Ричардс вспомнил день, великий и ужасный день, когда самолеты врезались в башни-близнецы. Услужливое сознание снова и снова воспроизводило жуткие кадры хроники: огненные шары взрывов, падающие тела, разжижение миллиарда тонн бетона и стали, вздымающиеся облака пыли. Чем не киношедевр наступившего тысячелетия? Это гиперэкстремальное реалити-шоу транслировали по всем каналам мира семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки! В тот день он, Ричардс, оказался в Джакарте, сейчас уже не вспомнить, зачем и почему. Он сразу понял, спинным мозгом почувствовал: все должно быть именно так. Военных нужно постоянно чем-то занимать, иначе они к черту перестреляют друг друга! Однако с того дня ситуация изменилась до неузнаваемости. Отныне в войне – настоящей, которая шла уже тысячелетие и обещала продлиться еще тысячу тысячелетий, войне между Ими и Нами, Имущими и Неимущими, их богом и нашим и так далее – воевали люди вроде Ричардса, тихие, неприметные, одетые почтальонами, таксистами или официантами, с глушителями за пазухой или в почтовой сумке. Отныне в ней воевали юные мамочки, везущие в колясках по десять фунтов взрывчатки С4, и школьницы, садящиеся в метро с флакончиками зарина в рюкзаках «Хелло, Китти». Отныне войну вели из кузовов грузовиков, из безликих мотелей рядом с аэропортами, из пещер рядом ни с чем; она обрушивалась на железнодорожные платформы и круизные лайнеры, на супермаркеты, кинотеатры и мечети, на города и села, днем и ночью. Отныне ее вели во имя Аллаха или курдского национализма, христианской миссии «Евреи за Иисуса» или бейсбольной команды «Нью-Йорк янкиз» – причины не изменились и не изменятся никогда: смоешь высокопарную муть, и все снова упирается в размер чьего-то жалования или незаслуженно полученную должность. Только сейчас война шла повсюду, миллионом метастазных клеток расползалась по планете, поражая всех и каждого. В свете этих изменений проект «Ной» казался вполне целесообразным. Ричардс участвовал в нем с самого начала, с тех пор, как получил первое сообщение от Коула, покойся с миром, говнюк! Важность затеи он осознал, когда Коул собственной персоной навестил его в Анкаре. Пять лет назад Ричардс сидел за столиком у окна, когда в ресторан вошел Коул, размахивая портфелем, в котором наверняка лежали лишь сотовый и дипломатический паспорт. Льняной костюм, гавайская рубаха – ни дать ни взять герой романа Грэма Грина, Ричардс едва не расхохотался. Они заказали кофе, и Коул принялся его просвещать. По-юношески свежее, привлекательное лицо дышало искренним воодушевлением. Коул был родом из маленького городка в Джорджии, но за годы учебы в Академии Филлипса и Принстоне приобрел волевой подбородок и теперь говорил, как Бобби Кеннеди, в которого вселился дух героя-конфедерата Роберта Эдварда Ли. С зубами парню повезло: ровные, прямые, как частокол, и белоснежные, хоть вечерами без света читай – очень в стиле Лиги плюща! Итак, начал Коул с атомных бомб, с того, как мир изменило само их наличие. Пока в сорок девятом русские не провели ядерные испытания под Семипалатинском, мы творили что вздумается – да здравствует «Пакс американа»! Зато теперь каждый первый собирает в своем подвале бомбу, а как минимум сотня допотопных ядерных боеголовок советских времен продается совершенно открыто, и это лишь официально объявленное число! Индия и Пакистан тоже как с цепи сорвались, ну конечно, разве они в стороне останутся? Спасибо, ребята, что превратили уничтожение сотни тысяч человек в будничное событие, очередной пункт в повестке дня второго заместителя главы директората по готовности к чрезвычайным ситуациям и немедленному реагированию. «Но это, – Коул хлебнул кофе, – под силу лишь нам!» Это означало новый Манхэттенский проект, только помасштабнее. Подробности Коул сообщить не мог – пока не мог, – но в качестве наводки советовал подумать над использованием самого́ человеческого организма в качестве оружия, а вдобавок и о возвращении «Пакс американы», но уже не на короткое время. Навсегда! Поэтому Коул и прилетел в Анкару. Он искал такого, как Ричардс, – во-первых, лицо