— Что произошло у вас в офисе? После короткой паузы Хелле неохотно объясняет: — Кто-то проник в кабинет Гутманиса. Использовались дубликаты ключей — следов взлома или отмычек нет. Был вскрыт и затем заперт сейф. Охранника — он привел в офис ночью свою девку — ударили так, что он лежат без сознания минут пятнадцать. После паузы Ковальски говорит: — Работа квалифицированная со всех точек зрения. Кто это мог быть, по вашему мнению? Хелле даже не требуется времени для размышлений: — Скорее всего, Соловьев. Вы же сами справедливо сказали — работал профессионал высокого класса. Если бы это был не Хелле, мне было бы приятно слышать такую оценку. Между тем, Ковальски интересуется: — Где он взял ключи, этот ваш профессионал? — Скорее всего, снял отпечатки с комплекта Гутманиса. Не сам, конечно, по его заказу это сделали двое уличных воров. Звуки шагов, звяканье стекла. Судя по всему, эти двое в номере Ковальски решили выпить. Через некоторое время Ковальски несколько бодрее прежнего интересуется: — И что вы намерены делать? — Надо принять меры в отношении Соловьева. Он нам мешает. Ковальски резко возражает: — Даже не думайте об этом! Достаточно того, что вы ликвидировали двоих. В нашей профессии существуют определенные правила: мы не убиваем друг друга! Без крайней необходимости. Мои люди уже занимаются им. Пока Соловьев будет разбираться в сути происходящего, мы завершим операцию против «Гермеса». Для русских это будет катастрофой. Интересно, что это значит: «Мои люди уже занимаются им»? Каким образом они мной занимаются? Кажется, я что-то прозевал. Между тем Ковальски продолжает: — Гутманис ни о чем не догадывается? Я боюсь, он поломает нам всю игру. Хелле неторопливо отвечает: — Он опытный бизнесмен, и у него есть интуиция. Конечно, кое-какие вопросы возникли. Но его интересуют прежде всего деньги и возможность заняться легальным и престижным бизнесом. А это вы ему гарантировали. — Учтите, в решающей стадии операции вам надо будет позаботиться о нашем любителе пингвинов. Он — ключевая фигура. Подождите минуту, я закажу нам кофе. Мне кажется, я ослышался. Что он сказал? В этот момент звякал стакан и было плохо слышно. Я еще размышляю над этим вопросом, а руки уже сами торопливо забирают со стола диктофон, подхватывают сумку. В динамике телефона слышно, как Ковальски берет трубку. Слышится удивленное: — Телефон не работает. И после паузы не слишком естественное и явно предназначенное для моих ушей: — Наверное, что-то на линии. Ничего страшного, потом позвоним. Ковальски потребуется минуты две-три, чтобы выяснить, с каким номером связан их телефон. Этого мне вполне достаточно, чтобы без особой суеты, но и без промедления, убраться из гостиницы. * * * Ковальски и Хелле стояли в пустом номере «Гранд-отеля», снятом Соловьевым. Пожилой коридорный, только что открывший дверь, услужливо топтался рядом, заглядывая время от времени им в лица. На журнальном столике стояла пустая бутылка из-под пива и стакан со следами высохшей пены, в пепельнице — два аккуратно загашенных окурка. Двое из присутствующих были профессионалами, и объяснять суть произошедшего не было никакой необходимости. Однако Ковальски не смог удержаться: — Вот, дорогой мой Хелле, результаты ваших промахов. Вам все ясно? Объяснить, кто здесь только что был и слушал наши разговоры? Соловьев подобрался вплотную уже не только к Гутманису, но и ко мне! Не понимавший ни слова из их разговора коридорный на всякий случай подобострастно сообщил: — Звонили из этого номера, мсье. — Спасибо, догадались! Ковальски молча вышел, Хелле задержался, чтобы сунуть в руку коридорному десять франков — Ковальски не переносил давать на чай и предоставлял подчиненным возможность делать это за него. В коридоре Ковальски, не глядя на Хелле, бросил: — Не спускайте глаз с Гутманиса. Он — наше самое слабое место. Ковальски потребовалось