Однако он отчетливо осознавал и то, что эта помощь потребует от него платы. И какой она будет, гадать не приходилось. Прощаясь, Соловьев без улыбки обещал новую встречу в самом ближайшем будущем. Слабым утешением для Ковальски была возможность сказать в ответ: — Хотелось бы верить, что мы сможем увидеться. Конечно, я заставлю Хелле подписать завтра все необходимые документы. Но, не хочу вас огорчать, удержать его от попытки свести с вами счеты я не способен. Помолчав, он добавил: — Так что, как говорится, ходите и оглядывайтесь. * * * Утром просыпаюсь рано и долго безо всякой цели смотрю в широкую щель между тяжелыми гардинами. В Париже принято закрывать окна прочными деревянными ставнями или, на худой конец, плотно задергивать шторы. Чего парижане, собственно, боятся — вторжения в их личную жизнь или грабежа — мне непонятно. Но я так и не смог привыкнуть к глухой изоляции от внешнего мира и оставляю широкий просвет между гардинами. Хорошо все-таки знать, что происходит в мире. Хотя бы иметь представление о времени суток. Здесь мне редко приходилось увидеть в окнах домов прозрачные тюлевые занавеси. В России они почти обязательная деталь интерьера, независимо от достатка семьи. В Европе, как я мог наблюдать, все по-другому. Однажды, будучи проездом в Лондоне, я спросил англичанина о том, почему в одних домах окна занавешены гардинами, а в других тюлем. И еще почему в некоторых садах розы выдержаны в единой гамме, а в других — пестрят всеми возможными оттенками. Мой знакомый легко ответил: — Потому что высшие классы общества вешают гардины и сажают однотонные цветники,'а средние — предпочитаюттюльи многоцветье. — А почему так? На этот раз собеседник надолго задумался. Потом пришел к какому-то выводу, облегченно вздохнул и твердо сказал: — Потому что одни — высшие классы, а другие — средние. * * * — Ну. вот и все. Спасибо тебе. Жаль, что все так закончилось. В своем кабинете Хелле пожал руку бухгалтеру, проводил его и прикрыл дверь. Тяжело вернулся к столу, опустился в кресло, закрыв глаза и стиснув зубы, вздохнул. Утром он выдал зарплату сотрудникам за три месяца вперед, только что попрощался с последним из них. За дверью в пустой приємної! щелкнул и начал принимать какое-то бесполезное сообщение факс. Потрясение от произошедшего постепенно покидало его. Напоминанием о нем было только ощущение чудовищной усталости и апатия. Безразличие и неожиданное для него самого чувство некоторой вины перед Ковальски заставило Хелле поехать на встречу с представителем американской фармацевтической корпорации и подписать докумены по переуступке прав на запуски «Гермеса». Он понимал, кто подставил Ковальски эту компанию и стоял за сделкой, поэтому до последнего момента с трудом преодолевал желание швырнуть ручку и выйти из конференц-зала. Тяжелый взгляд Ковальски прижимал его к креслу и заставлял исполнять обещанное. Хелле отдавал себе отчет в том, что должно было последовать за подписанием документов. Ковальски ни при каких обстоятельствах не простил бы ему провала операции. Сутки, необходимые для подготовки и подписания документов, были отсрочкой, которую Хелле использовал для приведения в порядок своих дел и расчетов с сотрудниками фирмы. Сегодня утром он вызвал в офис бухгалтера, в последний раз поговорил с ним и теперь в полной тишине смотрел перед собой на входную дверь, как будто ожидая прихода смерти. Он успел перевести на свой счет несколько десятков тысяч долларов, но прекрасно понимал, что этих денег не хватит для того, чтобы надежно укрыться. Можно было некоторое время поморочить Ковальски и его людям голову. Выиграть неделю-другую, может быть, несколько месяцевжизни. Но не более того. А дальше… Дальше все зависело от фантазии и мастерства исполнителя. Как всегда, выбор был широк — от обычного убийства или тривиального несчастного случая на дороге до смерти в дешевой гостинице