неофициальное, а во-вторых и в главных, обладающее практическими навыками, житейской мудростью, если так можно выразиться. Коул уточнил: проект стартует не сию секунду, а через несколько месяцев, когда все кусочки соберутся в цельную картинку. Безопасность имела колоссальное значение, Коул считал ее приоритетом номер один. Ради нее он пошел на личную встречу и вырядился в нелепую гавайскую рубаху, чтобы закупить недостающий актив, чтобы вложить в картинку еще один кусочек. Увы, красивый план так и остался планом, а события развивались иначе, причем очень давно, начиная с момента гибели Коула. Погибли многие участники проекта, а некоторые превратились… трудно сказать, в кого. Из джунглей вернулись лишь трое, не считая Фаннинга, который уже тогда перерождался… опять-таки, в кого или во что? Определенно в нечто большее, чем рассчитывал Коул. Возможно, уцелел кто-то еще, но из Управления по специальным видам оружия поступил четкий приказ: опоздавших к вертолету поджарить до хрустящей корочки. Об этом позаботилась разорвавшаяся в горах ракета. Интересно, что бы сказал Коул, если б догадывался, что ему из Боливии не вернуться? Фаннинга благополучно упрятали в надежное место, Лира доставили в Колорадо, данные о боливийской экспедиции уничтожили, но Ричардс тоже не сидел сложа руки и успел разобраться, из-за чего весь сыр-бор. Из-за ВЗС, или Вируса замедленного старения. Что за умник ввел эту аббревиатуру? Возможных расшифровок-то миллион, например Весьма Запутанное Словосочетание. Это вирус, точнее семейство вирусов, скрывающихся то ли в птицах, то ли в обезьянах, то ли в грязных туалетах. При соответствующих структурных изменениях ВЗС полностью восстанавливает тимус. Ричардс прочел первые работы Лира на эту тему, которые и привлекли внимание Коула, – статьи в журналах «Сайенс» и «Вестник палеовиролога». В них выдвигалась гипотеза о существовании «агента, способного значительно продлить человеческую жизнь, повысить физическую силу и выносливость». Дескать, мировой истории уже известны случаи действия таких агентов. Даже без научной степени по микробиологии Ричардс понимал: затея рискованная, мерзко пахнущая вампирами, хотя в Управлении по специальным видам оружия это слово не употребляли. Попадись оно в работе менее уважаемого ученого, чем Лир, – гарвардский микробиолог все-таки! – статьи прозвучали бы в духе бульварной «Уикли уорлд ньюс». Тем не менее гипотезы Лира равнодушным Ричардса не оставили. Мальчишкой он читал вампирские истории запоем, не только комиксы вроде «Баек из склепа» и «Мрачных теней», но и Брэма Стокера. Разумеется, фильмы тоже смотрел и даже в детстве понимал: на девяносто процентов это ерунда вперемешку с порнухой, но разве не было в них чего-то вызывавшего смутные ассоциации? Торчащие клыки, кровожадность, бессмертие в обмен на душу – вдруг все это не фантазии, а воспоминания или даже инстинктивное чувство некой темной силы, таящейся в человеческом существе? Силы, которую можно разбудить, упорядочить, направить в нужное русло? В это верили Лир с Коулом. Верили настолько, что отправились в боливийские джунгли искать мертвых туристов, которые оказались немертвыми (дурацкое слово, но ничего лучше в голову не приходит, тем более оно вполне точно описывает состояние «не-смерти») и погубили – буквально на части разорвали – уцелевших членов научной экспедиции: всех, за исключением Лира, Фаннинга, одного из спецназовцев и молодого аспиранта по фамилии Фортс. Если бы не Фаннинг, экспедиция увенчалась бы полным крахом. Вот Лира было искренне жаль. Вероятно, он по-прежнему думал, что спасает мир… Только ведь он предал свою же мечту, когда связался с Коулом и Управлением по специальным видам оружия! С другой стороны, о чем сейчас думает Лир, не знал никто. Доктор безвылазно сидел на Уровне 4, ел и спал прямо в лаборатории. Небось целый год солнечного света не видел! В самом начале проекта Ричардс покопался-покопался и вытащил на свет немало любопытных фактов. Находкой номер один стал некролог жене Лира, напечатанный в «Бостон глоуб» за шесть месяцев до приезда Коула в Анкару, то есть за целый