Конечно, я мог бы винить в предпочтениях своих дочерей капитализм, всяческих феечек и мышат, рожденных глобальным обществом потребления. Но, будучи эмансипированным отцом, я сам несу определенную ответственность — как минимум на бумаге (и на страницах книги). «В действительности родители влияют на ролевые модели и развитие интересов своих детей гораздо сильнее, чем готовы это признать», — пишет Сара Спек, руководительница исследовательского проекта «Парадоксы равенства в отношениях между родителями и детьми» Института психологии Франкфуртского университета имени Гёте. Даже в среде высокообразованных городских жителей, где закрепились нормы равенства, «на ежедневной основе транслируются и воплощаются в жизнь различия между мальчиками и девочками (и их мирами)» [107]. Одно из объяснений этого парадокса заключается в том, что родители из академической среды не только пребывают в полной уверенности, что борются с ненавистным гендерным неравенством (см. главу 1), но и видят в своих маленьких детях полноценных личностей. Поэтому они ни при каких обстоятельствах не хотят ограничивать их развитие. Мне не кажется, что, когда моя дочь надевает платье принцессы, она проводит опыт, эксперимент или исследование символических и культурных кодов в игровой форме. Для меня это скорее ее искреннее желание, которое, как и многие другие, я хотел бы исполнить. Разумом я понимаю, что маленький ребенок едва ли способен на такое. И моя работа как родителя — направить его. Возможно, порой дело вовсе не в том, что мне лень бороться со стереотипами. Не исключено, что я сам снова и снова нахожу в них что-то захватывающее. Стал бы я бегать за своим ребенком по всему дому с расческой в руках, если бы это была не дочка? Или же мне втайне хочется, чтобы ее длинные волосы выглядели опрятно, ведь именно такими должны быть девочки? Был бы я так же встревожен во время экскурсии по руинам замка, если бы по зубчатым стенам карабкался мой гипотетический сын? Или просто больше доверял бы ловкости и проворству мальчика? Какие образцы для подражания я на самом деле предлагаю своим детям? В чем они следуют моей собственной роли и роли моей жены? Как избавиться от старых, неправильных штампов? «Тот факт, что гендерные стереотипы сильнее проявляются на современных игровых площадках и в детских комнатах, чем 40 лет назад, относится ко всему обществу в целом, — считает Спек. — Вне зависимости от того, являются ли структуры неравенства <…> индивидуальными, то есть основанными на личности, или биологическими, то есть предписанными природой, их объединяет допущение, что все они не подлежат изменениям» [108]. «Мы многое узнаём о себе благодаря детям. Немало своих собственных привычек я по-настоящему замечаю только потому, что дети постоянно меня копируют и подражают моему поведению. Не только мимику или особенности речи, но и движения и поведение. “Откуда ты этого набрался?” — спрашиваю я, и тут же понимаю: так делаю я сам. Действительно поразительная штука». Джеральд, 45 лет, учитель, отец восьмилетнего Феликса и двенадцатилетней Ханны Вопреки тому, во что мы склонны верить, до победы над консервативными поведенческими клише нам еще далеко. Более того, некоторые стереотипы только усиливаются. Изо дня в день мы терпим поражение в детских комнатах — ради собственного удобства, из-за небрежности, нехватки духа и уверенности или от простого незнания. Но это не значит, что бороться со штампами бесполезно. Наоборот, это нужно и важно делать, как никогда раньше. И мы, вероятно, должны вести эту битву не с нашими собственными детьми, не с авторами детских книг и маркетинговыми отделами компаний по производству игрушек, а с самими собой. Все просто: если я хочу, чтобы мои дочери стали уверенными в себе, сильными современными женщинами, я должен сам стать увереннее, сильнее и прогрессивнее. И мне есть куда расти. Сотвори себе кумира! В 2012 году, когда