две минуты, чтобы выяснить по телефону, что машина их технической службы стоит рядом с «Гранд-отелем». Чертыхнувшись, он велел Хелле ждать в номере и бросился вниз. * * * Техники скучали в своей машине уже около трех часов. Если быть точным, они скучали два часа сорок восемь минут. Точности требовала служба — в соответствии с полученным приказом, следовало не только записывать все переговоры объекта, но и регистрировать и хронометрировать его передвижения. Дождавшись появления объекта у гостиницы, сотрудники пунктуально сообщили об этом по инстанции. Затем они «довели» Соловьева до «Гранд-отеля» и пристроились ждать неподалеку от входа. Один из них быстро сбегал в магазинчик на ближайшем углу за бутербродами, сделанными из длинных батонов, и кока-колой. Они принялись за еду, чертыхаясь, когда корка царапала рот — оба предпочитали американские гамбургеры с мягкими булками. Техники пребывали в хорошем настроении. Погода стояла отличная, объект, судя по его поведению, особых хлопот не сулил. Как это часто бывало, они не получили детальной информации о человеке, которого «вели». Тем более они не могли знать, что в этой же гостинице находится тот, по чьему требованию они следили за Соловьевым. Несколько странным казалось только поведение объекта в номере «Гранд-отеля». Судя по звукам, он среди дня то ли отдыхал, то ли чего-то ждал. Сразу после прихода в номер вышел, затем вернулся, когда звонил телефон. Молча снял трубку и затих. Через некоторое время выпил, судя по звуку, бутылку пива или минеральной воды, два раза чиркал зажигалкой. Они лишь терпеливо ждали, в этом и заключалась их работа. За годы работы в «фирме», они видели и, особенно, слышали такое, что удивить их чем-либо было трудно, если вообще возможно. Объекты наблюдения и прослушивания продавали и покупали государственные и коммерческие тайны, задерживались ФБР, пили, кололись наркотиками, занимались любовью в самых невообразимых местах, ели, спали, скандалили со своими супругами и любовницами. Некоторые били детей. Один застрелился у них на глазах на балконе своего дома. В номере Соловьева было по-прежнему тихо. Некоторое время были слышны мужские голоса, они доносились как из слабенького радиоприемника. Затем в наушниках послышались резкие движения, звуки торопливых шагов, шум лифта, после недолгой паузы — отдаленные голоса посторонних, как будто в коридоре. Сотрудники наблюдения подобрались в своих креслах. Было ясно, что объект вот-вот выйдет из отеля. Но ничего подобного не произошло, зато раздался звонок мобильного телефона, а вскоре в окне машины появилось разъяренное лицо Ковальски. — Какого черта вы здесь делаете? Не дожидаясь ответа, который был совершенно очевиден, он приказал: — Включите ваш монитор! Скорее всего, объект ушел запасным выходом. Быстро за ним! Поднявшись в свой номер, Ковальски сообщил Хелле, терпеливо сидящему в кресле: — Это действительно был Соловьев. Служба наблюдения «довела» его до отеля и ждала у входа. Они понятия не имели, что я здесь остановился. Когда они подхватят его — позвонят мне. Идите. Дождавшись, когда за Хелле закроется дверь, Ковальски подошел к окну и стал задумчиво разглядывать фасады домов на другой стороне улицы. У него не было времени для хитрых комбинаций. Он запретил Хелле заниматься Соловьевым. Но что останется делать, если не удастся остановить его другими способами? * * * Покинув как можно незаметнее гостиницу, еду на метро в «Блэкстон» — среди дня это может оказаться в два раза быстрее, чем добираться на машине. Качаясь в вагоне, подвожу итоги проделанной работы. Итак, разговор в гостиничном номере заставляет сделать несколько выводов. Инстинкт самосохранения настоятельно подсказывает поставить на первое место новость о том, что Ковальски и Хелле знают о моем существовании. Скорее всего, знают от Бортновского. И людей, пугавших меня в