– Вы… вы не просто драконья задница, вы хрен драконий! – выдохнула я. – Коньки, – ответил драконий хрен и вручил мне сумку. – Не стоит надевать чулки на каток, Лаура. Застудитесь. Последнее мне сообщили примерно так же, как могли бы сказать: «Одер, мне кофе. Крепкий». Я показала ему непристойный жест и вылетела за дверь. По лестнице метнулась тенью, выбежала в холл, на ходу закуталась в курточку. Хестор действительно дожидался меня на парковке, но все, на что меня хватило, – это бросить сумку на заднее сиденье и упасть следом. Там, где меня касался Ландерстерг, до сих пор горели следы ледяного пламени, узор под ключицей, казалось, вот-вот прожжет свитер. Приложив к нему руку, даже сквозь плотную шерстяную вязку ощутила жалящие ладонь уколы. «Это знак того, что вы принадлежите мне, Лаура». Никому я не принадлежу! И никогда не стану принадлежать! Чтобы немного успокоиться, набрала подругу. Ответом мне стали длинные гудки и сработавший автоответчик: «Всем привет! Это Ринара Великолепная. Если у вас есть важная информация, не терпящая отлагательств, наболтайте ее со всей серьезностью. Я отвечу, как только смогу». Не дожидаясь гудка записи, нажала отбой и сквозь панорамные окна верхнего холла бросила взгляд на стремительно удаляющийся пентхаус Ландерстерга. Стилист и пресс-секретарь, говорите? Это мы еще посмотрим! Глава 8 Я влетела в квартиру, оглушительно хлопнув дверью. – Па-ап! – крикнула прямо с порога. – Пап! Ты дома?! Едва успела расстегнуть сапоги, как в холл вплыла Ингрид. – Лаура, ты могла бы вести себя прилично? – холодно поинтересовалась она. – Я веду себя прилично. Где папа? – Он встречается с каким-то проблемным клиентом. – Ингрид еще понизила голос. Мачеха выглядела недовольной: так случалось всякий раз, когда ее что-то или кто-то отвлекал от дел. – И я буду тебе очень благодарна, если ты не станешь больше кричать на всю квартиру. У нас гости. – Гости?! Гостем оказался, как выяснилось, стилист. Судя по количеству разложенных на диване образцов ткани, а заодно по раскрытому в ноутбуке каталогу, Ингрид уже вовсю готовилась к вечеринке у Ландерстерга. Я не стала ее разочаровывать, что вечеринки не будет, просто поздоровалась и поднялась наверх, на ходу обувая домашние балетки. – Силь? – заглянула к сестре. – Ты не в курсе, папа не говорил, когда вернется? – Понятия не имею. – Сестра поспешно захлопнула ноутбук. – Тебя стучать не учили? – Можно подумать, ты всегда стучишь, – огрызнулась я и вылетела из ее комнаты. Не знаю, как насчет пламени Ландерстерга, но моего собственного сейчас хватало, чтобы подпалить пару комнат. Знак принадлежности! Этого еще не хватало! Я распахнула окно и высунулась в него по пояс, чтобы немного остыть, но помогло не особо. Меня по-прежнему потряхивало, будто и не было этого полета от драконьей пещеры до жилища человека обыкновенного. У-у-у, как он меня бесит! Ненавижу его! Ненавижу! Внизу хлопнула дверь, и меня снесло от окна как под порывом ледяного ветра. Я вылетела из комнаты и, перепрыгивая через две ступеньки, бросилась вниз. – Пап! – выдохнула я. – Нам надо поговорить. Отец успел снять только пальто. – Это так срочно? – Более чем! – Что, даже до ужина не подождет? – Не подождет. – Я кивнула в сторону кабинета. – Пойдем. Пожалуйста. Отец покачал головой, но все-таки взял меня под руку. – Что-то не так, Лаура? – спросил, когда за нами закрылась дверь. – Все! – выдохнула я и, вспомнив, что «у нас гости», все-таки понизила голос. – Папа, я не хочу замуж за Ландерстерга! – Хорошая шутка. – Отец, начавший было опускаться в кресло, замер. – Это не шутка. – Что значит – это не шутка?! – То и значит! – Только сейчас я поняла, что стоило переодеться, но переодеться мне уже не грозило. Поэтому я оттянула ворот свитера (к счастью, широкий) настолько, насколько это возможно. – Он меня заклеймил! Лицо отца было непроницаемым, когда он увидел краешек голубой закорючки, язычком ледяного пламени выползающего на мою ключицу. Потом он спокойно опустился в кресло. – Так надо, Лаура. Что?! – Как – надо? – переспросила