К моему немалому удивлению школьный курс ксенологии угнездился в моей голове за один день, включая время написания вступительного теста в институт. Это заставило меня крепко задуматься. При всех моих генеральских погонах великим мыслителем я себя никогда не считал, да и не был им, естественно. Да, конечно, мне досталось молодое тело с, соответственно, молодым мозгом. Но тело это как-то раньше не проявляло себя вундеркиндом. Видимо, доктор-мозговед Силк все-таки что-то накосячил с этим своим переносом сознания и одновременной закачкой знаний в мозг. Что-то он там подковырнул, в нашей с Игорем Лавровым черепушке, что заставило мозг работать в несколько раз интенсивнее. Я обратил внимание, что запоминаю прочитанное с одного раза, причем не слово в слово, а именно смысл. Всю воду и прочее бла-бла-бла из лекций мозг отжимал, как хорошая центрифуга, и забывал сразу и навсегда, а вот суть прочитанного оставалась. Скорость чтения выросла раз в пять. У меня даже глаза уставать стали от такого потока информации. Я решил пока использовать новые возможности без фанатизма, чтобы не пережечь себе что-нибудь полезное в вышедшем на форсаж мозге, поэтому стал тщательно следить за временем и регулярно делать перерывы в занятиях. Тем не менее, через полтора месяца выпускной экзамен в Колониальном Технологическом я успешно сдал и получил, наконец, доступ к той информации по кваргам, которая меня действительно интересовала. Теперь, будучи дипломированным ксенологом, я имел возможность работать со специальными информационными разделами, содержащими подробные сведения противнике. Стратегия, тактика, образцы вооружений, системы управления, средства радиоэлектронной борьбы, в общем, все злобные стреляющие железки и аксессуары к ним, которые столь дороги уму и сердцу имперского генерала-десантника и будущего образцового курсанта Земной Федерации. Для этого, правда, пришлось-таки поступить в аспирантуру, но зато теперь я имел полное право не только читать о вражеской технике, но и щупать ее руками и даже копаться в ее внутренностях, чем я и планировал заняться, как только меня выпустят из больницы. Реабилитация моя уже подходила к концу. Илья Сергеевич, превратившийся за эти почти два месяца из провинциального врача в солидного респектабельного джентльмена, хорошие авторские вознаграждения по патенту, они способствуют, выражал полное удовлетворение ходом выздоровления дорогого во всех смыслах пациента. Скорость восстановления его, правда, несколько удивляла. Уже через месяц он сказал, что, в принципе, меня можно бы и выписывать, но с учетом сложности случая лучше перебдеть, чем недобдеть. Я не возражал, мне было чем заняться. На стоянке у входа в больницу меня ждал личный флайкар, купленный через сеть и доставленный сюда как раз к моей выписке. Не самый навороченный, кстати, хотя средства позволяли. Не люблю без необходимости демонстрировать окружающим свою крутизну, даже если для этого, вроде бы, имеются предпосылки. Водить такие аппараты здесь разрешалось с четырнадцати лет, поскольку автопилот все равно не даст пилоту уж очень сильно ошибиться и довести ситуацию до аварии. Двадцать минут полета над городом, и я дома. Мама встретила меня домашним обедом. Она, вообще, любила готовить сама. Эта мода вернулась лет двадцать назад, да так никуда и не ушла. Еда оказалась необычной, но вкусной, и я с удовольствием ел, отвечая на мамины вопросы и делясь с ней своими планами. — Высшее Войсковое Училище Планетарного Десанта? — повторила за мной мама, словно пробуя эти жесткие колючие слова на язык, — но зачем, сынок? Деньги теперь у нас есть, и немалые. Можем переехать в новый дом, даже на Землю можем перебраться. Профессора из Колониального Технологического наперебой предлагают тебе работать с ними. Ты можешь сделать отличную карьеру. Ученых в армию не призывают. Зачем этот риск? Да и посмотри на себя, какой из тебя военный, да еще и десантник? — Понимаешь, мама, научная карьера меня не привлекает. Да, у меня получилось всех удивить и кое-чего добиться в этой сфере… — Кое-чего? Это ты так называешь метод лечения астероидной горячки и четыре диплома о высшем образовании в пятнадцать лет? — Да, мама. Именно так я это называю. И сделал я это только потому, что умирал от неизлечимой болезни. Выхода у меня другого не было. Но посвятить этому жизнь я не готов. Это не мое. — А что же твое? Бегать под пулями и стрелять в кваргов? — мама явно расстроилась и даже повысила голос, — тебя ведь могут убить там. Я уже потеряла твоего папу, хоть он и не был военным. Не хватает мне еще потерять тебя. — Мама, — тихо