— Триста восемьдесят. — Тем более. Но если называть вещи своими именами, то в некотором смысле Леонид прав. Если новоявленным жуликам удастся надуть Хелле на миллион-полтора, наше с Бортновским появление в огнях рампы сразу вслед за ними не сулит особого успеха. Мы даже не успеем до конца изложить свое предложение, как Хелле и его подручные под свежим впечатлением от своих финансовых потерь станут бейсбольными битами вышибать из нас саму мысль о возможности сделки. — Ты, Леня, вот что мне скажи. Во-первых, эти отвратительные жулики, они же наши временные собратья по профессии, тебя в лицо знают? Ты с ними лично встречался? — Хелле меня приглашал присутствовать при его встрече с ними. Я же, как-никак, специалист по редкостям. — Да-да, я в курсе. Второе: кто именно их вывел на Хелле, ты не знаешь? Бортновский отрицательно мотает головой. Потом вспоминает: — Вроде бы Отто говорил, что познакомился с ними по случаю в ресторане. — А найти этих мошенников ты сможешь? Тут Бортновский уверенно кивает: — Хелле тщательно проследил, чтобы я с ними не обменивался визитными карточками. Но его отвлекли на минуту телефонным звонком, и один из них сказал мне, где они обычно обедают. Там их можно будет найти. Слушай, а может просто сказать Хелле, что это мошенники? Он им головы враз открутит. — Нельзя, твой босс и сотоварищи сразу насторожатся, и нашу коллекцию будут проверять в стократ тщательней. Или вообще откажутся от этой затеи. Поэтому нам надо, чтобы эти прохиндеи с камнями исчезли внезапно, не. вызывая подозрений в отношении их коллекции. После недолгого молчания, сделав некоторые прикидки, я отвечаю: — Есть у меня одна идея. Когда я завершаю свою речь, Бортновский набирает в грудь воздуха, чтобы порушить созданное у него на глазах построение. Я привык к тому, что никто не принимает мои предложения с первого раза и за них вечно приходится воевать. Но вместо ожидаемого протеста Леонид на выдохе заявляет: — По-моему, это совсем недурно. Конечно, жалко денег, да и твоя идея абсолютно сумасшедшая, но если ее точно реализовать… — Да уж, точность нам не помешает. Если Хелле хоть что-нибудь заподозрит, мы протянем очень недолго. Вообще говоря, эти ребята на редкость мстительны. Да и работать умеют. Я не договариваю. Но надо отдать должное Леониду, он точно чувствует интонацию. — Ты это к чему? С тобой что-нибудь произошло в командировке? Скрывать греческие приключения не имеет особого смысла, да и надо поднять Бортновскому рабочий тонус. Ему следует помнить о постоянной опасности, сопровождающей нас. — Произошло. Хелле довольно быстро вышел на меня и подослал своего человека. Затаив дыхание и вытянув короткую шею, Леонид спрашивает: — Ну и?.. — Их операция сорвалась. Бедняга взорвался в собственной машине. Прохудившийся бензопровод был тому причиной. Мрачная гримаса судьбы — полиция нашла только оплавившуюся зажигалку «Зиппо», от которой несчастный прикуривал в момент взрыва. Зябко поежившись и сообразительно отделив зерна от плевел, Леонид заключает: — Иногда ты несешь полную ерунду, но в твоем изложении она звучит просто жутко. — Ты о чем?! Может быть, ты меня в чем-нибудь подозреваешь? Меня? Я добродушный и неуклюжий человек. Дети, собаки и женщины начинают наглеть со второй минуты общения со мной. А если бы ты еще видел, как я пытаюсь есть палочками рис или кататься на скейт-борде! Просто обхохочешься. * * * — Я и сам понимаю, что виноват. Мне пришлось на несколько дней уехать. Срочные дела, такие, что и сам сегодня не ожидаешь, что завтра придется уезжать. Да. Там в углу еще немного пыли. Поэтому я не мог тебе позвонить. Понимаю, что это свинство. Давай я в холле приберусь. Не хочешь? Ну, ладно. А как только приехал, сразу позвонил. Практически прямо