Наступил черед Бориса отрицательно помотать головой. — Я не видел ее уже целую неделю, — заявил он. — Считайте с того дня, когда она ко мне обратилась за помощью. — А что конкретно ее беспокоило? — спросила Инна, которая уже знала из подслушанного разговора Лиды с Вовиком про то, что у Лены были какие-то проблемы, из-за которых она и обратилась к Борису. Опер дожевал кусок мяса, который до этого лежал у него за щекой, и сказал: — За ней следили. — Это я знаю, — кивнула Инна. — Следили или ей казалось, что следят. — Нет, — помотал головой Борис. — Действительно следили. — И кто? — оживилась Инна. — Вы знаете его имя? Координаты? Может быть, этот человек, который за ней следил, и похитил Лену? — Мне не удалось узнать, кто он такой, — тяжело вздохнув, признался опер. — Но у меня сохранилась его фотография. — Можете мне ее показать? Некоторое время опер размышлял. Но в конце концов, видимо, решив, что ничего особо секретного или ценного в этой информации нет, полез в карман и вытащил фотографию. Инна внимательно рассмотрела довольно симпатичного, но слегка погрузневшего мужчину лет сорока и вернула фотографию оперу. — Но не думаю, что этот человек виновен в похищении Елены, — сказал тем временем тот, задумчиво принимаясь снова за оставленную им было свинину. — Почему? — Потому что если бы он хотел похитить Елену, то у него была для этого отличная возможность, — сказал Борис. — Он поджидал Елену возле ее дома. Было уже темно. На улице ни единой живой души. Путь к дому, которым пользовалась Елена, проходит через пустырь, так что этот тип мог ее скрутить и отнести к своей машине. Никто бы и не заметил. — У него и машина была? — Как выяснилось, была, — пробурчал опер. — Я следовал за Еленой от самой станции с целью выявить человека, который, по ее словам, за ней следил. Но никого, кроме вот этого типа, который поджидал Елену в кустах на пустыре, я не заметил. — А откуда вы знаете, что он поджидал именно ее? — спросила Инна. — После того как Шлюпикова благополучно вошла в дом и в ее окнах загорелся свет, вот этот тип, — и Борис ткнул пальцем в фотографию, — бросился к своей машине и скрылся. Я не сразу понял, что он побежал к машине, поэтому и не успел вовремя сориентироваться, заметить марку и номер машины. — А почему вы решили, что он ждал именно Елену? — Сами посудите, что ему было делать в начале двенадцатого ночи на пустыре в кустах? — Ну, мало ли какая у человека могла возникнуть надобность, — стыдливо потупилась Инна. — Нет, — покачал головой опер. — Он провел там не несколько минут и даже не полчаса. Он провел в кустах от двух до четырех часов. Я мог судить об этом по количеству выкуренных им сигарет и по обширной площадке, которую он вытоптал в кустах своими ногами. — Значит, он ждал Елену, — заключила Инна. — А дождавшись, не стал ее похищать или причинять ей иной вред, хотя обстановка этому благоприятствовала. Вместо этого, убедившись, что она дома, он сел в машину и уехал, так по-вашему? — Ну да, — кивнул Борис. — Так и было. А потом она исчезла. На другой день она должна была прийти ко мне и продлить контракт. Но она не пришла, и я решил, что надобность в моих услугах у нее отпала. — А пойти и проверить, все ли с ней в порядке, вам невдомек было? — разозлилась Инна. — Почему же? — пожал плечами Борис. — Я ходил. Но Елены не было дома. А других координат она мне не оставляла. Сказала, что сама звонить будет. — Можете дать фотографию того человека, который следил за Еленой? — со вздохом спросила у него Инна. — Пожалуйста, — кивнул опер. — Качество не очень хорошее. Но, сами понимаете, в темноте ничего лучше получиться и не могло. — Так вы фотографировали в темноте и, конечно, со вспышкой? — догадалась Инна. — Может быть, поэтому он и сбежал? — Обижаете! — возмутился Борис. — Технологии теперь не те. Никакой вспышки заметно не было. Так что сбежал незнакомец не потому, что испугался меня. — А почему вообще вы решили его сфотографировать? — поинтересовалась