу посреди каюты телом, вколол ему развязывающее язык лекарство и привёл гада в чувство. Бобриков посмотрел на меня с неприкрытой ненавистью. Пришлось его несколько раз хорошенько пнуть, чтобы немного сбить спесь. — Кто ты? У тебя есть сообщники? На кого работаешь? Говори! Наш пленник просто обязан был начать говорить. Но вместо этого вдруг начал биться в судорогах и сипеть, выпучил глаза, изо рта повалила пена... Я ткнул автодоком Бобрикову в руку, но поздно. Безжизненное тело будто бы растеклось по полу, а стеклянные глаза уставились в потолок каюты. Всё закончилось за считанные доли секунды... А сверху закружился крошечный вихрь из светящихся точек. — Хаос его забери! — не выдержал я, и пнул тело в бок. — Это... Это то, о чём я думаю, да? — осторожно спросила Яромира. — Не знаю, о чём ты думаешь, но это очень похоже либо на блок от допросов, либо на способность к суициду. И он был не простым человеком. Подойди, возьми его силу. Яромира посмотрела на меня с некоторым удивлением и вопросом, но я кивнул, поощряя её на дальнейшие действия. После чего девушка нерешительно сделала несколько шагов по направлению к водовороту из мерцающих звёздочек. Которые, только она приблизилась, метнулись навстречу и мгновенно исчезли, касаясь её кожи. Яра пошатнулась и чуть не упала, так, что пришлось её подхватывать. При этом она издала такой стон, что мне стало внезапно очень сложно сосредоточиться на деле. Но я стряхнул наваждение, устроил девушку поудобней на койке, а сам взялся за обыск мёртвого Боборикова. В карманах ничего интересного не нашёл, зато снял коммуникатор. И вот это устройство уже меня удивило, причём сильно. С виду это была самая обычная гражданская модель, не очень дорогая, но и не из самых дешёвых. Вот только — взломать я его не смог, ни с первого раза, ни со второго, ни даже потратив на попытки проникнуть в цифровые потроха минут десять времени. Это только подтверждало, что владелец животной фамилии оказался далеко не таким простым, каким казался на первый взгляд. Уже более внимательно я стал осматривать его одежду и даже ощупывать тело, даже раздел его, в надежде найти какие-нибудь тайники, татуировки, ещё какие-нибудь зацепки — но ничего не нашёл. После этого, выдвинув один из встроенных в стены ящиков для крупногабаритных вещей, свалил туда тело вместе с оставшимися от его одежды изрезанными лохмотьями и принялся за осмотр каюты. Первым же, на что наткнулся взгляд, были очки Миллера — они валялись на полу, превращённые в бесформенную груду обломков. Судя по всему, Бобриков избавился от них в самую первую очередь. Аккуратно собрав все обломки и завернув в пакет, закинул их в нашу сумку — не дело, чтобы после нас оставалась такая жирная улика. К тому же, передатчик не испортился, и при желании я его мог использовать чисто как ретранслятор. Кроме этого обнаружился развешанный на стене костюм и пара чемоданов с чистым бельём и прочей дорожной мелочью. Я постарался просветить это всё на предмет жучков и прочих устройств, ничего не обнаружил — но при этом совершенно не был уверен в своих способностях, отрицательный результат мог быть следствием как того, что ничего нет, так и того, что просто не смог ничего увидеть. Зато в одном из чемоданов обнаружилось крошечное потайное отделение, в котором лежал серый балахон из тонкой ткани, со светящимся рунным знаком. Когда коснулся его — балахон вдруг исчез. — Что это? — Накидка-невидимка. Крутая вещь. Похоже, я теперь знаю, как буду выбираться с лайнера... — А я?.. — А твоё лицо пока ещё не крутят по всем каналам. Вернее — крутят, но без приписки «разыскивается» и «награда за живого или мёртвого». Ткнув туда, где должен был находиться рунный знак на балахоне, я заставил его вновь проявиться, после чего закинул в сумку, к нашим вещам. Туда же отправились наручники, ошейники, кляпы и верёвки — всё это могло нам пригодиться в будущем. Затем прошёл к столику, на котором были разложены ящички с ампулами и прочее непонятное. Достал автодок. Тонкий щуп, высунувшийся из устройства, принялся анализировать находящиеся в ампулах вещества. Что характерно, не определилось ни одного в прямом смысле лекарства, кроме стимуляторов — в основном это были различные яды, вещества, подавляющие волю, «сыворотки правды» и прочее. Ими я пополнил запасы автодока — умная машинка жадно всосала в себя жидкости, рассортировала внутри себя по ёмкостям, а завершив процесс отрапортовала о пополнении ряда израсходованных веществ, в том числе снотворного, и о появлении некоторых новых, таких как яды. Последние мне, возможно, были не очень то и нужны, тем более в личной автоматической аптечке, но я решил — пусть уж будут, запас карман не тянет. — Ну что. Тут закончили, надо валить. Яромира сидела на койке и выглядела определённо не очень воодушевленной. Сев рядом, положил руку ей а плечо и притянул к себе, преодолев лёгкое, скорее символическое сопротивление. — Яра. Осталось совсем чуть-чуть, потерпи... Считанные часы, и мы — на Небесной Гавани. А там, если сможем тихонько покинуть лайнер, ищи ветра в поле. Эта дурацкая беготня, наконец, закончится! Девушка повернулась ко мне и заговорила, с трудом сдерживая внезапно нахлынувшую