из аэропорта. Ну, не из аэропорта, а по дороге. Я могу пылесос за тобой носить. Тоже не надо? Хорошо, не буду. Вообще-то он сам катается за тобой, я вижу. Ты меня по ноге задела. Ничего, не волнуйся, совсем не больно. Ты все еще сердишься? Вера молча убирается в квартире, а я таскаюсь за ней. Почти двадцать минут объяснений, уговоров, заверений, клятв и нытья под ровный вой пылесоса не оказали на нее ровно никакого воздействия. Максимум того, что мне удалось добиться, это повторяющееся краткое «отойди» и «не мешай». Но и это большой прогресс. Час назад Вера неосмотрительно распахнула дверь на звонок и не успела ее захлопнуть до того, как я проник в квартиру. После этого она сорок минут в полном молчании смотрела телевизор, а я сидел рядом, демонстрируя бессловесную собачью преданность хозяйке квартиры и полное отсутствие какого бы то ни было интереса к тому, что происходит на экране. По сравнению с этими невеселыми посиделками краткие враждебные возгласы во время уборки кажутся дружеской болтовней. Бросив пылесос посреди гостиной, Вера направляется на кухню. Послушно плетусь следом, на ходу бормоча что-то извиняющееся. Открыв холодильник, Вера достает морковь, сладкий перец, какой-то толстый стеблистый овощ и начинает их стремительно-агрессивно резать на разделочной доске темного дерева. Интересно, она делает ужин на одного или на двоих? Хорошо бы проследить этот процесс до финала — многое можно было бы понять в настроении хозяйки и на этой основе оценить мои перспективы. Покосившись на сверкающий нож в ее руке, продолжаю гнуть свою линию: — А ты овощи не забыла помыть? Это я так, на всякий случай. Ты не представляешь, как я скучал. Я даже… — Да замолчи ты! Вера с силой бьет ножом, так что толстый стебель неизвестного растения разлетается надвое. Одна половина улетает в мойку, где делает несколько стремительных оборотов по стенкам раковины и успокаивается в водостоке, а другая скользит под стол и дальше в угол кухни. Чтобы не слышать того, что сейчас кричит Вера, лезу под стол достать казненный овощ. — Ты даже не позвонил! Ничего не сказал! Мне плевать на твою работу! Завтра ты уедешь совсем, и я даже не буду знать! Ты используешь людей и бросаешь! Оставь ты этот проклятый латук! Что ты смотришь? Убирайся отсюда! — С ума сошла? Никуда я не уйду. Тебя нельзя оставлять в таком состоянии. Бросив на стол нож, Вера хватает трубку радиотелефона и замахивается. Мне претит применять силу против более слабого существа, но в данном случае самооборона просто необходима. Кто может противостоять соблазну держать в объятиях такую женщину? * * * На следующее утро я сижу в небольшоим ресторанчике недалеко ог своей квартиры, ожидая звонка Леонида. Однако после утомительного часового сидения вижу в окне его самого выбирающимся из «мерседеса». — Все прошло нормально, даже лучше, чем можно было полагать. Я вчера вечером, как договаривались, нашел этих торговцев булыжниками и подучил насесть на Хелле. Посоветовал, как только он приедет, сказать ему, что у них появился еще один покупатель, который дает столько же, но готов на сделку уже сейчас. Но главное — в качестве залога я им дал от имени Хелле пять тысяч долларов. Помолчав, Бортновский с сердцем добавляет: — Взяли, сволочи! Денег, я тебе скажу, жалко — просто жуть! — Догадываюсь. Что собой предствляют эти продавцы? Посмотрев в потолок и пошевелив губами, Бортновский выдает на удивление сжатые и внятные характеристики. — Один — по виду типичный перспективный младший научный сотрудник конструкторского бюро или НИИ. Среднего роста, рыжий, щуплый, с бородой и зачумленным взглядом низкооплачиваемого физика. Но держится довольно уверенно, в камнях разбирается достаточно, чтобы вполне убедительно плести покупателю