Инна. — Ведь когда вы его фотографировали, вы же не знали, что он провел на пустыре несколько часов? — Да все равно этот инцидент выглядел подозрительно, — поморщился Борис. — Женщина идет домой одна. Поздно уже, вокруг ни души. При этом она жалуется на слежку. И вдруг на пустыре какой-то мужик сидит. Вот я его и щелкнул. — А он вас точно не видел? — Нет, я кустами шел, — похвастался Борис. — А этот тип, когда Лена мимо него прошла, бдительность утерял и вылез. Прямо у меня перед носом. Еще огляделся. Ну, тут у меня реакция сработала, я его и щелкнул. Только думал фотографию Елене показать, а она как раз на следующий день и пропала. — Значит, этого типа она не опознала? — уточнила Инна. — Говорю же, не показывал я ей эту фотографию, — повторил опер. — Не успел. К этому времени Борис дожевал свой обед, запил его яблочным компотом, расплатился по счету и заторопился. Когда он вылез из-за стола, ноги у него оказались на удивление кривыми. Инна даже пожалела беднягу. Куда ему с такими ногами и в опера. Любой преступник запомнит по кривым ногам и мигом вычислит. Но тем не менее фотографию неизвестного субъекта Борис оставил Инне. С этим уловом она и отправилась обратно в Питер, чтобы посоветоваться с подругами. Но по дороге решила заехать в коттедж, где жила Елена, и поинтересоваться у соседей, не появлялась ли все же эта странная женщина у себя дома. Из всех четырех подруг хуже всех дела обстояли у Мариши. Кто разбирается в женской психологии, тот понимает, что беседовать с матерью, у которой единственного горячо любимого сына и кормильца не далее как сегодня утром отвезли в реанимацию, и еще большой вопрос, выживет ли он, удовольствие ниже среднего. Мариша споила матери Симона уже второй пузырек валокордина, сделала пару отличных коктейлей из капель на спиртовой основе валерьянки, пустырника, боярышника и корвалола, смешанных в равных долях, но результат пока что оставлял желать лучшего. Мать Симона рыдала и отказывалась признаваться, что ее сын мог быть хоть в чем-то не безупречен. — Такой мальчик! — рыдала мамаша. — Такой мальчик! В школе одни пятерки приносил! В студию бальных танцев ходил. В олимпиаде по химии участвовал. Второе место занял! Красавец! Умница! Не пил, не курил! Господи, за что?! У Мариши было жуткое желание схватить эту дебелую мамашу за плечи, встряхнуть пару раз и сказать, что сын ее был далеко не таким уж ангелом, каким она пытается его представить. То есть, вполне возможно, в школе так оно и было, она, Мариша, не спорит. Но с тех пор прошло довольно много времени. И мальчик мог слегка измениться. А как известно, мужчины не коньяк и с возрастом лучше не становятся. Но, повинуясь шестому чувству, Мариша свои комментарии относительно Симона держала при себе. И лишь кивала в ответ на стенания мамочки угодившего в больницу стриптизера. В результате Анна Григорьевна, так звали мамашу Симона, начала испытывать к Марише нечто вроде дружбы. Во всяком случае, ей захотелось выплакаться не просто так, а кому-то в жилетку. Тут и пригодилась Мариша. Надо ли говорить, что Анна Григорьевна благополучно приняла Маришу за сотрудницу правоохранительных органов. Мариша ее не разубеждала. Благо настоящие сотрудники где-то задерживались. — И все эта женщина! — с неожиданной злобой заявила мать Симона. Мариша насторожилась. — Какая женщина? — спросила она. — Развратница, которая очаровала моего невинного мальчика! — рявкнула Анна Григорьевна. — Лена ее зовут. Из Павловска. Искусствовед. Только никакой она не искусствовед, а настоящая проститутка. Мне про нее все известно. У нее любовник есть. Не чета моему мальчику. Матерый волк. Так вот, я уверена, что это он и пытался убить Симона. — Соперник? — заинтересовалась Мариша. — У вашего сына был соперник? Вы его видели? Знаете, как зовут? — Не знаю! — прорыдала Анна Григорьевна. — Ничего про него не знаю. Только имя! Павел. — Павел, — повторила Мариша. — А как вам удалось узнать его имя? — Сережа мне и сказал, — утерши