год до боливийского фиаско. «Элизабет Мейком Лир, сорок один год, диплом бакалавра гуманитарных наук колледжа Смита, диплом магистра гуманитарных наук университета Беркли, доктор философии (диссертация защищена в Чикагском университете), преподаватель английской литературы в Бостонском колледже, помощник редактора «Ренессанс куотерли», автор монографии «Шекспировские чудовища: метаморфозы и раннее Новое время» («Кембридж юниверсити пресс», 2009). Долго, но безуспешно лечила лимфому…». И так далее и тому подобное. Фотографию тоже напечатали – Ричардс назвал бы Элизабет Лир если не красивой, то очень миловидной, разве только худоватой… Сомнений не оставалось: серьезная особа с серьезными жизненными установками. Никаких детей – впрочем, тут, вероятно, дело в облучении и химиотерапии. Значит, если вдуматься, в основном проект «Ной» осуществлял безутешный вдовец, который сутками не вылезал из лаборатории, пытаясь воскресить любимую жену? На проект ушли уже пять лет и сотни миллионов долларов. Какими же результатами могли похвастать его участники? Наградой за ежедневные мытарства стали лишь триста дохлых мартышек, черт знает сколько собак и свиней, пяток бомжей и одиннадцать бывших смертников, которые светились в темноте и пугали до безумия. Подобно мартышкам, подопытные бомжи «сгорели» за считаные часы: температура у всех зашкаливала, кровь так и хлестала. Зато выжили смертники: сперва Джайлс Бэбкок, полнейший дебил, которого на Уровне 4 звали Болтуном за привычку трещать без умолку, не пропавшую и после опытов; за ним Моррисон, Чавес, Баффс и остальные. С каждой новой мутацией вирус заметно слабел и становился менее опасным для носителя. Одиннадцать новоиспеченных вампиров – почему бы их так не назвать? – по мнению Ричардса, особым дружелюбием не отличались. Однажды Сайкс признался, что не знает, можно ли их уничтожить. Мол, только если реактивную гранату в горло затолкать. ВЗС – Вампиры – Забубенная Сила! Под действием вируса их кожа превратилась в белковый панцирь, в сравнении с которым кевлар был сущим воском! Единственная уязвимая зона «светлячков» – квадрат со стороной три дюйма – располагается над грудиной, там «кожа» тоньше, значит, пробиваема, по крайней мере теоретически. Еще «светлячки» буквально источали ВЗС. Полгода назад им заразился один из лаборантов. Каким образом – уму непостижимо, но он вдруг начал блевать на забрало гермошлема и биться в судорогах. Бог знает, что бы случилось, если бы Ричардс не заметил, как несчастный дергается на полу, и не заблокировал Уровень 4! А так пришлось лишь чистить зону деконтаминации и наблюдать за предсмертными мучениями лаборанта. Как же его звали? Сэмюэльс? Сэмюэльсон? Впрочем, это неважно. Скрубберы поработали на славу, и после семидесятидвухчасового карантина Ричардс разблокировал Уровень. Ричардс ни на секунду не сомневался: когда и если понадобится, он загонит объект в тартарары. Именно это подразумевал «Протокол Элизабет». Тому, кто придумал название – особенно если в шутку, – следовало поставить памятник. В принципе, Ричардс догадывался, как звали героя: Коул, разумеется! Точнее, Коул-в-классическом-варианте, ведь за личиной добродушного завсегдатая загородного клуба скрывался страстный любитель стеба. Элизабет, святые небеса! Кто еще назвал бы Протокол в честь покойной жены Лира? Ричардс чувствовал, что проект идет не по плану. Наверное, это отчасти из-за монотонности повседневной работы: нельзя же посадить восемьдесят человек на вершину горы, заставив день-деньской считать кроличьи шкурки и помалкивать! А тут еще сны… Они снились и Ричардсу, по крайней мере, ему так казалось. Он их не помнил, но порой просыпался с ощущением, что ночью произошло какое-то событие, вроде незапланированной поездки, из которой он только что вернулся. Про сны рассказывали и Джек с Сэмом, отважившиеся на побег уборщики. Нанять в обслугу кастратов придумал Ричардс, и поначалу все было здорово: ребята попались просто золото, сплошь белые и пушистые, а отпадет в них надобность, никто и не хватится. Однако Джек с Сэмом выбрались за территорию объекта в мусорных