— Но я должен сказать, что к сегодняшнему дню ваше состояние заметно улучшилось. — Я была спортсменкой, — сумела выдавить Натали, — бегуньей... «Пожалуйста, пусть это окажется сном!» В голове пронеслась картина, как она ковыляет по ули­це с палкой... «Мое легкое!» Она навсегда останется ин­валидом, никогда не сможет бегать, всегда будет страдать одышкой... Натали попробовала упрекнуть себя в том, что не оценила старания этих людей, которые спасли ей жизнь, но единственное, о чем она могла сейчас думать, это о том, что привычная жизнь кончилась. —Были спортсменкой, — повторил Санторо. — Что ж, это многое объясняет. У вас сильный организм. Я пони­маю, это для вас огромное потрясение, но хирург, который делал вам операцию, мисс Рейес, уверен, что вы снова смо­жете бегать. Со временем ваше левое легкое разрастется и компенсирует дыхательную способность из-за отсутствия правого. —О боже, я не могу в этом поверить! —Может быть, вы хотите, чтобы мы сообщили вашим близким? —О да, конечно! Моя семья, наверное, очень волнует­ся. Доктор Санторо, простите, что не поблагодарила вас и весь персонал за то, что вы спасли мне жизнь. Просто я пока не могу поверить в то, что случилось. —В такой ситуации это вполне нормальная реакция, поверьте мне. Но ваша жизнь не изменится настолько, на­сколько вы предполагаете. —Я... я очень надеюсь на это. Благодарю вас! —Когда вы будете чувствовать себя лучше, мы обсудим некоторые наши больничные дела. Несколько дней вы были в палате интенсивной терапии, а потом, поскольку сейчас больница заполнена до отказа, вас перевели в со­седний корпус, который мы называем пристройкой, хотя он и не соединяется с главным корпусом. Сестра Эштелла запишет необходимые данные для наших документов и счетов. —У меня есть страховка, которая должна покрыть все расходы... Я смогу узнать номер своего полиса, когда по­звоню домой. —Мы здесь, в больнице святой Терезы, много зани­маемся благотворительностью, но конечно же, приветст­вуем, если пациенты в состоянии оплатить счета. Тут, в пристройке, у нас есть небольшой зал для реабилитации, и я считаю, что вы как можно скорее должны встать на бе­говую дорожку или сесть на велотренажер. Натали вспомнила долгие часы, проведенные в кабине­те физиотерапии, когда разрабатывала свое поврежденное сухожилие. Будет ли и в этот раз так же трудно? Конечно, после такой травмы чудес ждать не приходится, но пока Натали не могла всерьез думать о далеком будущем. Сна­чала временное исключение из колледжа, а теперь еще и это... Неужели такое могло случиться?! —Как насчет телефона? — спросила она. —Разумеется. Я скажу Эгателле, чтобы она позаботи­лась об этом. —Вы не могли бы подождать? Я хочу позвонить сво­ему профессору, доктору Дугласу Беренджеру... Может, вы поговорите с ним? —Кардиохирург из Бостона? —Да. Вы его знаете? —Я знаю про него. Он считается одним из лучших спе­циалистов в своей области. —Я работаю у него в лаборатории. Натали не хотела вдаваться в подробности причин сво­ей злосчастной поездки в Бразилию. Ей хотелось лишь по­скорее вернуться домой. —Вы, вероятно, очень хорошая ученица профессора, — сказал Санторо. — Подождите, сейчас мы найдем телефон. Кстати, полиция просила сообщить им, если... когда вы придете в себя. Им нужно будет ваше заявление... А я дол­жен снова положить вам на глаза тампоны. —Но я не чувствую боли. —Мы применили обезболивающее. —Я, конечно, расскажу полиции все, что вспомню, но, боюсь, этого будет недостаточно. —Наша полиция действует весьма эффективно, хотя часто, путешествуя, мы слышим совсем другое. —Даже если и так, — ответила Натали, — я сомневаюсь, что им удастся раскрыть это дело. * * * «Я берусь за ручку, готовлюсь выскочить из машины на скорости сорок миль в час и шлепнуться на асфальт. Я не успеваю, машина со скрежетом