слезы, ответила Анна Григорьевна. — Поймите вы материнское сердце. Я ночей спать не могла, когда мой мальчик был неизвестно где. Я просто места себе не находила. У меня давление из-за этого постоянно скакало. Если хотите знать, с тех пор как у Сережи появилась эта женщина, у меня три раза был гипертонический криз. Мариша покосилась на Анну Григорьевну и про себя решила, что та просто истеричка. И все ее болезни исключительно от нервов. Ну, скажите, какая беда, что у взрослого сына появилась еще более взрослая любовница? Которая его к тому же еще и содержит, как доподлинно знала Мариша. И чего мамочке беситься? — Материнское сердце — вещун! — снова заплакала Анна Григорьевна. — Знала я, что эта стерва доведет Сереженьку до беды. «Не сердце у тебя вещун! — мрачно подумала про себя Мариша. — Просто смириться с тем, что сын нашел себе другую женщину, а не сидит как пришитый возле твоей юбки, не можешь!» Но вслух Мариша ничего не сказала, в душе где-то понимая Анну Григорьевну. Нелегко на старости лет почувствовать, что единственным сыночком — светом в окошке — все больше и больше завладевает какая-то совершенно посторонняя женщина. — Так и что там с этим любовником любовницы вашего сына? — спросила Мариша. Анну Григорьевну от этого выражения передернуло, и она уже явно собралась заявить, что ее Сережа — чистый мальчик, девственник и никаких любовниц у него быть не может, но вовремя остановилась. Все-таки, и тут Мариша отдала должное Анне Григорьевне, остатки здравого смысла у нее сохранились. Так что она тяжело вздохнула и сказала: — Сережа совсем перестал меня слушаться. — Так, а что там с этим Павлом? — попыталась уточнить Мариша. — Он был постоянным любовником Лены, — нехотя произнесла Анна Григорьевна. — Лена — это любовница Сережи. Я вам уже говорила. — Но почему вы считаете, что на вашего сына напал именно Павел? — спросила Мариша. — А кому же еще? — искренне удивилась Анна Григорьевна. — Деньги остались при Сереже. Мне из больницы звонили. Так и сказали, что состояние у вашего сына тяжелое. И чтобы я за деньгами и прочими ценностями заехала. А то у них камеры хранения нет, отвечать не могут, если что-то пропадет. — Заботу, значит, проявили, — пробормотала Мариша. — Да при чем тут забота! — фыркнула Анна Григорьевна. — Стали бы они к постороннему человеку заботу проявлять. Просто Сережина крестная в той больнице работает. Случайно узнала, что крестник к ним поступил, вот и позвонила мне. Только я ехать не могу. Да ничего, небось крестная сохранит денежки и мне передаст. — Значит, деньги остались при вашем сыне, — сказала Мариша. — Вот я о чем вам и талдычу! — воскликнула Анна Григорьевна. — Да бог с ними, с деньгами. Но ведь вся суть в том, что если Сережу не ограбили, тогда выходит, кто-то отомстить ему хотел. А кто? Врагов у Сережи не было. Только этот Павел! Соперник Сережин. Мой сын говорил, что этот Павел — он Лену очень любит. А у нее и раньше, до Сережи, любовники случались. Так только все они куда-то исчезали. Когда Сережа мне это рассказал, у меня прямо сердце так к горлу и ткнулось. Все, думаю, не иначе как кто-то этих любовников устранял. А кто? Только ревнивый соперник. Павел, стало быть! Вот теперь и Сережина очередь настала. От Анны Григорьевны Мариша вышла с распухшей головой и массой вопросов. Одно ей было ясно, нужно посоветоваться с подругами. Однако подруги где-то задерживались. Мариша позвонила по очереди сначала Ане, потом Юльке, а потом Инне. Но все они в один голос заявили, что говорить в данный момент не могут, очень заняты, но перезвонят позже. Очень удивленная и даже слегка озадаченная таким единодушием своих подруг, Мариша решила поехать домой и, пока суд да дело, приготовить для всех обед. А если все пойдет так, как идет сейчас, то, возможно, и ужин. С этой целью Мариша заехала на Сенной рынок, чтобы купить парного мяса и свежей зелени. А также посмотреть, может быть, ей приглянется и еще что-то вкусненькое. Глава одиннадцатая