Она взяла со стола колокольчик. Одного тихого звука хватило, чтобы через мгновение в дверях кабинета показался помощник. – Бернард, – обратилась к нему Сильвер, – мне нужен твой уникальный навык. – Конечно, доктор Сильвер, – кивнул камердинер. Женщина обернулась на Стену ненависти, пробежалась по ней взглядом, нахмурилась. Потом указала на ряд детских портретов, висевших почти у пола. На них были изображены малыши не старше двух-трех лет. – Мне нужны эти четверо, – палец Сильвер переместился в левую сторону, повыше, и указал еще на два портрета мальчиков лет шести. – И эти двое. – На сколько? – уточнил Бернард. Сильвер покосилась на меня. – Первых четверых на пятнадцать. Остальным хватит десяти. Камердинер обошел стол и чуть сдвинул кресло. Прильнул к стене, положив ладонь на первый из четырех портретов у пола, и прикрыл глаза. Сквозь его веки проступил белый свет. Ладонь камердинера задрожала, кожа озарилась мерцанием, осветила портрет ребенка. И тот начал меняться. Уходила невинная округлость детских щек, сменяясь юношеской худобой, волосы приобретали темный оттенок, густели, взгляд наполнялся серьезностью и большей осмысленностью, появлялась горделивая имперская осанка. Изображение на портрете… взрослело. Через минуту с картины смотрел не двухлетний малыш, а сформировавшийся подросток лет шестнадцати. Кудрявые волосы, белесые ресницы, большие голубые глаза… – Не он, – поморщившись, бросила Сильвер. Бернард переместил мерцающую ладонь на соседний портрет. Преобразование началось снова. Я покачал головой и посмотрел на Сильвер. Она решила проверить, Ринг я или нет. Мне и самому это было немаловажно. Если тело аристократа, в котором я находился, и вправду принадлежало отпрыску Рингов, это сильно меняло дело. Стоя рядом с Сильвер, я наблюдал за изменениями второго портрета, а в это время в голове складывал мозаику из разрозненных данных. Политическую многоходовку, где я выполнял одну из самых грязных и сволочных ролей… Сильвер снова покосилась на меня, сличая мое лицо со вторым повзрослевшим портретом. Поморщилась – опять не похож. Я размышлял дальше. Если меня переместили в тело Ринга, то с какой целью? Однозначно не с той, с которой послали в Ронстад. Эта цель должна быть политически выгодной Лэнсому, а значит, самому имперскому роду. Если род Рингов благословлен на чистоту, как сказала Сильвер, то ни один из Рингов не может быть адептом. Из этого следует, что Зивард и Херефорд изначально лгали, сказав, что парень, в которого меня перенесли, был инфиром. На самом деле в нем не имелось ни капли кодо. И этот парень во что бы то ни стало должен был попасть в Ронстад. Понятно, что в город адептов не пускают людей без кодо, к тому же там не выживают такие неподготовленные сосунки, поэтому пригодились я и овеум. Но чем может обернуться Ронстаду то, что отпрыск Ринга бродит по его улицам? В чем загвоздка?.. Я неотрывно следил за преображением третьего портрета. Светлые волосы, серые глаза, тяжелый подбородок, торчащие уши… На этого я уж точно не похож, но оставалось еще три портрета. Напряжение в кабинете росло, делая воздух жарким. Сильвер тоже о чем-то думала. Наверняка о том же, что и я. О цели заговора. Только сейчас я знал чуть больше, чем она. Итак… Все же зачем чистому имперскому отпрыску попадать в Ронстад? Зачем Ринги так цинично пустили в расход своего молодого родственника? Причина должна быть очень веской. Настолько веской, чтобы компенсировать потерю. Может быть, деньги? Месть за давние родовые обиды? Укрепление власти? Тайные договоренности? Черт возьми… Договоренности. Перекрестный договор между кланами Ронстада и Лэнсома не посягать на жизни и ресурсы друг друга. А тут что вышло?.. Отпрыск Ринга бродит по Ронстаду, куда он по определению не способен попасть – настоящая бомба. В массы это можно подать как похищение адептами парня из имперского рода… а похитителем выставить… например… беглого преступника Генри Ордо, который силой накачал Ринга овеумом и заставил сесть в поезд до Ронстада. Не подкопаешься, особенно если привлечь к расследованию карманного инспектора полиции и карманный Орден Волка. Я машинально сжал и разжал кулаки. Бернард в это время занимался четвертым портретом. Сильвер следила за ним не отрываясь, и… Нет, не похож. Камердинер переместился к оставшимся двум портретам слева. Снова приложил ладонь к картине, и лицо черноволосого и бледнокожего шестилетнего мальчика начало меняться. Появился пушок над верхней губой, брови приобрели густоту, кожа стала более загорелой. Чем-то он был на меня похож, но все же не совсем. Остался последний портрет. Скорее всего, это был родной брат предыдущего мальчика. Слишком много схожих черт. Под ладонью Бернарда лицо на картине начало преображение, и чем сильнее оно менялось, тем больше ужаса появлялось в глазах Сильвер. Возможно, она до последнего верила, что ошибается… * * * С портрета смотрел я. Не такой растрепанный, без шрама на рассеченной брови, без серых теней под глазами, не такой уставший и нервный. Но это был я. Подпись на черной ленте гласила: «Теодор Гораций Ринг». – Спасибо, Бернард, – тихо поблагодарила Сильвер помощника. Камердинер быстрым жестом стер пот со лба, поклонился и бесшумно вышел из кабинета. Женщина посмотрела на меня. – Ну и что теперь? Ты наконец признаешься, какого черта тут делаешь, мистер Ринг? Вместо ответа я кивнул на графопорт у стены. – Могу я отправить сообщение? – Кому? – тут же спросила Сильвер. – В нашей школе не существует такого понятия, как «тайна переписки». Я и не ожидал от нее ничего другого. – Мне нужно справиться о здоровье одного человека, – ответил я серьезно. – Вы позволите?.. Раз уж я здесь, то все равно никуда не денусь. К тому же вы увидите текст сообщения и адресат. И если вам что-то не понравится, вы уничтожите послание. Ничего криминального, док. После этого я вам все расскажу. Все, что знаю. Сильвер не спускала с меня глаз, следила за каждым моим движением. – Давай попробуем, – процедила она. Уверен, любопытство и желание иметь тайное преимущество не покидали эту женщину никогда. Я сел на стул около графопорта и положил пальцы на клавиши набора. Задумался на несколько секунд. Что ж. Пути назад у меня нет уже давно, но это сообщение изменит направление моей жизни, изменит цели и задачи. Оно изменит всё. Я набрал текст: «Благотворительный фонд „Бриттонские сестры” просит известить о состоянии здоровья поступившей к вам два дня назад пациентки с признаками аутизма. Ребекка Грандж, 19 лет. Необходимы ли дополнительные средства на ее лечение? Если в этом есть необходимость, мы немедленно займемся этим вопросом. С уважением, старшая сестра Хэррид». Адресатом я обозначил город Эгвуд, приемную дежурного врача в больнице Святого Патрика. – Больница для сумасшедших? – удивилась Сильвер. Я обернулся на женщину. – Я могу это отправить? Сильвер еще раз перечитала сообщение. Нахмурилась и покачала головой. – Твое сообщение может быть шифровкой. Ты Ринг, этим все сказано.