я дрожащим от ярости голосом. – Увозить девушку с катка, выдергивать ее от друзей на глазах у всех, а потом ставить ей это клеймо? Так надо, да, пап?! Так?! – Лаура, у тебя истерика. Успокойся, а завтра мы поговорим нормально. – Нет у меня никакой истерики! – Я подлетела к столу. – Я с самого начала говорила тебе, что не хочу идти на это собеседование, но ты меня даже слушать не стал! Я пошла туда только для того, чтобы его провалить, но Ландерстерг с какой-то радости выбрал меня! Да он меня даже не знает, но уже умудрился наляпать клеймо, как породистой виари! Насильно! Я не давала своего согласия, слышишь?! – Хватит! – Отец рявкнул так, что я вздрогнула. – Хватит, Лаура. Довольно. Я вижу, к чему ты клонишь. Все дело в том, что у тебя с детства было все, что ты только пожелаешь. Лучшие игрушки, танцы, коньки. Я выкладывался, чтобы обеспечить тебе лучшую жизнь, и в итоге превратил в избалованное чудовище. – Что? – То. – Он поднялся из-за стола. – Ты привыкла, что все в твоем мире происходит по щелчку пальцев, а если не происходит, значит, ты недостаточно громко щелкнула. Ты согласилась пойти на собеседование… – Я согласилась из-за вас! – выдохнула я. – Из-за вас: из-за тебя, Даргела, Ингрид, Сильви. Я хотела, чтобы… – Если бы ты согласилась из-за нас, этого вопроса сейчас просто бы не возникло, – холодно произнес он. Настолько холодно, насколько вообще возможно. Наверняка он успешно применял такой тон во время судов, но со мной он никогда так не говорил. Ни разу, сколько я себя помнила. – Тебе двадцать один год. Пора понимать, что детство закончилось. – Дело не в детстве. Неужели ты не понимаешь?! – О нет. – Он шагнул ко мне. – Я все прекрасно понимаю. «Эрвилль де Олис», верно? Вот, что тебе нужно сейчас, и ты не успокоишься, пока его не получишь и не наиграешься. Но вот что я тебе скажу, Лаура. Твой эгоизм и твои желания всегда были для меня на первом месте. Потому что я люблю тебя. Потому что я поклялся твоей матери… – Нет, – сказала я севшим голосом. – Не смей приплетать сюда маму. – Не сметь? – Он сдвинул брови. – Ты с детства все разрушаешь. Я потерял ее из-за тебя! Наверное, я всегда знала, что он так думает. Наверное… но сейчас меня словно ударили под дых, и воздух вышел из меня коротким рваным судорожным выдохом. Я развернулась и вылетела из кабинета. Как оказалась в своей комнате, помнила смутно; несмотря на распахнутое настежь окно, мне кажется, стало еще жарче. В кресло я практически упала, и только когда включала ноутбук, поняла, что у меня дрожат пальцы. Папка, в которую я почти не заглядывала… а точнее, заглядывала раз в год, в мамин день рождения, была сохранена у меня в разделе «Самое дорогое». Я открыла ее и первое, что увидела, – свадебные фотографии. Мама и отец улыбались, сплетая пальцы. Воздушное платье (тогда в моде была пышность) раскрывалось от тонкой талии белоснежными волнами, лиф подчеркивал красивую грудь. Темные волосы были уложены в высокую прическу, фиолетовые глаза лучились счастьем. Мама сама была как счастье. Когда она приехала из Раграна поступать в университет, папа уже учился на четвертом курсе. Они случайно познакомились во время студенческой вечеринки (где она его здорово отшила, если верить его словам), и с того момента она его крепко зацепила. Он стал за ней ухаживать, чтобы добиться ее внимания, и в результате… ну, в результате у них все получилось. И получилось бы еще лучше, если бы не я. Фото, где мама на девятом месяце готовится к моему появлению и светится от счастья, заставило меня плотно сжать губы. Она показывала маленькую рубашечку, одну из многих, которую купила для меня, и было странно даже представить, что через несколько дней ее не станет. Потому что нужно было выбирать, спасать ее или меня. И потому что она попросила спасти меня. Я сжала губы еще плотнее и захлопнула ноутбук, но ее сияющее лицо по-прежнему стояло перед глазами. Она словно светилась изнутри, счастливая, как никогда. Даже темно-фиолетовые глаза словно становились светлее и ярче, и от этого светлее и ярче становилось мне.