контейнерах. Ричардс разыскал их следующим же утром в мотеле «Ред руф», милях в двадцати от объекта, – беглецы терпеливо ждали, когда их заберут. Словно заезженные пластинки, они снова и снова говорили о своих снах: об оранжевом свете, зубах, плывущих по ветру голосах, которые звали их по имени. Оба будто умом повредились! Опустившись на краешек кровати, Ричардс терпеливо слушал их болтовню: взрослые ведь, за сексуальные нападения привлекались, а вот поди ж ты – рыдают, шмыгают носом и размазывают сопли по щекам. Кожа бархатная, яйца с горошину – очень трогательно… Вскоре терпение лопнуло. «Ладно, ребята, нам пора, – проникновенно сказал Ричардс. – Никто на вас не сердится!» Он отвез их в чудесное место у реки, чтобы напоследок насладились красотой мира, и застрелил. Теперь Лиру понадобился ребенок, девочка. От нового требования опешил даже Ричардс. Пьяные бомжи и смертники – это одно, Ричардс считал их утильсырьем, но ребенок… Сайкс объяснил, что все дело в тимусе. Мол, чем меньше ребенок, тем сильнее его тимус, значит, организму проще справиться с вирусом и привести его в латентное состояние. Именно к этому стремился Лир – получить максимум преимуществ без негативных побочных эффектов. Без негативных побочных эффектов! Ричардс чуть не засмеялся. При том, что в прежней человеческой ипостаси «светлячки» были дебилами вроде Бэбкока, за бутылку пива готовыми перерезать горло родной матери?! Впрочем, может, связь здесь и имелась, ведь Лиру понадобился «чистый лист», еще не испачканный и не исписанный гадостями. Что же, если продолжать в таком ключе, в следующий раз Лир потребует младенца! А девочку Ричардс уже присмотрел: пара недель интенсивных поисков, и вуаля! Джейн Доу, белая, около шести лет, словно окурок, брошена в мемфисском монастыре идиоткой-матерью, которой, вероятно, мешала кайфовать. «Чтобы без криминального досье!» – велел Сайкс, а эта околошестилетняя Джейн Доу воды не замутит! Однако уже в понедельник ее собирались передать под опеку Отдела по защите прав детей. Если передадут – все, прощай, шестилетка! Иными словами, в распоряжении оставалось двое суток, при условии, что кайфующая мамаша не потребует дочь обратно, словно забытый на вокзале чемодан. Монахинь Уолгаст утихомирит: пять минут общения, и они за ним не то что на край света, в интим-шоп с радостью пойдут. Ричардс сто раз убеждался: этот парень кого угодно уломает! Ричардс окинул взглядом мониторы. Все детки лежали в своих кроватках. Бэбкок, по обыкновению, что-то болтал – складки на шее ходили ходуном, как у жабы. Ричардс включил звук и целую минуту слушал рык и клекот, как всегда, гадая, означают ли они, например: «Выпустите меня!», или «Хочу еще кроликов, сейчас же!», или «Ричардс, братан, выберусь – первым делом оторву тебе голову!». Ричардс знал с десяток языков – помимо европейских владел турецким, фарси, арабским, русским, тагальским, хинди и даже немного суахили. Порой в болтовне Бэбкока он различал искореженные, безбожно перемешанные слова, но сейчас, как ни напрягал слух, ничего внятного не улавливал. – Не спится? Ричардс обернулся. В дверях стоял Сайкс с чашкой кофе в руках. Он был по-прежнему в форме, только снял галстук и расстегнул мундир. Сайкс пригладил седеющие волосы и развернул кресло так, чтобы сесть лицом к Ричардсу. – Если честно, мне тоже, – признался Сайкс. Ричардс уже собрался спросить Сайкса о снах, но передумал: к чему пустое сотрясание воздуха, если ответ читается на лице полковника? – Я не сплю, – покачал головой Ричардс. – То есть почти не сплю. – Ясно… Конечно, когда же вам спать? – Сайкс пожал плечами и, сообразив, что ответа не последует, показал на мониторы. – Внизу все нормально? Ричардс кивнул. – Под луной больше никто погулять не желает? Разумеется, он имел в виду Джека с Сэмом, уборщиков и незадачливых беглецов. Вообще-то любовью к иронии и сарказму полковник не отличался, но имел полное право выпустить пар. Чертовы кретины, в мусорные контейнеры спрятались! Вообще-то караульным полагается проверять все, что покидает объект или проникает на его территорию, но они мальчишки, завербовавшиеся