ответил я, — выслушай меня, пожалуйста. Я сделаю все для того, чтобы меня не убили. Поверь мне, я и сам этого очень не хочу. Но я не могу поступить иначе. Кварги убили папу. И каждый день они продолжают убивать тысячи людей. Их нужно остановить. Ты ведь имела возможность убедиться, что если я упрусь в какую-то проблему рогом, то я ее решу. Я хочу решить проблему кваргов. Раз и навсегда решить, понимаешь? Я говорил и удивлялся самому себе. У меня не возникло ни малейшего ощущения, будто я рассказываю легенду, скрывая за высокими словами свои истинные цели. Да, эти цели имели место быть. Но все, что я сказал маме, тоже являлось правдой, и говорил я вполне искренне. Раздвоение личности… Или, наоборот, сдвоение. Мама молча смотрела на меня. Потом тихо всхлипнула, но сумела справиться со своими эмоциями. — Откуда в тебе это, сын? Твой папа был добрым и отзывчивым человеком, но не жестким и целеустремленным, как ты. Я — тем более. Да и тебя в детстве я помню совсем другим. Но ты вырос, сын, и знаешь, я рада, что ты вырос именно таким. С чего ты планируешь начать? — Спасибо, мама, — я подошел к ней, сел рядом и обнял за плечи, — ты совершенно права, я смотрю на себя в зеркало и вижу отчаянного задохлика. Вот это я и буду исправлять в первую очередь. Ну и ксенология в аспирантуре, конечно. Врага надо знать в лицо. * * * Для поступления в ВВУ Планетарного Десанта требовалось пройти ряд последовательных испытаний. Начиналось все с собеседования с военными психологами. Этот этап вызывал у меня наибольшие опасения своей непредсказуемостью. По результатам собеседования комиссией выносилась рекомендация на предмет допуска кандидата к дальнейшим испытаниям: «рекомендуется в первую очередь», просто «рекомендуется», «рекомендуется условно» и, наконец, «не рекомендуется». В последнем случае для испытуемого все на этом и заканчивалось. К моему сожалению, первый этап проходило не больше тридцати процентов кандидатов. И это с учетом того, что «рекомендуется условно» практически всегда тоже означало «приходите в следующий раз». Далее шла проверка пригодности кандидатов к службе по состоянию здоровья и физической подготовке. Военные медики анализировали медицинские документы и сами проводили осмотр потенциальных курсантов, а потом загоняли их на тренажеры. Требования к физухе, как водится в десанте, гуманностью не отличались. Результатом здесь тоже мог оказаться вердикт «не годен» с очевидными последствиями. Тем же, кто «годен», выставлялся интегральный балл от пятидесяти, ниже уже «не годен», до ста. Ну а дальше начиналась проверка уровня образования. Тесты по математике, физике, истории и космографии. С последними двумя мне пришлось повозиться, но новые свойства моего мозга помогли решить вопрос за неделю, причем на уровне гораздо более глубоком, чем требовалось для поступления. Десантное училище находилось на Ганимеде. Туда я прибыл рейсовым кораблем за день до начала испытаний. Все документы в приемную комиссию я заранее подал через сеть. Ганимед когда-то был колонизирован европейцами. Большой разницы по сравнению с Титаном я не заметил, если не считать, что полнеба ночью занимал не Сатурн, а Юпитер. Да и днем его было отлично видно. Кто-то считает Сатурн самой красивой планетой Солнечной системы, а мне, если честно, Юпитер нравится больше. Ну, это дело вкуса, конечно. А искусственное термоядерное солнышко здесь оказалось ровно таким же, как и на Титане. Кружилось себе вокруг Ганимеда, имитируя двадцатичетырехчасовые сутки и циклы смены сезонов. Гравикорректор, вмурованный в скальную толщу спутника, исправно поддерживал классическую земную силу тяжести, так что никаких дискомфортных ощущений у жителей не возникало. Как и следовало ожидать, основным языком здесь служил английский. Спасибо Игорю Лаврову, знал я его неплохо, хотя немного подшлифовать эти знания все-таки пришлось. Я разместился в общежитии при училище. Конечно, никто не мешал мне остановиться в гостинице, но вот захотелось вспомнить еще ту, курсантскую молодость, когда после детского дома, а потом Императорского Кадетского училища, я приехал поступать в Десантную Школу младшего комсостава. Тогда я тоже жил в общаге, деля комнату с двумя такими же безбашенными орлами, каким был сам. На удивление, здесь комнаты оказались индивидуальными, но я не расстроился. Дорога меня слегка утомила и, плюнув на идею что-нибудь еще почитать к собеседованию, я просто завалился спать, следуя известному правилу «перед смертью не надышишься». Утром нас собрали в холле, построили в колонну и отвели в зал ожидания. Собралось нас