– Это обычный цветок, – поправила леди Арабесса. – Обычные цветы спят по ночам. – Я совершенно уверена, что с цветами пустыни происходит то же самое. – Тогда зачем вообще уточнять разницу? Просто скажи, что она похожа на цветок. – Потому что я думаю, цветок пустыни – более подходящее описание для женщины, чем обычный старый цветок, – объяснила леди Ния. – Любой поклонник может написать стихотворение, сравнивающее женщину с цветком. Но уточнив вид, что ж, он добьется большего. Вы не согласны, лорд Чотблах? Бедняга, несомненно, позеленел: – Я, э-э, это… – Что скажете вы, лорд Мекенна? – Леди Ларкира прервала унылое бормотание парня, переключаясь на Дариуса. – Когда вы пишете любовное стихотворение для своей возлюбленной, вы уточняете, о каком именно растении идет речь? Дариусу потребовалось время, чтобы прийти в себя, успокаивающий ритм голоса леди Ларкиры казалось убаюкивал его разум. – Нет, миледи, – наконец промолвил он. – Я считаю использование сравнения с растениями в любовной поэзии слишком прозаичным. – В самом деле? – Она подняла брови. – А что вы используете взамен? – Мне еще предстоит найти возлюбленную, чтобы узнать об этом. Леди Ларкира на мгновение задержала взгляд на Дариусе, и на ее щеках появился легкий румянец. – Видите, сколько седин прибавили мне дочери за эти годы, – усмехнулся граф, с неприкрытой любовью глядя на своих детей. Из-за этого взгляда постыдная искра ненависти опалила сердце Дариуса, и он отвернулся как раз в тот момент, когда музыканты заиграли вальс. – Ах. – Долион похлопал по руке свою младшую дочь. – Пришло время для твоего первого танца, моя дорогая. Кто будет твоим партнером? Вопрос повис в воздухе на неловко долгое время. Дариус знал, было бы по-джентльменски просить у леди Ларкиры разрешения стать ее партнером, но, будучи уже порядком взвинченным, он больше не хотел ощущать на себе чужие руки, какими бы нежными ни были прикосновения этой леди. К тому же он был не в настроении улыбаться и говорить фальшивые любезности, особенно когда его отчим, скорее всего, наблюдал… Ничего хорошего не выйдет, если Хейзар подумает, что Дариус заинтересован не только в девушке, но и во всем остальном. Подобные вещи имели тенденцию пропадать, исчезая совершенно бесследно. И все же, чем дольше никто не произносил ни слова – Фрез все еще напоминал трусливого зайца, – тем сильнее леди Ларкира съеживалась от смущения, ее взгляд часто обращался к нему. Зараза. – Разве право первого танца принадлежит не отцу? – спросил Дариус. – В Лаклане мы начинаем именно так. – Нет. – Долион выдержал его пристальный взгляд. – В Джабари мы начинаем не так. – В этой фразе была скрыта не столько угроза, сколько совет: «Давай, парень. Подумай хорошенько». Дариуса охватила паника, ему хотелось подтолкнуть к имениннице любого стоявшего неподалеку гостя, но вместо этого он осознал, что, стиснув зубы, сам поднимает руку в перчатке и спрашивает: – Не окажете ли вы мне великую честь, позволив стать партнером в вашем первом танце? К своему облегчению, Дариус едва почувствовал нежные пальцы леди Ларкиры в своих, когда вел ее в центр бального зала. Сохраняя на лице бесстрастное выражение, он скользнул рукой по ее тонкой талии, притягивая девушку ближе, прежде чем подхватить темп и поравняться с другими кружащими по залу танцорами. Сердце Дариуса учащенно забилось, в то время как хватка девушки была не более чем шелестом птичьего крыла, и, находясь так близко, он уловил мятно-лавандовый аромат ее мыла. Ничего неприемлемо удушливого и чрезмерного, совсем не похоже на то, что использовало большинство дам из высшего общества. Это еще больше взволновало Дариуса, и, сам того не осознавая, он притянул партнершу ближе. Несмотря на его нежелание находить прочие поводы для комплимента, он был вынужден признать, что леди Ларкира оказалась отличной танцовщицей. Хотя Дариус полагал, что обладал достаточно скудным опытом, чтобы сделать подобный вывод. Но все же он мог оценить ее скорость и легкость, то, как она легко позволяла ему направлять ее. – Осталось всего несколько песчинок. – Ее мягкий голос вырвал его из раздумий. – И вам больше не придется беспокоиться. – Что? – Вальс скоро закончится, – пояснила леди Ларкира. – А вместе с ним и ваши страдания. Дариус нахмурился: – Я не страдаю. – Нет? – Она бросила на него насмешливый взгляд. – Моему отцу пришлось практически заставить вас танцевать со мной, за что я приношу свои извинения. И только что вы выглядели так, будто вас больше интересует разгадывание занимающих ваш разум загадок, чем участие в разговоре. Сестры всегда говорили, что мое присутствие едва ли можно вынести, и вот теперь я начинаю им верить. Дариус быстро поискал глазами своего отчима, но обнаружил только море наблюдающих за ним незнакомцев. – Мне жаль, если все выглядело так, как вы описали. – Он крепче обнял леди Ларкиру, когда они сделали два поворота. – Поверьте, вы более чем сносны в качестве партнера по танцам. Просто я не очень опытен в светских мероприятиях. По крайней мере, не такого рода. – Такого рода? – спросила леди Ларкира. – Званых вечерах. Она рассмеялась, и легкий звук пронзил его насквозь. – А я-то думала, что это прием по случаю дня рождения. – Да, да, конечно. И снова, примите мои извинения. «О силы потерянных богов, парень, перестань причитать как дитя». – Нет. – Она широко улыбнулась. – Вы правы. Будь моя воля, я едва ли стала тратить время на подобное. – Тогда почему мы все здесь? С трудом верится, что ваш отец относится к тому типу мужчин, которые смогли бы отказаться вам в какой-либо просьбе. – Что заставляет вас так думать? – Голубые глаза леди Ларкиры искрились озорством, и Дариус поймал себя на том, что более пристально наблюдает за ней и за тем, как желтое свечение, укрощающее зал, сверкает на ее замысловато заплетенных волосах. Она действительно казалась Дариусу знакомой, но, возможно, причина крылась в ее жизнерадостности. Он не привык к такой живости, и, похоже, ему не доставало подобного. – У всех нас есть роли, которые нужно играть, – продолжала она. – Как, например, вы, смелый лорд, пришедший мне на помощь в моем первом танце, несмотря на одолевавшие его сомнения. – Я не сом… – Неправда. – Она придвинулась к его боку, чтобы покружиться. – Нет необходимости лгать, милорд. В ее голосе слышалась насмешка, словно какая-то скрытая шутка. – Вы всегда так откровенны? – спросил Дариус. – Как я уже сказала, нет нужды лгать. «Вот только ложь – это все, что я когда-либо знал», – подумал он. – Значит, у вас никогда не возникала необходимость во лжи? – усомнился Дариус. – Конечно, возникала! Он моргнул, глядя на нее сверху вниз. – Теперь вы противоречите самой себе. – Нет, я говорю, опираясь на контекст. – Понятия не имею, что это значит. – Это значит, что я откровенна, когда не вижу необходимости поступать иначе, и лгу, когда того требуют обстоятельства. – Вы очень своеобразны. – Спасибо. – Она расплылась в улыбке, и Дариус не мог ничего с собой поделать – он рассмеялся в ответ. Этот звук удивил не только его, но и леди Ларкиру. На ее лице был написан триумф, пока он продолжал вести ее в танце. – Судя по вашему предыдущему комментарию, – сказал он, – могу ли я сделать вывод, что вы отмечаете свой день рождения по-другому еще и в другой день? Она лукаво улыбнулась. – Ночь еще так молода, лорд Мекенна, – сказала она, когда вальс подошел к концу. – Как и я. Они оба на мгновение замерли, однако он все еще держал ее руку, другая же покоилась на талии девушки, их дыхание участилось от небольшого физического напряжения – по крайней мере, Дариус винил в этом танец, – пока вечеринка гудела, постепенно размывая все вокруг. А затем, стоило новому голосу ворваться в их пузырь, все встало на свои места. Голос, напоминающий скольжение шелка по песку, тот, от которого по коже Дариуса всегда бежали мурашки. – После такого изящного выступления, – сказал появившийся рядом с ними Хейзар Бруин, – было бы упущением не пригласить вас на следующий танец. – Он протянул Ларкире руку в фиолетовой перчатке. Дариус инстинктивно сжал Ларкиру крепче, тем самым заработав от нее вопросительный взгляд, но прежде чем она смогла вымолвить хоть слово, он заставил себя отпустить ее и отступить, давая ей возможность принять предложение, что она, лучезарно улыбнувшись, и сделала. Чернота скручивала внутренности Дариуса, пока он был вынужден наблюдать ставшее уже привычным явление: стоило ему начать чем-то наслаждаться, как его отчим тут же отбирал у него то, что вызывало подобные приятные чувства. Глава 5