на обычную военную службу, вот и ведут себя, как школьники, потому что жизненного опыта шиш да маленько. Каждого из них следовало постоянно держать за яйца, а Сайкс ослабил контроль. – Я провел с дежурным разъяснительную беседу и уверен, она запомнится ему навсегда. – Не расскажете, что стало с беглецами? На эту тему Ричардс распространяться не желал. Да, Сайкс в нем нуждался, но симпатию вряд ли испытывал и недавний поступок точно бы не одобрил. Сайкс поднялся, обогнув стол Ричардса, подошел к мониторам и отрегулировал изображение так, чтобы захватить крупным планом гермозону Ноля. – Лир и Фаннинг дружили, – задумчиво произнес полковник. – Да, я в курсе, – кивнул Ричардс. – Э-эх! – не сводя глаз с монитора, вздохнул Сайкс. – Вот тебе и дружеское отношение! – Он повернулся к Ричардсу, который по-прежнему сидел за компьютером. Судя по сизым щекам, полковник не брился уже пару дней. Он близоруко щурился на ярком свете люминесцентных ламп и, казалось, не понимал, где находится. – А как насчет нас с вами? – вдруг спросил он. – Мы друзья? Ричардс едва не присвистнул: ничего себе, так сны Сайкса еще ужаснее? Дружба… Кого это волнует? – Разумеется, друзья, – отозвался он и позволил себе улыбнуться. Сайкс впился в него взглядом. – Вероятно, это не очень важно, – пробормотал он. – Но все равно спасибо! Ричардс понимал, что терзает Сайкса – девочка. У полковника было два взрослых сына, оба выпускники Уэст-Пойнта, как и он сам. Старший занимался чем-то связанным с разведкой в Пентагоне, а младший служил в Саудовской Аравии в составе танковой части. Кажется, сыновья успели подарить ему внуков, о которых Сайкс вскользь упоминал. О семьях они говорили крайне редко… Так или иначе, решение привезти девчонку полковнику не нравилось. А вот Ричардсу на план Лира было откровенно плевать. – Вам стоит немного поспать, – посоветовал Ричардс и взглянул на часы. – Очередной теплый прием ожидает нас через три часа. – Тогда, пожалуй, и ложиться незачем. – Сайкс уже шагнул к двери, но вдруг обернулся и снова поднял усталые глаза на Ричардса. – Строго между нами… Могу поинтересоваться, как вам удалось организовать столь быструю доставку? – Особых проблем не возникло, – пожал плечами Ричардс. – Из Уэйко его вывезли на военном самолете. Там хоть и резервисты, но воздушная трасса имеет федеральное значение. Самолет приземлился в Денвере вскоре после полуночи. Сайкс нахмурился. – Трасса федерального значения – это серьезно, но все равно получилось слишком быстро. Не знаете, из-за чего спешка? Полной уверенности у Ричардса не было: приказ поступил из Управления по специальным видам оружия, но, если играть в угадайку, он предположил бы, что тут задействованы узкая койка, залитая консервированным супом конфорка переносной плитки, год без солнца и свежего воздуха, кошмары, мотель «Ред руф» и так далее. В принципе, если скрупулезно проанализировать ситуацию (чем Ричардс давно перестал заниматься), то все без исключения события сводились к миловидной заучке Элизабет Мейком Лир, ее долгой битве с раком и прочее, и прочее, и прочее. – Я заручился поддержкой Лэнгли – за ними должок числился, вот они нам соломку и подстелили, причем всю дорогу, и в прямом и в переносном смысле. Картера будто никогда и не существовало. По большому счету он призрак, даже сигарет купить не сможет. – Живого человека призраком не назовешь, – нахмурился Сайкс. – У каждого есть знакомые и знакомые знакомых. – Да, пожалуй, но этот парень буквально на пороге призрачного состояния. Сайкс промолчал, и оба прекрасно понимали, чем это молчание вызвано. – Ясно, – вздохнул полковник, – но мне все равно не нравится. Недаром же у нас есть протокол, целый перечень правил. Тридцать дней, три промежуточные тюрьмы, и лишь потом субъекта привозят сюда. – Это приказ? – в шутку спросил Ричардс. Строго говоря, Сайкс не мог ему приказывать и командиром считался лишь потому, что Ричардс позволял. – Нет-нет, что вы! – покачал головой Сайкс и подавил зевок. – Не возвращать же субъекта в тюрьму! – Он постучал по косяку. – Дайте знать, когда его привезут. Я буду у себя, спать