от естественной причины. Хелле поймал себя на том, что прикидывает наиболее вероятный вариант и с досадой покрутил головой. Об этом было думать еще рано. Если все подходило к концу, то следовало завершить по крайней мере еще одно дело. Встав, он подошел к сейфу и достал из него «вальтер ППК». Пистолет, из которого был убит антиквар, он выбросил в тот же день. Хелле безнадежно подумал, что в нынешней ситуации ему абсолютно все равно, насколько чисто оружие, с которым он имеет дело. Надев наплечную кобуру и убрав в нее пистолет, он присел на край стула. Появление Соловьева в Париже, о котором ему сообщил Ковальски, было неожиданным, и не было времени организовать более или менее его планомерный поиск. Последние два дня люди Хелле отрабатывали все адреса, где Соловьев мог появиться. Без особой надежды Отто слушал их сообщения, но напоследок ему повезло. Сегодня утром позвонил один из людей, уже не работающий на него, и назвал адрес, на который никто особых надежд не возлагал. Хелле поднялся, и, надев куртку, вышел из офиса. * * * — Ты постоянно занят. Мы с тобой ни разу не были ни в одном приличном ресторане. Короткие прогулки по набережной — это все, что я запомню после твоего отъезда. Тебя интересует только постель? Я и сам удивлен, что после пережитого за последние дни меня вообще может что-либо интересовать. Но втягиваться в спор с Верой было бы некстати. Достаточно того, что мне пришлось довольно долго и не очень убедительно объяснять, отчего мне пришлось провести последнюю ночь именно в квартире подруги Надин. Если я не ошибаюсь в своих догадках, Хелле должен искать меня по всему городу в неукротимом желании свести счеты. — Вера, у меня кое-какие проблемы. Нам желательно сейчас не появляться на людях. Не обижайся, но тебе даже лучше со мной не общаться. Поезжай домой, а я тебе позвоню. — Опять начинается. Ты снова куда-нибудь собрался? — Никуда я не собрался. Но ты можешь навести на меня людей, с которыми я не хотел бы встречаться. Сама пострадаешь и меня подведешь. Это понятно? — Мне все понятно. Я перестала тебе верить. Мелодично тренькает звонок. Вера кладет щетку для волос и хладнокровно идет к двери, спрашивая на ходу: — Это, наверное, та, из-за которой ты меня так настойчиво выставляешь? — Слушай, мать моя, ты хотя бы часть своих одежд на себя нацепила! Вдруг это почтальон, он же в момент помрет от такого зрелища. Но это не почтальон, это гораздо хуже. На пороге комнаты возникает Надин. * * * Лучше бы это все-таки был почтальон. Надин смотрит на нас свирепыми синими глазами, сжав губы в линию. Как можно к таким-то юным годам накопить столько злости? Еще полбеды, если она обратит свой гнев на Веру. Потому что я здесь, собственно, не особенно… — Значит так? Женщины обладают уникальной способностью задавать вопросы, на которые практически невозможно дать вразумительный ответ. Тем более, что после моего недавнего и весьма настоятельного призыва покинуть на время город, нынешняя ситуация должна представляться Надин в особенно неприглядном свете. Если Вера надумает вдаваться в объяснения, Надин вполне может прикотить нас обоих. Кстати, Вере не мешало бы все-таки одеться. Вид обнаженной соперницы, нахально стоящей посреди комнаты, может подтолкнуть любую женщину к необдуманным действиям. — Тебе все-таки нравятся более зрелые формы. Это уже не вопрос, а констатация факта, обращенная конкретно ко мне. Надин и не собирается ждать ответа. Вместо этого без долгих раздумий она хватает с камина хрустальную вазу и швыряет ее в противоположную стену. Веер осколков всех оттенков синего осыпает комнату. Феерическое зрелище. Еще через мгновение Надин вылетает из комнаты. Гулко хлопает входная дверь. Вера берет с журнального столика пачку сигарет и хладнокровно закуривает. — Многие женщины так реагируют, когда замечают, что на других обращают больше внимания. — Я тебя умоляю, о