тогдашний председатель Социал-демо­кратической партии Германии ушел в отпуск по уходу за ребенком, либеральная газета Die Zeit писала: «Он принял решение менять подгузники и кормить свою дочку в течение целых трех месяцев, чтобы супруга могла вернуться к работе». При этом строчкой ниже значилось: «Выйдет ли из этого что-то хорошее?» [109] Едва ли найдутся примеры выдающихся мужчин, одновременно сочетавших в себе верность семейным делам и профессиональному поприщу или даже пренебрегавших последним. Конечно, есть телеведущий Кларк Гейфорд, который помог своей жене, премьер-министру Новой Зеландии Джасинде Ардерн, вернуться к работе уже через шесть месяцев после рождения их дочки по имени Нив. Или, например, американский певец Джон Ледженд, который взял отпуск после появления на свет первенца, и ему не показалось зазорным в рекламном ролике Pampers петь песенку про подгузники со словами: «У кого-то грязная попа — папа может это исправить» [110]. Хештег StinkyBootyDuty («долг вонючей попки»). Перемены идут снизу, а не сверху. В соцсетях давно существуют блогеры-отцы и настоящие папы-инфлюенсеры, которые делятся с десятками тысяч своих подписчиков (само собой, в том числе и с женщинами) опытом успешных сенсорных тренировок и рецептами домашних пюрешек из каш и фруктов (подробнее про рекомендованный контент см. в приложении). Аудитория растет, так что у журнала о здоровье Men’s Health даже появилось отдельное приложение для пап. И что приятно, только малая его часть посвящена обучению («Делаем самый быстрый бумажный самолетик в мире»). Внимание уделено также слабостям, усталости и сомнениям. Это тот случай, когда личные переживания становятся политическим высказыванием: они демонстрируют другим, что у стратегии «закрыть глаза и двигаться на ощупь» есть достойные альтернативы. Одной из наиболее значимых работ о современных папах, особенно повлиявших на читателей, стал цикл «Шведские отцы» фотографа Йохана Бэвмана. После рождения своего первого сына в 2012 году он, мужчина 1982 года рождения, вместе с женой на девять месяцев взял отпуск по уходу за ребенком и быстро пришел к выводу, что «совершенно не понимает», что делает. До этого ему всегда казалось, что он станет расслабленным отцом, с которым всегда весело. Но когда он остался один на один с девятимесячным малышом, его шутки и умение играть в видеоигры оказались бесполезными. «Сначала нужно было понять, чего от меня хочет этот маленький человечек, — вспоминает он. — Потребовалось немало времени и неудачных попыток». Йохану Бэвману приятно вспоминать этот хаос и хлопоты, потому что в тот момент его собственные потребности неожиданно уступили свое место чему-то еще, позволив ему «выбраться из нарциссического пузыря и стать лучше» [111]. Скандинавские страны считаются постпатриархальным раем, где большинство мужчин без лишних размышлений берут отпуск по уходу за ребенком и гуляют по хипстерским районам Стокгольма с колясками или сумками-кенгуру. Таким отцам даже придумали прозвище Папаши-с-латте (англ. latte dads) или DILF. Для скандинавов они стали чем-то вроде секс-символов, отмечают авторы американского сайта Fatherly [112]. Но какими бы утопичными ни казались эти края, Бэвман заметил, что очень немногие из его знакомых разделяли его опыт: «Они не понимали меня, считали, что я поступаю не по-мужски». Поэтому свою серию фото он начал со снимков, призванных «продвигать идею о позитивном эффекте отпуска по уходу за ребенком»: на них абсолютно спокойный парень с густой бородой в футболке фаната хеви-метал переодевает маленького ребенка, пока в коляске рядом плачет еще один малыш. Отец с детской переноской на спине, весь потный, передвигается по квартире с пылесосом. Хорошо одетый мужчина ползает по кухонному полу, пытаясь заставить трех своих детей почистить зубы. Длинноволосый папа устало смотрит в камеру, пока на заднем плане его маленькая дочка тянется