Мысленно она слышала милый, нежный, любящий голосок маленького Ягненка, так отличающийся от слащавого тона ужасного взрослого Ягненка (или Деверо): – Я люблю Панти… Хочу к моей Панти! Вслух Антея предложила: – О, ради бога, пойдем домой. Утром ты скажешь все, что захочешь… Если сможешь, – шепотом добавила она. Мрачный вид был у компании, которая теплым вечером брела домой. Пока Антея разговаривала с дамой, Роберт снова поработал булавкой над велосипедной шиной, и Ягненку (которого следовало называть Сент-Мор, Деверо или Хилари), наконец надоело чинить свой велосипед. Поэтому он просто вел его за руль. Солнце уже садилось, когда все подошли к белому дому. Четверо старших детей предпочли бы задержаться в переулке до тех пор, пока наступивший закат не превратит взрослого Ягненка (я больше не буду утомлять вас повторением его имен) в их дорогого надоедливого младшего брата. Но повзрослевший Ягненок настоял на том, чтобы идти дальше, поэтому в палисаднике его встретила Марта. Как вы помните, в качестве особой милости псаммиад сделал так, что слуги в доме не замечали изменений, вызванных желаниями детей. Поэтому дети по-прежнему видели взрослого Ягненка (неважно, какими именами его окрестили), а Марта увидела маленького Ягненка, о котором отчаянно беспокоилась весь день, семенящего рядом с Антеей на пухлых детских ножках. Бросившись вперед, Марта схватила его на руки, восклицая: – Иди к своей Марте, миленький куклёночек! Взрослый Ягненок (чьи имена далее будут преданы забвению) яростно сопротивлялся; на его лице читались ужас и раздражение. Но Марта оказалась сильнее, подняла его и отнесла в дом. Детям никогда не забыть этой картины! Взрослый молодой человек с маленькими черными усиками, в щегольском сером фланелевом костюме и зеленом галстуке – к счастью, он был небольшого роста и худой – барахтался в крепких руках Марты, а та утаскивала его, уговаривая вести себя хорошо и скушать свою молочную кашку! К счастью, когда она добралась до порога, солнце село, велосипед исчез, и Марта внесла в дом настоящего милого сонного малыша Ягненка. Взрослый Ягненок (отныне безымянный) навсегда исчез. – Навсегда, – сказал Сирил, – потому что, как только Ягненок достаточно подрастет, мы должны начать его муштровать. Ради него самого, чтобы он не вырос таким противным. – Ты не будешь его запугивать, пока я жива! – твердо заявила Антея. – Мы должны воздействовать на него добром, – сказала Джейн. А Роберт сказал: – Видите ли, если он будет взрослеть постепенно, как положено, у нас хватит времени, чтобы воспитывать его по ходу дела. Сегодня самым ужасным было то, что он повзрослел так внезапно. У нас вообще не осталось времени на его исправление. – Не нужны ему никакие исправления, – сказала Антея, когда из открытой двери донесся воркующий голос Ягненка, точно такой, какой она мысленно слышала днем: – Люблю Панти… Хочу к моей Панти! Глава десятая. Скальпы Вероятно, этот день прошел бы успешнее, если бы Сирил не читал «Последнего из могикан». Прочитанная история крутилась у него в голове за завтраком, и, выпивая третью чашку чая, он мечтательно сказал: – Хотел бы я, чтобы в Англии жили краснокожие… Только не взрослые, а маленькие, как раз такого роста, чтобы мы могли с ними сражаться. В тот момент никто с ним не согласился, но никто и не обратил большого внимания на его слова. Но когда дети спустились в песчаную яму, собираясь попросить сто фунтов двухшиллинговыми монетами с профилем королевы Виктории, чтобы на этот раз все прошло гладко (они сочли сумму в сто фунтов разумным желанием, не грозящим неприятностями) – выяснилось, что они снова попались! Потому что очень сердитый и сонный псаммиад проворчал: – Оставьте меня в покое! Ваше сегодняшнее желание уже исполнилось. – Я не знал, – удивился Сирил. – Ты что, не помнишь, что попросил вчера? – еще ворчливее сказал песчаный эльф. – Ты попросил позволения загадывать желания, где бы ты ни был. И сегодня утром ты уже