— Терпение, терпение, хозяин... еще один вопрос... Который час? — Половина первого, — ответил Родольф, взглянув на часы. — Ладно... у нас еще есть время... Сычиха придет сюда лишь через полчаса. — Сычиха! — воскликнули разом Родольф и молодая девушка. — Да... Сычиха. В двух словах, хозяин, вот какая вышла история: вчера, когда вы выбежали из кабака, туда пришли... — Высокий мужчина и женщина, переодетая мужчиной, которые справлялись обо мне. Знаю. Дальше. — Затем они выставили мне бутылку вина и хотели заставить меня болтать о вас... Я ничего не мог им сказать... уж по одному тому, что вы не сообщили мне ничего, разве только, как можно осчастливить человека, отколошматив его... Из ваших секретов я знал лишь тот, что имел касательство к последним кулачным ударам. Да и если бы я знал что-нибудь, ничего бы не изменилось..." потому что я ваш друг до гроба... метр Родольф... Пусть меня изжарят в аду, если я знаю, почему это так, но я чувствую к вам как бы привязанность бульдога к своему хозяину... Но тут уж ничего не поделаешь... Эта привязанность сильнее меня, и я решил не думать о ней... Теперь это ваша забота... Поступайте со мной как знаете... — Благодарю тебя, приятель, но продолжай... — Высокий господин и маленькая дама, переодетая мужчиной, поняли, что ничего из меня не вытянут; они ушли от Людоедки, я тоже ушел... они повернули в сторону Дворца правосудия, я — в сторону собора Парижской богоматери. Дойдя до конца улицы, замечаю, что дождь припустил вовсю, настоящий потоп. Вижу поблизости полуразрушенный дом и говорю себе: «Если ливень продлится, я не хуже проведу здесь ночь, чем в моей конуре». Соскальзываю в какой-то подвал, где не каплет, устраиваю себе постель на старой балке, подушкой мне служит строительный мусор, словом, располагаюсь со всеми удобствами, как король... — Дальше, дальше!.. — Мы пили с вами вместе, метр Родольф, да я еще выпил с высоким господином и с маленькой женщиной, переодетой мужчиной... это к слову, чтобы вы знали, что голова у меня была тяжелая... да и, кроме того, ничто так не усыпляет, как шум дождя. Итак, я преспокойно заснул. Словно бы недолго я задавал храпака, как вдруг какой-то шум разбудил меня; это был голос Грамотея, который, можно сказать, дружески беседовал с кем-то. Прислушиваюсь... Дьявольщина!.. Кого же я узнаю? Высокого господина, того, что был в кабаке с маленькой женщиной. — Они беседовали с Грамотеем и Сычихой? — спросил Родольф с крайним изумлением. — Да... Они договаривались встретиться на следующий день. — Значит, сегодня! — воскликнул Родольф. — В час дня. — Через несколько минут! — У развилки шоссе на Сен-Дени и дороги Восстания. — Здесь?! — Правильно, господин Родольф, здесь! — С Грамотеем?!. Будьте осторожны, господин Родольф! — воскликнула Певунья. — Успокойся, дочка, он не придет, явится сюда одна Сычиха. — Как мог этот человек войти в сношение с такими двумя негодяями? — сказал Родольф. — Честное слово, понятия не имею. Вероятно, я проснулся лишь в конце разговора — мужчина просил вернуть бумажник, который Сычиха обещала принести ему сюда... за вознаграждение в пятьсот франков. Надо думать, что сначала Грамотей обокрал их... и что лишь после этого они стали разговаривать по душам. — Как это странно... — Боже мой, все это пугает меня из-за вас, господин Родольф, — пролепетала Лилия-Мария. — Господин Родольф не ребенок, дочка; но ты верно сказала: Грамотей вполне может подложить ему свинью. — Продолжай, приятель. — Высокий мужчина и маленькая женщина пообещали две тысячи франков Грамотею, видно, для того, чтобы он напакостил вам, а как — понятия не имею. Вскорости сюда придет Сычиха: она вернет высокому мужчине его бумажник, узнает, чем тут пахнет, и передаст все, что требуется, своему муженьку, который возьмется за остальное. Лилия-Мария вздрогнула. Родольф презрительно улыбнулся. — Две тысячи франков, чтобы напакостить вам! Метр Родольф... это наводит меня на мысль (я не хочу ни с кем себя сравнивать) об объявлениях, в которых обещается награда в сто франков за потерянную собаку. Прочитав такое объявление, я скромно говорю себе: «Скотина, если ты потеряешься, никто не даст и пяти франков, чтобы вернуть тебя». Две тысячи франков, чтобы напакостить вам!.. Кто же вы такой? — Я скажу тебе это немного погодя. — Ладно, хозяин... Услыхав такое предложение, я подумал: «Надо узнать, где обосновались эти богачи, которые хотят науськать Грамотея на господина Родольфа; это может пригодиться». Когда они немного отошли, я вылез из своего подвала и, крадучись, последовал за ними; на площади Собора Парижской богоматери большой мужчина и маленькая женщина подходят к извозчику, садятся в карету, я на запятки, и мы прибываем на бульвар Обсерватории. Было темно, как в печке, я ничего не мог разглядеть и сделал зарубку на дереве, чтобы найти это место на следующий день. — Очень хорошо, приятель. — Сегодня утром я вернулся туда. В