там человек сорок. Понятно, что здесь оказались далеко не все, но, видимо, поток желающих пройти испытания разделили на части, чтобы не устраивать столпотворение. Я слегка удивился архаичности процедуры приема. Двери экзаменационной аудитории периодически открывались, и кандидатов вызывал секретарь комиссии, называя имя и фамилию. Возможно, такова сложившаяся традиция. Таких деталей память Игоря Лаврова не хранила, а узнавать об этом специально мне в голову не пришло. Результат тестирования оглашали не сразу. Кандидат выходил из аудитории и садился на свое место, ожидая, пока собеседование пройдет вся группа. Меня вызвали одним из последних. Секретарь проводил меня к столу, за которым сидели трое военных в возрасте хорошо за пятьдесят: полковник и два подполковника. Их квалификационные шевроны впечатляли объемом боевого опыта и уровня теоретической подготовки. Наверно, такими и должны быть преподаватели военного учебного заведения воюющего государства. Я принял стойку «смирно». — Кандидат Лавров прибыл для прохождения вступительного испытания. — Садитесь, кандидат. Я опустился на стул и приготовился отвечать на вопросы, но сначала мне пришлось выслушать монолог полковника. — Итак, кандидат Лавров. Несколько необычный, надо заметить, кандидат. Четыре гражданских высших образования и текущее обучение в аспирантуре Колониального Технологического института на Титане по специальности ксенология. Обратите внимание, господа, — обратился он к подполковникам, — кандидат имеет железное право на освобождение от призыва в армию. Тем не менее, он пришел к нам. Но это не все. Насколько нам известно, а известно нам доподлинно, никто из ваших предков, кандидат Лавров, никогда профессионально в армии не служил. Что вам здесь нужно, кандидат Лавров? К этому вопросу я готовился. Я знал, что он последует обязательно и давно подобрал аргументы для ответа. Как ни странно, основой для него послужил мой годичной давности разговор с мамой. — У меня есть личный счет к кваргам, господин полковник. Мой отец погиб в системе звезды Ван Маанена шесть лет назад. Эсминец противника торпедировал его транспорт во время боя с нашими боевыми кораблями. — Это нам известно. И мы выражаем вам сочувствие, — ничего не выражающим голосом ответил полковник, — но для поступления в наше училище такой мотивации совершенно недостаточно. Мы существуем не для удовлетворения чувства мести, каким бы праведным оно ни было. Мне представляется, что двигая вперед науку Федерации, вы могли бы принести куда больше пользы нашему государству, чем в качестве офицера десантных войск. Пусть не лично, но опосредованно, через новое оружие и новые технологии вы в качестве ученого сможете убить гораздо больше врагов, чем лично стреляя в них или даже руководя подразделением десанта. У вас есть, что на это возразить, кандидат? — Так точно, господин полковник. Я полностью согласен с вашим утверждением, что убивать врагов можно и не своими руками, но есть счета, оплату по которым нужно требовать, глядя врагу в глаза. Это, безусловно, не аргумент, но такова моя позиция. — Это все? — Разрешите мне продолжить, господин полковник? — я дождался кивка полковника, — я получил первые три высших образования только по одной причине. Я заболел астероидной горячкой. Эта болезнь до последнего времени считалась неизлечимой. У меня не имелось другого варианта, кроме как найти решение самому. Я чувствовал в себе силы сделать это, и я добился своего. Вот я перед вами, и я здоров. Полковник повернулся к одному из своих подчиненных. — Это так? — Так точно, господин полковник. Кандидат Лавров является одним из обладателей патента на метод лечения астероидной горячки, и его фамилия указана в заявке первой. — Продолжайте, кандидат. — У меня есть цель, господин полковник. И эта цель — не научная карьера. Я хочу закончить войну с кваргами. Закончить при моей жизни и обязательно полной победой. Я хочу увидеть, как наши войска высадятся на их материнскую планету и захватят ее. И моя цель — возглавить и провести эту десантную операцию. — Однако вы не умрете от скромности, кандидат, — произнес один из подполковников. — Это не пустые слова, господин подполковник, — спокойно ответил я, — я умею ставить цели и достигать их. Посмотрите на меня. Одно то, что я жив, является доказательством этого утверждения. И цель свою я озвучил. Полковник пристально посмотрел на меня. — Один русский полководец сказал как-то, что плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Вы хотите сказать, что это ваш случай? — Не совсем, господин полковник. Я бы сформулировал