загадал желание, и оно исполнилось. – Неужто? – спросил Роберт. – И что он пожелал? – Значит, вы забыли? – С этими словами псаммиад начал закапываться в песок. – Не берите в голову, скоро узнаете. Желаю вам вволю повеселиться! В хорошенькую же историю вы вляпались! – Мы всегда так или иначе в нее вляпываемся, – грустно сказала Джейн. Самое странное заключалось в том, что никто не мог вспомнить, чтобы утром чего-то желал. Слова о краснокожих никому не запомнились. Утро выдалось очень тревожным. Дети пытались вспомнить, чего же они хотели, никому ничего не вспоминалось, и все каждую минуту ожидали чего-то ужасного. Все очень волновались, ведь из слов псаммиада поняли, что пожелали, мягко говоря, чего-то неблагоразумного. Несколько часов прошло в мучительной неопределенности, и только перед самым обедом Джейн споткнулась о «Последнего из могикан»: книга валялась на полу вниз обложкой. Антея подняла ее, воскликнула: – Теперь я знаю! – И осела на ковер. – Ой, Киска, какой ужас! Ему понадобились индейцы… Сирилу… Разве ты не помнишь, что он сказал за завтраком? Он сказал: «Хотел бы я, чтобы в Англии жили краснокожие», – и теперь они тут живут, и собираются снимать скальпы с людей по всей стране, точно тебе говорю! – А может, они появились где-то в Нортумберленде или Дареме, – успокоила Джейн. Ей трудно было представить, что если с людей снимут скальпы в такой дали, им все равно будет очень больно. – Даже не надейся! – сказала Антея. – Псаммиад сказал, что мы вляпались в историю. Значит, индейцы придут сюда. А вдруг они снимут скальп с Ягненка? – Может, на закате скальп снова отрастет? – предположила Джейн, но без своего обычного оптимизма. – Ни за что! – сказала Антея. – То, что получается в результате наших исполнившихся желаний, не исчезает. Посмотри на эти пятнадцать шиллингов! Киска, я собираюсь кое-что разбить, и ты должна отдать мне все свои деньги до последнего пенни. Индейцы придут сюда, как ты не понимаешь? Этот злобный псаммиад так и сказал. Ты поняла, что я задумала? Побежали! Джейн ничегошеньки не поняла, но покорно последовала за сестрой в мамину спальню. Антея взяла тяжелый умывальный кувшин с потрясающим узором из аистов среди высокой травы, отнесла его в гардеробную и осторожно вылила воду в ванну. Потом отнесла кувшин обратно в спальню и бросила на пол. Как вам известно, если случайно уронить кувшин, он обязательно разобьется. Но если бросить его нарочно – ничего подобного не дождешься. Антея трижды роняла кувшин, а он все не бился, поэтому в конце концов ей пришлось взять отцовский обувной рожок и хладнокровно расколотить им кувшин. Это было ужасно. Потом она взломала кочергой семейную коробку-копилку. Джейн сказала, что так поступать нехорошо, но Антея сперва плотно сжала губы, а после ответила: – Не глупи, речь идет о жизни и смерти. В коробке оказалось не так уж много – семь шиллингов и четыре пенса – но у девочек на двоих нашлось почти четыре шиллинга. Итого, как легко можно подсчитать, набралось больше одиннадцати шиллингов. Антея завязала деньги в уголок носового платка и скомандовала: – Пошли! Сестры побежали на ферму. Антея знала, что фермер в тот день собирался в Рочестер, и вообще-то четверо детей договорились, что он возьмет их с собой. Они условились об этом в тот счастливый час, когда верили, что получат от псаммиада сто фунтов двухшиллинговыми монетами, поэтому пообещали заплатить фермеру по два шиллинга с каждого за поездку. Теперь Антея поспешно объяснила, что они не могут поехать, но не возьмет ли фермер вместо них Марту и малыша? Мужчина согласился, хотя был недоволен, что заработает всего полкроны вместо восьми шиллингов. Девочки помчались домой. Антея была взбудоражена, но держала себя в руках. Впоследствии, вспоминая то время, она признала, что действовала осмотрительно и быстро, как прирожденный генерал. Достав из углового ящика своего стола маленькую коробочку, она пошла искать Марту. Та застилала стол скатертью