десяти шагах от моего дерева... я увидел улочку, перегороженную барьером... в уличной грязи отпечатки маленьких и больших ног... В конце улочки садовая калитка, где шаги прекращаются... здесь, видно, и свили себе гнездо высокий мужчина и маленькая женщина. — Спасибо, дорогой; сам того не зная, ты оказал мне большую услугу. — Прошу прощения, метр Родольф, я догадался кой о чем... и потому сделал это. — Понимаю, приятель, и мне хотелось бы вознаградить тебя не только словами благодарности... К несчастью, я всего лишь бедняк рабочий... хотя за то, чтобы напакостить мне, обещаны, как ты говоришь, две тысячи франков... Я объясню тебе, в чем дело. — Ладно, говорите али нет — мне все равно... Против вас задумано черное дело, а я хочу ему помешать... Остальное меня не касается. — Я догадываюсь, чего они добиваются. Выслушай меня: я изобрел способ механически обтачивать слоновую кость для вееров, но изобрел его не один; я жду моего компаньона, чтобы применить этот способ; а нашей моделью хотят во что бы то ни стало овладеть мои конкуренты, так как благодаря ей можно заработать большие деньги. — Так значит, высокий мужчина и маленькая женщина... — Фабриканты, у которых я работал, но не захотел открыть им свой секрет... Это объяснение, видимо, удовлетворило Поножовщика, человека не слишком развитого. — Теперь я все понял... Подумать только, какие прощелыги!.. И у них даже не хватает смелости самим сделать эту подлость... Еще несколько слов, чтобы закончить мой рассказ. Вот что я подумал сегодня утром: «Я знаю, где встретятся Сычиха и высокий мужчина, и подожду их там; ноги у меня хорошие, а мой подрядчик наберется терпения, плевать на него... Я прихожу сюда... вижу эту дыру, беру вон там охапку сена, прячусь под ней до кончика носа и жду Сычиху... Но вот нежданно-негаданно вы приезжаете в эту долину, и бедная Певунья садится как раз на край моей засады; тут, как на грех, мне захотелось позабавиться, и, сбросив с себя сено, я заорал как полоумный. — Что же ты собираешься делать? — Дождаться Сычихи — она наверняка придет первая — и постараться услышать, что она скажет высокому мужчине, поскольку это может вам пригодиться. На всем этом поле есть только этот ствол дерева, словно нарочно оставленный здесь, чтобы люди могли посидеть и отдохнуть; отсюда все видать как на ладони... Свидание Сычихи назначено у перекрестка, в четырех шагах отсюда; готов поспорить, что наши голубчики сядут именно здесь; а если нет и я ничего не услышу... то, когда они разойдутся, я нападу на Сычиху — и на том спасибо, — уплачу ей, что положено, за зуб Певуньи, а затем примусь душить ее до тех пор, пока она не назовет фамилию родителей этой бедной девушки... Что вы скажете о моем плане, метр Родольф? — Твой план неплох, парень, но в нем надо кое-что исправить. — Главное, Поножовщик, не затевайте ссоры из-за меня... Если вы побьете Сычиху, Грамотей... — Замолчи, дочка... Сычихе не миновать моих кулаков... Дьявольщина! И как раз потому, что у нее есть защитник, Грамотей, я удвою дозу колотушек. — Послушай, парень, у меня есть лучший способ отомстить, Сычихе за ее издевательства над Певуньей, о чем я скажу тебе позже. — И, отходя на несколько шагов от Певуньи, Родольф продолжал, понизив голос: — Хочешь оказать мне настоящую услугу?.. — Приказывайте, метр Родольф. — Сычиха тебя не знает? — Вчера в кабаке я видел ее в первый раз. — Вот что надо сделать... Сначала ты спрячешься, но, когда она подойдет сюда, ты выйдешь из своей засады. — Чтобы свернуть ей шею?.. — Нет... Это потом!.. Сегодня надо только помешать ей встретиться с высоким мужчиной... Видя, что она не одна, он не решится подойти... Если он все же подойдет, не отходи от нее ни на минуту... при тебе он не будет говорить с ней начистоту. — Если мужчина найдет меня слишком навязчивым... я отколочу его по первое число... Он не Грамотей и не метр Родольф. — Я знаю этого человека, он не станет связываться с тобой. — Ладно, я следую за Сычихой как ее тень. Человек этот не сможет сказать при мне ни одного слова, которого бы я не услышал, и в конце концов уберется восвояси... — Если они договорятся о другой встрече, ты узнаешь об этом, поскольку все время будешь при них. Впрочем, само твое присутствие отпугнет высокого мужчину. — Прекрасно. А после я задам трепку Сычихе?.. От этого я не могу отказаться. — Не теперь... Одноглазая не знает: вор ты или нет? — Откуда ей знать, разве только Грамотей говорил ей загодя, что воровать не в моих правилах... — Если он говорил ей об этом, ты сделаешь вид, что изменил своим принципам. — Я? — Ты!.. — Дьявольщина! Господин Родольф... Но подумайте... Гм! гм... Такая игра мне не подходит. — Ты поступишь как сочтешь нужным... Увидишь, я не предлагаю тебе ничего бесчестного... — О, на этот счет я спокоен. — И ты прав. — Говорите, хозяин... Я поступлю, как вы прикажете. — Как только высокий мужчина уйдет, ты постараешься умаслить Сычиху.