соперничестве между женщинами расскажешь потом. Если представится возможность. А сейчас давай каждый из нас займется своими делами. У меня от вас голова начинает раскалываться. На самом деле голова у меня начинает болеть совсем от другого. Приезд Надин на эту квартиру мог дать Хелле выход на меня. И тогда его можно ждать в любой момент. — Подожди, не выходи на улицу. Ну, остановись ты, бога ради! Мы быстро одеваемся наперегонки. Мне надо выйти на улицу и проверить, не появился ли там Хелле. Не думаю, что он станет захватывать Веру — не в характере этого человека, как мне кажется, вымещать свои неудачи на женщине. Но кто знает? Однако Вера выскакивает на улицу до того, как я успеваю ее остановить, и беспрепятственно уезжает на своем автомобиле. Еще полчаса я нахожусь в мучительных раздумьях. Затем начинаю собираться. Заперев квартиру, иду по коридору, затем по короткой галерее, которая ведет во внутренний дворик. Этот выход из квартиры я исследовал сразу после того, как поселился здесь. Через пару минут попадаю на соседнюю улицу. Свернув за угол, оказываюсь недалеко от входа в парадное своего дома. Несколько минут уходит на то, чтобы внимательно обозреть улицу. Вывод печален — за подъездом никто не наблюдает. Тем больше вероятность того, что кто-то в настоящий момент наблюдает за мной из укромного места. Хуже всего то, что я не знаю психологического состояния противника. Если он контролирует себя, то будет ждать удобного момента для нападения. И тогда можно будет просчитать логику его поведения. А вот если он сошел с рельсов и жаждет только мести, то дел о плохо. Хелле может моментально поднять стрельбу при моем появлении в любом месте и при любых обстоятельствах. Тогда шансов у меня будет очень мало. Почти совсем не будет. Как странно, эта история начиналась с убийства и может им закончиться. Лоран заплатил жизнью за переданную им информацию. Следующей! потерей стал Турчин. И взавершение всего… Мне становится холодно от каменного угла дома, о который я оперся. Поежившись, прохожу по улице мимо своего парадного. На ходу быстро оглядываю салоны припаркованных машин. Пусто. Круто развернувшись, быстро, почти бегом, направляюсь к перекрестку. Там ловлю такси. Добравшись до офиса Бортновского, отпускаю машину и точно так же, как пятнадцать минут назад, прохожу по всей длине улицы. Если не считать старушки, которая медленно выбирается из своего заслуженного «рено», все машины пусты. Вот черт! Несмотря на напряженность ситуации, мне становится смешно. Мало того, что не занимаюсь своим прямым делом, то есть погоней за чужими государственными секретами. Мало того, что веду почти уголовные расследования и ввязываюсь в авантюры. Мало того, что в результате за мной в который раз начинают охотиться далеко не интеллигентные люди. Мало всего этого, так теперь я потерял и никак не могу найти человека, который изо всех сил стремится свернуть мне шею. * * * Неожиданно появляется чувство, что на меня смотрят. Улица пуста, но я уже не один. Пусто на улице и пусто в голове. Никаких идей. В сквернейшем настроении бреду к повороту. Выйдя на улицу Клиши, сворачиваю налево в сторону бульваров. Уже на подходе к ним вдруг снова испытываю настоятельную потребность оглянуться. Сделав неуверенный шаг, сталкиваюсь с быстро идущей мне навстречу молодой женщиной. От толчка у нее из рук вылетает бумажный коричневый пакет. Из пакета в свою очередь выскакивают и принимаются весело прыгать по мостовой изумрудно-зеленые яблоки и солнечные оранжевые апельсины. А скучные желтые бананы остаются уныло лежать на асфальте. Извиняясь, помогаю даме собрать фрукты. Доставая огромное яблоко, которое спряталось за колесом сверкающего «ситроена», бросаю взгляд натолько что остановившуюся машину. Из-за руля золотистого «шевроле» на меня пристально смотрит коротко стриженый светловолосый мужчина с худым лицом Отто Хелле.