иначе. Плох тот солдат, который не знает, ЗАЧЕМ он хочет стать генералом. Я — знаю. — Господа, у вас есть еще вопросы к кандидату Лаврову? — Мне кажется, мы услышали достаточно, господин полковник. — В таком случае, вы свободны, кандидат. Я вышел из аудитории, и дверь за мной закрылась, пропустив на собеседование очередного испытуемого. Ну что ж, я сделал, что мог, теперь остается подождать, когда собеседование закончится, и узнать результат. Последний соискатель курсантского шеврона покинул экзаменационную аудиторию минут через сорок. Потом еще с полчаса ничего не происходило, и, наконец, нас построили для оглашения результатов испытания. Вперед вышел полковник и, заглядывая в планшет, начал называть фамилии и итоговые оценки. Форумы не врали. Большинство кандидатов получали вердикт «к поступлению не рекомендуется». Человек пять получило «рекомендуется условно», и это явно радовало удостоившихся такой оценки. Трое парней и одна девушка, уже сейчас выглядевшие почти готовыми десантниками, получили оценку «рекомендуется». Нас, не оцененных, осталось двое: я и белобрысый парень чуть выше меня ростом, который заходил в аудиторию одним из первых. — Кандидат Петренко, — произнес полковник фамилию белобрысого, — комиссия отложила принятие решения по вашей кандидатуре, ввиду необходимости запросить в архивах дополнительные документы по вашим взаимоотношениям с полицией Каллисто. Решение будет оглашено завтра в это же время. Белобрысый выглядел подавленным. Видимо, упомянутые взаимоотношения таки имели место и не красили его биографию. — Кандидат Лавров, — полковник посмотрел в глаза Игорю, — комиссия рассмотрела ваше дело с особой тщательностью и пришла к выводу, что ваши личные качества могут быть полезны планетарному десанту. Вердикт: «рекомендуется к поступлению в первую очередь». На выходе из училища меня окликнули по фамилии. Я обернулся и увидел трех парней и девушку, получивших оценку «рекомендуется к поступлению». Я остановился и подождал, когда они меня нагонят. — Я Инга, представилась девушка по-английски. А это мои друзья Майк, Стивен и Чен. Мы учились вместе на Земле, в Канберре. — Игорь, — представился я и вспомнил, что в Австралии есть пехотное училище младшего комсостава, — так вы уже сержанты? — Да, — резко ответил крупный парень с широким круглым лицом, не слишком, на мой взгляд, обезображенным интеллектом, — мы сержанты. Старшие сержанты. Мы два года проходили учебу в Австралийской Школе Мобильной Пехоты и стали лучшими выпускниками. Наши родители — офицеры, и наши рекомендации к поступлению в высшее училище вполне заслужены. А кто ты такой? Ты ведь штатский… — Стивен, — одернула товарища Инга, — держи себя в руках. Мы же просто хотели спросить… — Нет! Пусть ответит. Завтра будут новые тесты. И кто-то из наших парней, честно заслуживших право здесь учиться, может не пройти конкурс из-за вот этого штатского выскочки, — Стивен сделал угрожающий шаг в мою сторону, но Чен положил руку ему на плечо, а Майк придержал за локоть. — Стивен, успокойся, — с напряжением в голосе произнес Майк, — если ты сейчас устроишь драку у входа в училище, мы все вылетим отсюда еще до завтрашних тестов. Подожди немного. Если кандидат Лавров завалит тесты, то и переживать будет не о чем. Ну а если нет, у тебя будет еще много возможностей задать ему самые разные вопросы. Стивен сбросил с плеча руку товарища, но, похоже, все-таки взял себя в руки, продолжая, однако глядеть на меня с нескрываемой неприязнью. — Игорь, извините нас, — произнесла Инга, с раздражением поглядывая на товарищей, — мы просто хотели узнать, чем вы так угодили комиссии? Вы ведь действительно, на первый взгляд, не производите впечатления перспективного кандидата в офицеры-десантники. — Я просто объяснил им, — ответил я, пожав плечами, — в чем вижу свои цели и задачи, как будущего офицера Федерации. Видимо, я нашел правильные слова. Извините, господа и дамы, но мне пора. Я кивнул, отвернулся и зашагал в направлении стоянки флайкаров, чувствуя, как мою спину прожигает неприязненный взгляд, и, похоже, не один. Утром следующего дня я вновь стоял перед комиссией. На этот раз — медицинской. Высокий и довольно молодой для своего звания подполковник медслужбы уже пару минут внимательно изучал на планшете мои медицинские документы, не предлагая мне сесть. Наконец, он поднял на меня глаза. — Астероидная горячка? И каково оно чувствовать себя живым трупом, кандидат? — Мерзейшее ощущение, господин подполковник, но очень тонизирует и стимулирует к созидательной активности, — я позволил себе обозначить легкую улыбку.