останавливается, меня от­брасывает на спинку переднего сиденья. Что случилось? Опять все вокруг плывет, движение невозможно разгля­деть. Дверь внезапно распахивается. Крупный мужчина хватает меня за руку. Я пытаюсь сопротивляться, но он очень силен. Лицо его закрыто черным чулком. Я хочу со­рвать маску, но второй хватает меня за другую руку. Его лицо тоже скрыто. В его руке появляется шприц. Нет! По­жалуйста, не надо! Нет!» Как и прежде, Натали одновременно чувствовала себя и участницей, и очевидицей тех событий, которые так рез­ко изменили ее жизнь. Она была пленницей собственной памяти, наблюдая и ощущая одновременно и внутри, и снаружи, но не имея сил покинуть место действия или из­менить исход. Голос водителя, как и прежде, звучал ясно и четко, а его внешность казалась какой-то расплывчатой. Она не узнала бы этого человека, даже если бы столкну­лась с ним лицом к лицу, но если бы он произнес хоть сло­во, Натали бы опознала его. ...Переулок загорожен мусором, картонными коробка­ми... и забором! Упрямая пленница, Натали снова убегала от своих пре­следователей, лезла по мусору и коробкам наверх, слыша­ла сзади выстрелы, чувствовала боль и проваливалась в темноту. Потом, как это уже не раз случалось, в страшные воспоминания вклинивался голос. На этот раз голос был знакомым. — Нат, это я, Дуг. Ты меня слышишь? — Слава богу! Слава богу, вы здесь! — Мы в аэропорту, Нат, вылетаем домой. Они дали тебе какое-то успокоительное на время поездки, и мы приехали сюда на «скорой помощи». Все будет в порядке. — Сколько... Сколько времени прошло с тех пор, как я вам позвонила? — Меньше суток. Я прилетел на специальном санитар­ном рейсе. Колледж согласился заплатить за все, на что не хватит твоей страховки. — Спасибо... Спасибо вам! Это все так ужасно... — Я знаю, Нат, знаю. Но ты жива, мозги в порядке, и поверь мне, что твой организм гораздо сильнее, чем ты думаешь. Кстати, со мной прилетела Эмили Троттер анестезиолог, она ждет нас в самолете. И Терри тоже здесь. — Меня ничто не могло удержать, Нат, — голос Терри был таким знакомым и спокойным! — Мы доставим тебя домой в лучшем виде. Я всем рассказывал, как ты убежа­ла от этих школьных звезд на дорожке, так что теперь мне нужны твои новые подвиги. Он погладил ее по голове и сжал ей руку. — Нат, нам всем очень жаль, что так получилось, — про­изнес Беренджер. — Мы очень за тебя переживаем. — Полицейский, который ко мне приходил... он сказал, что никто не звонил. — Глупости! Я даже нашел в Бостоне одного родом из Бразилии, так он сам сюда звонил. — Тот, что приходил... он все время порывался уйти... Было похоже, что ему на все плевать... — Мы звонили много раз! — Спасибо! — Доктор Санторо сказал, что ты крепкая девочка и быстро поправляешься. Он назвал это чудом. Он заверил, что твое левое легкое работает превосходно и вообще весь организм хорошо компенсирует потерю правого. — Мои глаза... — Я говорил с офтальмологом. Тебе положили тампоны, потому что роговица пострадала от холода там, в переулке. Он объяснил, что если не будет неприятных ощущений, то в самолете тампоны можно будет убрать. А прилетим до­мой — покажем тебя нашим специалистам. Натали почувствовала движение, и через несколько минут ее уже вносили в самолет. Тампоны сняли, и она увидела Беренджера со стетоскопом, который слушал ее дыхание. —Все идет хорошо, — сказал он. Натали подняла руку и прикоснулась к его лицу. —Я так и не сделала наш доклад. —Ничего страшного, сделаешь на следующий год. —Посмотрим. Где будет следующая конференция? Беренджер улыбнулся. —В Париже, — сказал он. — Теперь отдыхай. Все будет хорошо. * * * Как всегда, телефонное совещание совета проходило во вторник, ровно в полдень по Гринвичу. —Лаэрт присутствует. —Симонидис на связи. —Фемистокл, привет из Австралии. —Главкон.