злость. — Он вколол мне какую-то гадость! Я вообще не могла пошевелиться! А он гнусно лапал меня, и мог делать всё, что захочет! — Но не сделал? — Не сделал, ты прав. Но легко мог сделать! — Всё же закончилось хорошо? Так и чего теперь от этого страдать? Хотел бы сказать, что такого никогда не повторится... Но не буду, жизнь слишком непредсказуема. А сейчас этот Бобрович лежит в ящике, дохлый, а ты сидишь тут, и в порядке... — В порядке?! — Да, в порядке, — я прислонил автодок к руке девушки и дал команду вколоть ей успокаивающее. Только выяснения отношения сейчас и не хватало. — Пойдём, тебе надо отдохнуть. Осталось совсем немного времени. Можно было бы и здесь прикорнуть, но не уверен, что тебе такая идея понравится. И если у Бобрикова есть сообщники, нас может ждать неприятный сюрприз... Мы вышли из каюты, которую я заблокировал якобы изнутри, ещё и всунул между створками невысоко над полом клочок упаковочного материала — так, чтобы, если кто-то зайдёт внутрь или выйдет, точно узнать об этом. После этого просто пошёл по коридору и принялся стучать по очереди в каждую из дверей, и если нам не отвечали — взламывал замок и аккуратно заглядывал внутрь. В первой же каюте оказались люди и я извинился, сказав, что ошибся дверью. Во второй никого не было, но, судя по раскиданным вещам, все просто ненадолго куда-то ушли. Зато в третьей повезло — она была девственно пустая. Ни вещей, ни постельного белья — вообще ничего. И это значило, что как минимум до Небесной Гавани никого там так и не появится. Большего нам и не требовалось. Выставив на коммуникаторе будильник, я довёл Яромиру до койки, вытащил прихваченный из каюты Бобревича пакет с бельём, распечатал его, быстро застелил постель, после чего помог девушке раздеться и усадил её. — Подожди ложиться. Дай, попробую твою боевую отметину обработать. Приложив автодок к синяку под глазом, поводил им туда-сюда, нанося какую-то целебную мазь. Яра в первое мгновение ойкнула, но стоически выдержала всю процедуру до конца. — Всё. Можешь спать, — когда автодок тихонько пискнул, сообщая о завершении процедуры, я наконец разрешил девушке ложиться. Она заторможенно кивнула, затем сначала медленно, а потом всё быстрее начала склоняться на бок, так будто подушка и голова — разные полюса магнита. Приняв горизонтальное положение, отвернулась к стене и засопела практически мгновенно. Я вытащил из-под так и не проснувшейся девушки кончик одеяла, накрыл её, и сам лёг рядом. И, в отличие от сладко сопящей Яромиры, уснуть не мог долго. Думал, что так и пролежу все эти часы, не сомкнув глаз, но под конец меня всё же сморило. Глава 30 Неудивительно, что последовавшее уже очень скоро пробуждение было не самым лёгким. С трудом продрав глаза, я сел на койке и какое-то время тупо смотрел перед собой, даже не замечая непривычной казённой обстановки каюты. В конце концов, поняв, что так дело не пойдёт, скинул с себя кольчугу, генератор щита с кобурами, а также одежду, и направился в душ. Там врубил холодную воду, потом — почти кипяток, потом — снова холодную. Это позволило ожить, а небольшая и чисто символичная зарядка разогнала кровь и вернула способность соображать. Наконец, я, изрядно посвежевший, снова облачился в своё снаряжение, оделся и подошёл к Яромире. Очертания её фигуры прекрасно проглядывали сквозь сбившееся и сползшее вниз одеяло, которое ещё совсем чуть-чуть, и открыло бы моему взору грудь. Положил руку девушке на бедро, медленно провёл ладонью вверх-вниз. Она никак не среагировала. Тогда наклонился к самому её уху и громко сказал: — Пора, вставай! Яромира, так и не открыв глаза, натянула простыню на лицо, недовольно заворчала и отвернулась лицом к стене. — Давай-давай. Время! Сдёрнутая простыня отлетела в сторону, а девушка наконец открыла глаза. Более того, она взвизгнула и резко села в постели, прикрываясь руками — одежды-то на ней никакой не было. — Проснись, женщина! Ты уже несколько дней как моя жена, я уже видел тебя без всего! А только что ты несколько часов спала рядом со мной голая, что-то всё это время факт отсутствия одежды тебя не беспокоил. Даже мою ладонь на заднице ты воспринимала как должное. А теперь решила вдруг в целомудренность поиграть... Тебе не кажется, что это несколько непоследовательно? Глядя на меня своими заспанными глазами, в которых постепенно появлялось осмысленное выражение, девушка, наконец, опустила руки. Я невольно засмотрелся. И на грудь, небольшую, но крепкую и практически идеальной формы, с небольшими и укоризненно смотрящими в моём направлении сосками. И всё остальное было ничуть не хуже, будто скульптор с мировым именем тщательно вытёсывал тело моей жены из розоватого живого и немного мягкого камня. Хотя, в каком-то смысле это и было правдой — в семье с такими ресурсами, как у Белых, наверняка большое внимание уделяли внешнему виду дочерей. Стряхнуть наваждение помогло то, что Яромира, перехватив мой взгляд, снова прикрылась. И я с трудом заставил себя посмотреть ей прямо в глаза. — Рекомендую принять душ. Взбодрись. И не забудь, тебе надо переодеться в форму служащей лайнера. Всё-всё, занимайся собой, а я на тебя больше не смотрю... Даже оставлю тебя одну, чтобы не мешать.