– Тогда было другое время, Даниэла, – мягко сказала Кларенс, вспоминая сына Мамы Сад. – Белые мужчины жили с черными женщинами. От таких союзов рождены многие дети… Но Даниэла не слушала. – Ты знаешь, что я подумала? Я могу продолжать встречаться с Лаа! Мои чувства к нему не могут измениться в одночасье. Считай, что я сошла с ума. Кларенс встала и подошла к окну. На улице моросил мелкий дождь. Если бы она не открыла шкаф, в котором хранились письма, если бы не нашла записку и не стала расспрашивать Хулию, ничего бы не произошло! Жизнь в горах Пасолобино так и шла бы своим чередом. Со смертью родителей никто бы не узнал, что где-то еще в мире течет та же кровь, что и в их с Даниэлой венах. Но так не случилось. Своими поисками, сама того не сознавая, она раздула угасающее пламя. И пройдет еще много времени, прежде чем оно снова спадет. Поиски подошли к концу, Грааль содержал отравленное вино… Кларенс нашла отца в гараже. Она глубоко вздохнула. – Ты пойдешь на прогулку? Такой прекрасный день! Хакобо приподнял брови, удивленный тем фактом, что «день прекрасный», но согласился. – Хорошо, это пойдет мне на пользу, разомну ноги после долгой поездки. Кларенс взяла отца под руку, и они двинулись по тропинке в сторону террасы с прекрасным панорамным видом на долину. Собрав все свое мужество, девушка рассказала ему все. В своем рассказе она то забегала вперед, то возвращалась во времени. Звучали имена Антона, Килиана, самого Хакобо, Хосе, Симона, Бисилы, Моей… Инико, Даниэлы и Лаа. Закончив, Кларенс осмелилась задать вопрос: – Это все правда, папа? Хакобо тяжело дышал. – Пожалуйста, папа, я тебя умоляю! Это все так и было? Хакобо несколько долгих секунд не сводил глаз с дочери, потом повернулся и начал спускаться по склону. – Черт бы тебя побрал, Кларенс! – услышала девушка. Хакобо молчал уже два дня. Кармен ходила по дому с блокнотом и записывала то, что нужно сделать, когда наступит хорошая погода, от стирки штор до покраски стен в комнатах. И все время думала о том, что случилось с мужем, ведь он был так счастлив в Мадриде… – Это все деревня виновата, – покачала она головой. – Понятия не имею, что происходит, но его настроение здесь всегда меняется. Даниэла закрылась в комнате, отчаянно надеясь, что ее электронная почта либо телефон предупредят ее о новом сообщении, но оно все не приходило. А терпение Кларенс было на исходе. Сказал ли Хакобо Килиану или еще нет? Она решила поискать дядю в саду. В это время года он обычно обрезал ветки и сгребал листья, чтобы подготовиться к лету. Сад был окружен высокой каменной стеной. Она шла по узкой тропинке, которая привела ее к арке. Арка… Она подумала, что арка наверняка похожая на ту, что вела в Бисаппо. Войдя в сад, Кларенс услышала голоса Килиана и Хакобо. Казалось, братья ссорились. Она спряталась за деревом и прислушалась. Килиан держал мачете в правой руке, а в левой – толстую ветку ясеня, конец которой он заострял резкими ударами. Хакобо стоял рядом. Они спорили на диалекте Пасолобино. Сердце отчаянно заколотилось, братья говорили быстро, и отдельные слова она не понимала. В их доме говорили на испанском, потому что ни Пилар, мать Даниэлы, ни Кармен, диалекта не знали, а они с сестрой освоили пасолобинский в детстве, но не специально, а общаясь с соседями. Тем не менее она догадалась, что разговор идет о Лаа и Даниэле. Через некоторое она немного успокоилась, и разбирать стало легче. – Ты должен что-то сделать, Килиан! – И что ты хочешь, чтобы я сделал? Если я поговорю с ней, мне придется рассказать ей все, а я не думаю, что ты этого хочешь! – свистнул мачете. – Не надо ей все рассказывать! Только о тебе и о той женщине! – Это мое дело. – Больше нет, Килиан. Даниэла и этот парень… Кажется, ты даже не волнуешься? Снова удар мачете. – Это было неизбежно. Я наконец понял это. – Килиан, ты меня тревожишь. Ради бога! Они брат и сестра! Как ты мог потерять голову с этой черной женщиной? Снова удар мачете. Повисла пауза. – Ее звали Бисила, Хакобо. Ее зовут Бисила. Сделай мне одолжение, относись к ней с уважением. Хотя что я говорю! Ты? Уважение к Бисиле? Удар мачете. – Молчи! – Секунду назад ты хотел, чтобы я говорил. – Чтобы подтвердить, что ты отец Лаа, – и на этом все! Отношениям конец, и мы забудем об этом. – Да, как