и была не в лучшем настроении. – Тут такое дело, – сказала Антея. – Я разбила кувшин с водой в маминой комнате. – Чего еще от тебя ждать. Вечно что-нибудь натворишь, – ответила Марта, со стуком ставя на стол солонку. – Не сердись, Марта, дорогая, – сказала Антея. – У меня хватит денег, чтобы заплатить за новый кувшин… Если ты будешь настолько добра, что купишь его. Твои двоюродные сестры держат посудную лавку, ведь правда? И мне бы хотелось, чтобы ты съездила за кувшином сегодня, на тот случай, если мама завтра вернется домой. Ты же знаешь, она сказала, что может приехать. – Но вы сами едете в город, – удивилась Марта. – У нас не хватит на это денег, ведь мы потратимся на новый кувшин, – сказала Антея. – Но если ты возьмешь Ягненка, мы заплатим за ваш проезд. И знаешь, Марта, я отдам тебе свою шкатулку, если ты поедешь. Посмотри, она ужасно красивая – инкрустирована настоящим серебром, слоновой костью и черным деревом, как храм царя Соломона. – Понятно, – сказала Марта. – Нет, мне не нужна шкатулка, мисс. Ты просто хочешь сбыть с рук милого Ягненка на вторую половину дня. Не думай, что я не вижу тебя насквозь! Марта так метко попала в точку, что Антее сразу захотелось все отрицать. Ни к чему было служанке знать так много. Но девочка придержала язык. Марта положила хлеб на стол с такой силой, что он упал с доски. – Я просто хочу, чтобы ты раздобыла кувшин, – тихо сказала Антея. – Ты ведь поедешь, правда? – Ну, так и быть, соглашусь – только на этот раз. Но имейте в виду, чтобы никаких возмутительных проказ, пока меня здесь не будет! – Фермер уезжает раньше, чем думал, – нетерпеливо сказала Антея. – Тебе лучше поскорей одеться. Пожалуйста, надень то прелестное фиолетовое платье, Марта, и шляпку с розовыми васильками, и желтый кружевной воротничок. Джейн закончит накрывать на стол, а я умою и одену Ягненка. Умывая сопротивляющегося Ягненка и торопливо наряжая его в лучшую одежду, Антея время от времени поглядывала в окно. Пока все шло хорошо – никаких индейцев. Когда поспешно и суетливо Ягненок и начавшая возмущенно краснеть Марта были выставлены за ворота, Антея глубоко вздохнула, сказала: – Он в безопасности! – А потом, к ужасу Джейн, бросилась на пол и разрыдалась. Джейн не понимала, как человек может быть таким храбрым, прямо как генерал, а потом вдруг сдуться, словно воздушный шарик, проткнутый булавкой. Конечно, лучше не падать духом, но обратите внимание – Антея держалась молодцом, пока не добилась задуманного. Она вывела дорогого Ягненка из-под удара. Антея не сомневалась, что краснокожие обязательно появятся у белого дома, а раз повозка фермера не вернется до заката, она могла себе позволить немножко поплакать. Отчасти она плакала от радости, потому что дело было в шляпе. Минуты три она рыдала, а Джейн с несчастным видом обнимала ее и каждые пять секунд повторяла: – Не плачь, Пантера, дорогая! Потом Антея вскочила, с силой вытерла глаза уголком передника (они оставались красными весь день) и пошла рассказать обо всем мальчикам. Но как раз в этот миг кухарка позвонила, зовя к обеду, и поговорить не получилось, пока не подали жаркое. Когда кухарка вышла, Антея приступила к рассказу, но оказалось большой ошибкой говорить о чем-то захватывающем людям, которые едят жаркое с картошкой. В еде как будто было нечто такое, отчего мысль о краснокожих казалась плоской и нереальной. Мальчики посмеялись и назвали Антею глупышкой. – Я почти уверен: еще до того, как я сказал про индейцев, Джейн пожелала, чтобы сегодня был прекрасный денек, – сказал Сирил. – Не желала я такого, – отрезала Джейн. – Ну, если бы индейцы должны были появиться… – продолжал Сирил. – Пожалуйста, передайте соль и горчицу, а то картошка что-то в горло не лезет… Если бы они должны были появиться, они бы уже давно тут кишели, сами знаете. Точно вам говорю – Джейн пожелала прекрасного дня. – Тогда почему псаммиад сказал, что мы вляпались в хорошенькую историю? – спросила Антея.