всякий вздор. Второй — здоровенный матерый уркаган лет сорока пяти, у него руки толще, чем у тебя ноги. Этот в основном молчит и вступает в разговор преимущественно для того, чтобы давить на собеседника. Задетый неуместным замечанием о ногах, сварливо спрашиваю: — Кстати, надеюсь, у тебя хватило ума при Хелле не комментировать качество коллекции? — Кого ты учишь! Я молчал как пень и только выразительно качал головой. — Я представляю. И что они дали тебе против задатка? — Пару больших топазов и здоровенный кристалл изумруда с куском породы. Могу тебе подарить, если хочешь. Все вместе тянет долларов на четыреста. Жулье чертово! Для нас начинается мучительное ожидание. Если у жуликов не выдержат нервы и они скроются с довольно тощей синицей в руках, то можно будет считать, что своей цели мы добились. Если же они, набравшись наглости, останутся ожидать журавля в образе Хелле, который по дурости отдаст за предложенный хлам еще миллион долларов или даже больше, то наша с Бортновским операция будет загублена на корню. * * * К сожалению, в очередной раз жадность оказывается гораздо более сильным мотивом человеческого поведения, чем самое обычное благоразумие. Научный сотрудник с бугаем не проявляют ни малейшего желания скрыться из Парижа с полученными деньгами и поискать счастья в другом месте. Как показывает многочасовое наружное наблюдение, вместо этого сразу после встречи с Бортновским они напиваются в ресторане до абсолютно свинского состояния и надолго уединяются в своем номере с двумя сомнительного вида девицами. Пока идет гулянка на кровные деньги Бортновского, мы с Леонидом шлифуем детали плана на завтра. Все выверено до минуты — наши будущие оппоненты не должны иметь возможности задумываться над происходящим, тем бодее пытаться связаться с Хедле. На следующее утро я сижу в кабинете Бортновского и пью кофе, который сам себе и приготовил. Секретарше и референту Андрею хозяин офиса без их просьбы предоставил отгул на пару дней. Слышатся голоса, звук шагов, распахивается дверь, и Бортновский театральным жестом предлагает пришедшим с ним гостям войти в кабинет. Пришельцы очень похожи на портреты, нарисованные мне Леонидом. После взаимных приветствий и согласия гостей выпить кофе Бортновский, потирая руки, доброжелательно предлагает: — Ну что же, приступим к процедуре. Я вам говорил, что Хелле просил меня сделать точную опись коллекции с тем чтобы не тратить времени, когда он сам приедет. Тогда мы быстренько расплатимся с вами, и все. Наш эксперт Боря хорошо знает свое дело, и много времени опись не займет. Я, в данном случае выступая в роли «нашего эксперта Бори», достаю десятикратную лупу-монокль, предоставленную мне Леонидом, и, многозначительно хмурясь и повторяя про себя детальные наставления моего партнера, открываю первые несколько футляров. То, что Бортновский назвал процессом, занимает действительно немногим более полутора часов, благо я только имитирую работу. Сверяясь с приложенными к коллекции гемологическими заключениями, диктую Леониду каратность, цвет и другие характеристики камней. Атмосфера в кабинете царит самая непринужденная. Бородатый мечтательно смотрит в потолок, время от времени кидая на меня затуманенный взгляд. Его громоздкий напарник с мрачным равнодушием следит за тем, чтобы я не умыкнул что-нибудь из драгоценностей. Завершив работу, вынимаю из глаза лупу и, растирая лицо руками, готовлюсь к наиболее ответственной части представления. В моих повадках странным образом появляется что-то от дореволюционного ювелира — аккуратного и дотошного, живущего в мире камней и золота человека, который равно ценит красоту и деньги, за которые эту красоту можно купить. Мне, кажется, удалось создать такой образ. Сейчас это выяснится.