мы это делали почти сорок лет… Я отдалился однажды, Хакобо, и я не собираюсь делать это снова. Если я хорошо понимаю свою дочь, она так легко не забудет Лаа. А также, если Лаа хоть немного похож на свою мать, он тоже не позволит Даниэле уйти из его жизни. – И ты совсем не волнуешься?! Удар мачете. – Да, я рад, что дожил до этого. Тебе не понять, как я сейчас счастлив! Кларенс выглянула, чтобы получше их рассмотреть. Килиан положил мачете на землю. Он поднял правую руку к левой подмышке… наверное, чтобы коснуться небольшого шрама, который, как сказала Даниэла, скрывался именно там. Он что, улыбается? Килиан улыбается? – Ты сведешь меня с ума! Будь ты проклят, Килиан! Я знаю тебя! Твоя голова и твое сердце не благословят такой союз! Ладно-ладно! Если ты не хочешь с ней разговаривать, я сам сделаю это! Он повернулся и пошел в ту сторону, где пряталась Кларенс. Сейчас он ее обнаружит! – Хакобо! – крикнул Килиан. – А ты расскажешь ей о Моей? Хакобо замер и в ярости обернулся. – Это к делу не относится! – Просишь меня вспомнить мое прошлое и даже не упомянешь свое? – Тогда мне придется поговорить с ней о Сад, да? Одумайся, Килиан! К чему все усложнять? Почему ты не можешь понять: нужно все сделать, чтобы Даниэла не страдала? – Я знаю, что такое страдание. То, что происходит с Даниэлой, – ничто по сравнению с тем, через что прошел я. Ты никогда в жизни не страдал, так что не разыгрывай жертву. Несмотря на расстояние, Кларенс услышала глубокое смирение в его голосе. – Ну так что? Хочешь, чтобы она страдала так же? Это же твоя дочь! – Нет, Хакобо. Даниэла не будет страдать, как я. О чем говорит Килиан? Есть ли что-то еще, чего она не знает? Внезапно Кларенс почувствовала, как что-то ползет по ее ноге, и вскрикнула. Братья замолчали и подняли глаза. Девушке ничего не оставалось, кроме как показаться им на глаза. Когда она приблизилась, ее лицо горело от стыда за то, что она шпионила. – Папа… Дядя Килиан… – сказала она тихо. – Я… Я все слышала. Я знаю все. Килиан поднял мачете с земли и осторожно очистил лезвие тряпкой. Он посмотрел на племянницу в упор, потом поднял руку и ласково погладил по щеке. – Моя дорогая Кларенс, – произнес он твердо, – могу заверить тебя, что ты ничего не знаешь. Кларенс похолодела. – Ну скажи мне тогда! Я хочу знать! Килиан обнял Кларенс за плечи и повел к выходу из сада. – Я думаю, нужно собрать семью, – серьезно сказал он. – Мне есть что сказать вам всем. – Он остановился, чтобы дождаться брата. – Нам двоим есть что сказать. Хакобо опустил голову и пробормотал что-то неразборчивое. – Что теперь имеет значение, Хакобо? – сказал Килиан, качая головой. – Мы состарились. Какая разница? Кларенс почувствовала тяжесть руки Килиана на своем плече, как будто он нуждался в помощи, чтобы не упасть. – Боюсь, Хакобо, что ты тоже не все знаешь. Он сунул правую руку в карман, вынул тонкую полоску кожи с двумя свисающими с нее ракушками и повязал себе на шею. – Ожерелье всегда было при мне, – пробормотал он. – Прошло двадцать пять лет с тех пор, как я впервые его надел. И больше не сниму. За тысячи километров от этого места Лаа искал мать и не мог найти. Предыдущая неделя была худшей в его жизни. Он рухнул из рая в ад за считаные секунды. Он не мог стереть образ Даниэлы. И даже в своих худших кошмарах не мог представить, что его белый отец одновременно будет отцом женщины, которую он любил больше всего на свете. Когда-то, разглядывая на старой фотокарточке человека, он думал, что это и есть его отец. Он не отвергал, что Килиан или Хакобо могли быть его биологическими отцами, и даже хотел этого. Но как только его душа и тело стали принадлежать Даниэле, он старался об этом не думать. И все закончилось трагедией. Но… Уверенность в том, что он и Даниэла – брат и сестра, не заставили утихнуть страсть. Ему стоило большого труда не остановить машину, когда он уезжал. Ему хотелось вернуться, обнять Даниэлу и сказать, что они не настоящая родня, поскольку не росли вместе. В некоторых африканских племенах отношения между братьями и сестрами с общим отцом вполне возможны, в отличие от отношений между братьями и сестрами с общей матерью. Они с Даниэлой не делили материнскую грудь. Просто никто не должен был знать, что у них общий отец. Но сами они знали.