к воздушным шарам, — может, детский праздник на день рождения только что закончился? Уютные домашние фото, которые кажутся одновременно и постановочными, и в то же время очень искренними, неоднократно появлялись в бесчисленных публикациях, посвященных заботе о детях и разнице в родительских обязанностях. Австралийская писательница Джессика Ирвин даже описала их как «порно для усталых и вечно занятых работающих мам со всего мира» [113]. Конечно же, эти портреты (чтобы их найти, хватит простого запроса в Google) — очень стильные и прекрасные образцы отцовства нового типа. Но Бэвман не собирался изображать этакого «суперпапу», который умело совмещает работу с семейной жизнью и всегда находит время для приседаний и похода в парикмахерскую. Если абстрагироваться от крутой мебели и стильных нарядов, отвлечься от необычного зрелища — мужчины, который красит фиолетовым лаком ногти своей дочки, — можно заметить, что прежде всего на этих фото запечатлены люди: усталые и смеющиеся, напряженные и уверенные в себе, расстроенные и счаст­ливые. Проект Бэвмана не о том, как стать более чутким отцом. Его задача — переосмыслить мужественность, описать ее как умение устанавливать глубокую связь с близкими и всегда быть рядом. «Я, как отец-одиночка, хочу привить моей дочери представление о том, что она, женщина, несет ответственность только за себя саму и вовсе не обязана делать все, чтобы мужчина чувствовал себя счастливо и комфортно рядом с ней. Конечно, мое собственное поведение играет в этом большую роль, даже если я, к сожалению, не всегда это замечаю. Нужно брать себя в руки, заниматься хозяйством и все такое. Чтобы она видела, что все это — мужские задачи тоже. И когда она встретит парня, который на это не способен, поймет, что он ей не подходит». Франц, 45 лет, физиотерапевт, отец четырнадцатилетней Трикси Сейчас, когда общество все чаще задумывается о понятии токсичной маскулинности и устаревшие модели поведения воспринимаются как пример принуждения, многие мужчины в опросах признаются, что чувствуют себя обделенными. Новое отцовство характеризуется заботой, доверием и пониманием. Как показал эксперимент, проведенный психологами Бернадетт Парк и Сарой Банчефски, именно они могут быть нашим мостиком в будущее. Участников этого исследования спросили о том, какие прилагательные ассоциируются у них с мужчинами, отцами, женщинами и матерями. И если понятие «мужчина» опрошенные, как правило, связывали с негативными определениями, то слово «отец» вызывало положительную реакцию — так же, как «мать» или «жен­щина» [114]. «Отцовство может быть важной составляющей мужской идентичности. Оно дарит чувство выполненного долга и осмысленности, помогает искать изобретательные и эффективные способы сделать мир лучше», — сказала Парк в одном из интервью [115]. В ходе исследования авторы также выяснили, как представления о роли папы влияют на мировосприятие. Так, испытуемые мужчины, которые прочли статью о значимости отца в жизни ребенка, гораздо позитивнее реагировали на прогрессивную политику (например, реформу иммиграционного законодательства или «зеленые» инициативы), чем другая группа участников, которая читала материал о профессиональной конкуренции. «У нас есть уникальная возможность изменить систему, существовавшую веками», — считает Бэвман. Его работы выставлялись более чем в восьмидесяти странах, и совсем недавно — в России и Объединенных Арабских Эмиратах. На фоне ярких глянцевых фото образ старого патриарха неизбежно меркнет. Да и Лауземаус, уж простите, выглядит весьма нелепо. Кстати, это вовсе не я заметил — мои родители тоже были отнюдь не из каменного века. В конце 1970-х оба они, домохозяйка и бизнесмен, вместе с другими молодыми родителями участвовали в читательских встречах, где обсуждали образовательный бестселлер «Семейная конференция» Томаса Гордона (нем. Familienkonferenz) [116], а еще такие понятия, как «активный слушатель», «я-высказывание», «беспроигрышное решение конфликтов». Быть может, участники кружка ели типичные закуски из 1970-х, приготовленные женщинами, а может, еще и много курили. Так или иначе, обмен мнениями о правильном воспитании перерос в крепкую дружбу. А когда мой отец почувствовал, что отдаляется от своих детей, он не стал прятаться за образом «настоящего мужчины», демонстрируя силу или упрямство. Он пошел на терапию и открыто обсудил с нами эту проблему. Рассмотрев под микроскопом свою биографию, вы наверняка обнаружите множество деталей и эпизодов, обрывков воспоминаний или особых моментов, оставшихся в сознании, — неясное чувство, знакомый запах или, если повезет, прочную ниточку из прошлого в настоящее. Например, одна из моих бабушек в 1980-е годы была начальницей отдела бухгалтерского учета в технологической компании из Мюнхена. По сегодняшним меркам — главой службы контроля. Другая бабушка неожиданно стала добытчицей в семье, после того как ее муж досрочно вышел на пенсию. «В 60 лет старику еще предстояло научиться готовить. И получалось у него отлично!» — рассказывал мой отец. Видимо, мой дедушка неплохо справлялся. Конечно, деликатесы не создавал, но, по словам отца, и проблем не возникало. Что же мешает нам сейчас завершить то, что начали еще наши бабушки и дедушки? Момент подходящий. «Формирование представлений о роли отца в наши дни происходит очень неоднородно», — говорит венский психолог Харальд Вернек. Он занимается исследованиями, посвященными молодым отцам, с 1990-х годов. «Выбор каждого человека зависит только от него самого». Фотограф Йохан Бэвман не менее оптимистичен в этом отношении: «Ясно одно: в одиночку нам это не по силам. Так что мы должны поступить совсем “не по-мужски”: пойти на контакт с другими отцами и обсудить, в каком направлении двигаться дальше». (Подробнее об отцовском сообществе мы поговорим в главе 6.) Традиционные ролевые ожидания — проявление силы, защита семейства, независимость и возможность обеспечить все необходимое — берут свое начало в библейских временах, а то и раньше, когда патриархи заботились не только о пользе, но и об укреплении своей власти. Мужчин такого типа можно встретить и в реальной жизни. Они будто бы охраняют свои земельные владения в Месопотамии, развязывают первые в истории вой­ны или бессмысленно тянут камни в гору. Постоянно доказывают свою мощь, живут под огромным давлением и в результате оказываются очень одинокими. Разве нет другого пути? Перефразируя слова Камю, сформулируем так: наша судьба принадлежит нам, мы хозяева своей жизни. Может быть, нам просто нужно понять, что новый человек обяза­тельно счастливый? КАРТИНКА СКАЖЕТ БОЛЬШЕ, ЧЕМ 6387 СЛОВ То, что различия в гендерном поведении не детерминированы биологически, еще не значит, что их можно изменить по желанию и в короткие сроки. Скорее наоборот. ОТЦОВСТВО — ШУТЕР ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА В своем исследовании мы задали участникам вопрос: «Как часто вы делитесь опытом с другими отцами?» И вот результат: почти треть мужчин все свои переживания, заботы и радости держит в себе [117]. ЗАПРЕТНЫЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ Время, которое мальчики проводят за игрой с «девчачьими» игрушками (плюшевыми зверями или мини-кухнями), когда знают, что за ними кто-то наблюдает, и когда думают, что рядом никого нет [118]: МЕЖДУ СТРОК Анализ Каталога молодежной библиотеки молодежных книжных исследований Университета Франкфурта-на-Майне, содержащего 50 000 тысяч детских и юношеских книг для детей и подростков на немецком языке, показал, что с главными героями-мальчиками в детской литературе ключевые слова «приключения» или «приключенческая история» связаны почти в три раза чаще, чем с героинями-девочками [119]. ГЛАВА 4 «Она меня и близко не подпустит» Материнский гейткипинг. — «Вертолетное воспитание». — Мужские