не лягу. Поразительно, но едва за полковником закрылась дверь, Ричардс пожалел, что не попросил его остаться. Может, в какой-то степени они действительно друзья? Ричардсу доводилось заниматься самыми разными проектами, и он знал: в определенный момент отношения створаживаются, словно забытое на столе молоко. Работа отходит на второй план, осторожность забывается – так и подмывает излить душу. Это случается, когда к человеку по-настоящему привязываешься, и ни к чему хорошему не приводит. После взаимных откровений все быстро идет под откос. Картер ничего особенного собой не представлял – так, очередной смертник, утильсырье в человеческом обличье. Но шестилетняя девочка… Она-то Лиру зачем? Ричардс вновь сосредоточил внимание на мониторах и надел наушники. Бэбкок по-прежнему болтал, забившись в угол. Почему же этот дебил не дает ему покоя? Порой кажется, что Бэбкок владеет его душой, по крайней мере отчасти… Ощущение дурацкое, только как же от него избавиться? Ричардс часами просиживал перед мониторами, вслушиваясь в бормотание, и нередко засыпал прямо в наушниках, за рабочим столом. Ричардс взглянул на часы. Сколько было времени, он примерно представлял, но удержаться не смог. Начало четвертого. Раскладывать новый пасьянс не хотелось – плевать на малолетнего говнюка из Сиэтла! – и время, оставшееся до прибытия микроавтобуса, раскрыло кровожадную пасть. Чуть зазеваешься, и оно проглотит тебя целиком! Сопротивляться бесполезно. Ричардс отрегулировал громкость и, откинувшись на спинку стула, принялся вслушиваться в невнятное бормотание. 6 Лейси разбудил шелест дождя о листву за окном. Эми… Где Эми? Лейси быстро поднялась и, накинув халат, побежала на первый этаж. Однако с каждой ступенькой паника улетучивалась: девочка наверняка спустилась позавтракать, посмотреть телевизор или просто оглядеться! Так и оказалось: Эми в новой розовой пижаме сидела на кухне и лакомилась горячими вафлями. Во главе стола устроилась сестра Клэр с чашкой кофе и свежим номером мемфисской газеты «Коммершл эпил». Фактически Клэр была еще не сестрой, а послушницей. Влажная футболка, тренировочные брюки и раскрасневшееся лицо говорили о том, что Клэр только вернулась с пробежки по Овертон-парку. Послушница отложила газету и улыбнулась Лейси. – Хорошо, что ты проснулась! А мы уже позавтракали, правда, Эми? Малышка кивнула, не переставая жевать. Прежде чем стать послушницей, Клэр жила в Сиэтле и занималась продажей недвижимости. Лейси мельком взглянула на газету – ясно, «Дома и квартиры в аренду и собственность». Узнай сестра Арнетт, какой рубрикой интересуется послушница, на-гора выдала бы лекцию о соблазнах и пороках материального мира. Часы над плитой показывали начало девятого, значит, все сестры были на мессе в часовенке. Лейси стало стыдно – как же ее угораздило проспать?! – На утренней службе я была, – заявила Клэр, точно прочитав мысли Лейси. Клэр часто ходила на шестичасовую службу, чтобы освободить время для пробежек, которые она называла «молитвой деве Марии Эндорфинской». В отличие от большинства сестер, служивших Господу с детства, Клэр прожила в миру целую жизнь: была замужем, зарабатывала деньги, имела в собственности квартиру, дорогие туфли, «хонду-аккорд» и так далее. Монашеский обет она приняла почти сорокалетней, после того как развелась с «худшим мужем на свете». Подробностей не знал никто, вероятно, за исключением сестры Арнетт, но Лейси нередко задавалась вопросом: разве можно прожить две совершенно разные жизни? Порой у Клэр вырывались фразы вроде «Какие красивые туфли!» или «"Винтаж-парк" – единственный приличный отель в Сиэтле», которые сестры встречали неодобрительно-завистливым молчанием. За подарками для Эми ездила именно Клер, ведь, по сути, кроме нее, выбирать и покупать подарки никто не умел. – Если поторопишься, успеешь к восьмичасовой мессе, – сказала Клэр, хотя, разумеется, было уже поздно. Лейси понимала, что послушница имеет в виду другое: «Могу посидеть с Эми». Лейси взглянула на девочку: за ночь черные волосы спутались, зато, судя по розовым щечкам и блестящим глазам, малышка выспалась.