ресторане, посылал, вероятнее всего, Хелле. Ковальски запретил Хелле меня ликвидировать. Очень мило с его стороны. Хотя, нужно признать, руководит им только здоровый прагматизм, на котором основаны взаимоотношения спецслужб всего мира — убей сегодня чужого агента, завтра начнут истреблять твоих. Но, боюсь, Ковальски будет оставаться джентльменом, лишь пока я не создаю реальной угрозы для его операции. Беспокоит меня и активность немца. Он больше других заинтересован в моей ликвидации — третья новость заключается в том, что именно он убил Турчина и Лорана. Было бы преждевременным утверждать, что моя участь решена, но Хелле успокоится, только когда увидит мое мертвое тело. Тем более после того, как он и его партнер по сегодняшним переговорам обнаружат, что их разговор прослушивали. Суммируя сказанное, Хелле может легко нарушить приказ своего шефа и пристукнуть меня. А потом поставить его перед свершившимся фактом. И Ковальски уже не сможет помешать ему, ибо после драки кулаками не машут. Что же касается сути дела, то выяснилось, что Ковальски через Хелле использует Гутманиса вслепую в операции против нашего космического проекта «Гермес». Только вот содержание самой операции остается для меня неизвестным. Вместе с тем, важно уже то, что очерчен круг вопросов, которые надо выяснять, и известен круг лиц, задействованных в операции против проекта. Возвращаясь к Хелле. Я опасен для него как человек, способный разоблачить его перед Гутманисом. Поэтому он скорее всего не угомонится и пошлет, или уже послал, своих людей по мою душу. И они, скорее всего, будут ждать меня у гостиницы. Оставив такси за квартал от гостиницы, дохожу до угла улицы, на которой стоит «Блэкстон». Дождавшись группы молодых людей, вместе с ними проскакиваю в небольшой магазинчик на перекрестке. Через его витрину просматривается вся короткая рю де Парм и ясно виден вход в гостиницу. А у входа — машина с водителем. Обложили так обложили. С этой единственной мыслью слоняюсь вдоль полок с товарами. Фрукты, молоко, крупы, хлопья, вино. Вино. Недорогие столовые вина по десять-пятнадцать франков бутылка и по соседству, скажем, Шато Мутон Ротшильд и Шато Лятур. Задень средний российский турист неловко локтем пару таких бутылок, которые стоят на самом краю полки, и не на что будет возвращаться в Москву. Разглядываю и аккуратно ставлю бутылки на место. На темном стекле остаются ясные отпечатки пальцев. Это мне не нравится. Полка с кухонными принадлежностями. Медленно перебираю их с видом добропорядочного и хозяйственного человека, обремененного семейными проблемами. Чего здесь только нет! Масса полезных вещей. Ножички непонятного предназначения, открывалки, мочалки, скалки, крючки, дощечки, выжималки и так далее. Минут через пять выхожу из магазина с пластиковым пакетом в левой руке и свернутой газетой в правой и быстро сворачиваю на улицу, параллельную той, на которой стоит гостиница. Еще два поворота, и я оказываюсь на заднем дворе гостиницы. Остановившись, прислушиваюсь. Тишина. Опустив лицо и напевая по-французски «Sous le ciel de Paris», быстро иду к двери черного хода. Сзади, совсем близко на плохом французском раздается не очень уверенное: «Эй, мсье, извините». Так я и знал. Вздрогнув от неожиданности, выпускаю пакет из левой руки. Не оборачиваясь, испуганно спрашиваю через плечо: «Excusez-тоі?» и останавливаюсь. Сейчас стоящий сзади человек должок автоматически бросить взгляд на пакет. Пора. Мгновенно провернувшись на левой ноге, бью газетой по правому локтю того, кто стоит сзади. Тупой хрустящий звук удара и короткий болезненный крик. Новый замах, человек уклоняется, и теперь защищаться приходится мне. Отбив удар рукой, вижу, как нападавший неудобно лезет левой рукой за пистолетом. Сблизившись прыжком, бью его левым кулаком в солнечное сплетение и правым локтем в висок. Нападавший молча валится на землю.