занятия Район Пренцлауэр-Берг в Берлине — настоящий рай для семей. Множество магазинчиков и торговых точек предлагают годовой запас веганских пюре и широкий ассортимент пеленальных столиков «в скандинавском стиле». Чистые мощеные дорожки достаточно широки, чтобы на них могла разъехаться пара колясок-внедорожников, а промоутеры появляются в зеленых зонах не раньше ужина. И все бы прекрасно, но «Большая Мать следит за тобой» [120]. Летом 2021 года на первой полосе журнала Der Spiegel появился следующий тезис: «Именно женщины не дают мужчинам быть активными отцами». Мамы якобы ограничивают своих партнеров в вопросах воспитания и домашнего хозяйства, о чем, среди прочего, свидетельствует и то, как они проводят ревизорскую вылазку в Пренцлауэр-Берг, прежде чем позволить своим мужьям гулять там с детьми и общаться с другими папами. Или звонят, пока те на детской площадке, чтобы уточнить, намазан ли ребенок солнцезащитным кремом, и поругать за купленные в супермаркете подгузники не той марки. Один из участников с грустью делится историей о том, как он был единственным отцом на занятиях по грудничковому плаванию: «Остальные мамы не были враждебны, но они меня как будто не замечали». Статья о так называемом материнском гейткипинге стала предметом оживленных обсуждений. В еженедельнике Die Welt вышел текст Энн Диттманн под заголовком: «Возьмите себя в руки, папаши!» По мнению автора, гораздо продуктивнее обсудить «отцовскую неэффективность»: «не те» подгузники могут промокнуть, и «кому тогда придется это исправлять?» [121] А журналистка Тереза Бюкер назвала материнский гейткипинг «антифеминистским конструктом, который отрицает ответственность мужчин за собственную эмансипацию» [122]. Пренцлауэр-Берг долгое время воспринимался как призма, через которую рассматривали и обсуждали семейную политику в Германии. Безусловно, в чем-то это заслуга многочисленных столичных журналистов, которые не упускают шанса превратить свои повседневные наблюдения в общенациональную полемику. В начале 2000-х, например, бытовала легенда, что это район с самым высоким уровнем рождаемости [123] (хотя на самом деле таковым является город Клоппенбург в Нижней Саксонии [124]). Ну а теперь все говорят о несчастных папах-хипстерах, которых властные мамы держат подальше от семейного очага. Как отмечается в статье из Der Spiegel, достижения отцов «подаются как нечто тривиальное, они игнорируются или становятся объектом иронии». Действительно ли все это — главная причина того, что социальные изменения происходят слишком медленно? «Когда мы сидим с друзьями или собираемся семьей и начинаем обсуждать детей, мне постоянно кажется, что меня — отца — слегка игнорируют. Стереотипные ожидания несправедливы. Это одна из форм бытового сексизма в отношении мужчин: якобы они не несут ответственности за ребенка и не имеют права брать на себя заботу о нем». Георг, 31 год, независимый журналист, отец годовалой Лии-Матильды Феномен материнского гейткипинга стал важной частью исследований на тему семьи в 1990-е годы. Речь идет прежде всего о сознательных и бессознательных поступках и словах, с помощью которых мамы контролируют или даже исключают участие отцов в домашнем хозяйстве и общении с детьми. Мы давно к этому привыкли, так что у каждого найдется история на эту тему. Например, о том, как женщина, забирая ребенка у мужа, говорит ему: «Давай, я сама». Или извиняется за наряд, выбранный папой, словами: «Конечно, клетка не сочетается с полоской, но, видимо, ему так не кажется». Вуайеризм и антропология Несмотря на все эти дискуссии, гейткипинг, конечно же, не главный фактор, удерживающий мужчин от участия в семейных делах. Наоборот, это скорее возможный результат того, что до сих пор они были рядом лишь время от времени или отводили себе незначительную роль (см. главу 1). Об этом говорят и ученые, которые исследуют такое поведение с научной точки зрения.