– Ты сегодня очень тихая, Даниэла, – сказал однажды Лаа. – Ты хорошо себя чувствуешь? – Я думаю об отце, – ответила она, садясь в кровати. – Мне придется сказать ему! – Думаешь, он будет против моего цвета кожи? – Нет, нет и нет! Мне даже на мгновение не приходила в голову подобная мысль! Лаа погладил ее ступни. – Но это нечто совершенно новое для семьи Рабалтуэ. Глаза Даниэлы загорелись гневом: – Значит, пора разрушить традиции! Возможно, дядя Хакобо и устроит скандал… черный в семье! – Она поморщилась, подумав: «Черный, который может быть его сыном». – Но мой отец не такой. Он прежде всего будет уважать мой выбор. – Тогда что тебя беспокоит? Она вздохнула. – Понимаешь, какое бы мы ни приняли решение о нашей совместной жизни, папу придется оставить в одиночестве в Пасолобино… Наверное, слишком рано ему говорить. Мы знаем друг друга всего три месяца. – Для меня времени вполне достаточно, – Лаа сел и обнял ее. – В Африке есть поговорка: «Как бы рано ты ни вставал, твоя судьба все равно встает раньше». Той ночью в мадридском отеле она не смогла уснуть. Она думала о своем детстве, о матери, которую знала лишь по фотографиям, об отце… Она думала о Кларенс, Хакобо и Кармен, о своих друзьях, соседях и коллегах, о людях, которые окружали ее всю жизнь. Она любила свою долину, любила горы и снег. Это был ее мир. Но она вспомнила еще одну африканскую поговорку, которой Лаа поделился с ней. «Семья как лес, – сказал он. – Если ты снаружи, ты видишь только густые заросли. Но когда ты внутри, ты видишь, что у каждого дерева есть свое место». Поймет ли ее семья, что она готова сделать следующий шаг в жизни? «Даниэла, – скажут они ей, – невозможно пересадить взрослое дерево. Оно погибнет». Но у нее был готов ответ: «Если вырыть просторную яму и перенести как можно больше почвы вместе с корнями, если обильно поливать, дерево приживется. К тому же, – добавила бы она, – корни человека находятся у него внутри. Они прорастут, если человек захочет». Под утро она забылась, и ей приснился сон. Талые воды с ледников в ее долине сформировали бурный поток, который излился водопадом в огромную расселину и… пропал. Нет не пропал, вода теперь текла по подземному пути, выточенному в камне, а потом вновь вышла на поверхность, но уже в другой долине. В ее сне был и Килиан, но он вовсе не был печален. Наоборот, он одарил ее торжествующей улыбкой. Он точно знал, что вода, пусть она и течет по подземным галереям, рано или поздно найдет путь к солнцу. В конце концов, она найдет выход. Глава 14 Тяжкое время Апрель 2004 года Как только семья уехала в Мадрид, где была намечена встреча старых друзей по Фернандо-По, Даниэла поддалась тревоге. Она обошла каждую комнату в доме, чтобы убедиться, что все идеально. На этот раз Лаа проведет ночь в ее прекрасной синей спальне, обставленной антикварной мебелью, принадлежащей прабабушке и прадедушке, родителям деда Антона. Огромная кровать, совсем не типичная для того времени, занимала всю комнату. Даниэла едва могла дождаться момента, когда Лаа будет лежать рядом с ней под пуховым одеялом. Девушка прошла в спальню отца, гораздо меньшую, чем у нее, и очень просто обставленную. В изголовье сосновой кровати висели две маленькие гравюры: Черная Мадонна с печальным ликом и святой Килиан. Сколько она себя помнила, гравюры всегда были здесь. На прикроватной тумбочке лежал старый бумажник Килиана. Даниэле удалось уговорить отца взять в Мадрид бумажник, подаренный на Рождество. Проследила за тем, чтобы он переложил все нужные документы и кредитные карты. А все остальное предложила положить пока в тумбочку. На глаза ей попался лист бумаги, торчащий из-под кровати. Она нагнулась и вытащила фотографию красивой черной женщины с маленьким мальчиком на руках. Половинку фотографии… Кто это, она понятия не имела. Однажды к ним приезжал корреспондент, который опрашивал жителей долины, работавших в Африке десятилетия назад. Килиан и Хакобо отдали ему несколько снимков, разыскав их в шкафу. Возможно, это один из них. Даниэла положила фотографию в тумбочку и пошла на кухню готовить обед. До приезда Лаа оставалось совсем немного времени. В отеле в центре Мадрида Хакобо и Килиан, помимо сияющих Марсиала и Мерседес, увидели сморщенного старика в инвалидной коляске, в котором с трудом узнали Грегорио. Встреча бывших колонистов была омрачена недавним терактом на пригородных поездах, который унес жизни почти двухсот человек. Об этом, конечно, говорили, но все же большинство разговоров касалось Гвинеи. Обсуждали статью в прессе, автор которой анализировал возможности создания в Мадриде правительства Экваториальной Гвинеи в изгнании, чтобы повернуть страну на рельсы демократии. Странные разговоры для постаревших парней, в основном занимавшихся сбором какао на плантациях. Разве их когда-нибудь интересовала политика? Кларенс довольно быстро разделила присутствующих на две группы: одни, как ее отец, настаивали, что гвинейцы всем обязаны европейцам; другие, как ее дядя, утверждали, что Испания в долгу перед бывшей колонией и следует компенсировать насилие, пережитое Гвинеей в прошлом. Интересно, есть ли кто-нибудь, вроде нее и Фернандо Гаруса, кто бы думал, что бывшая колония и метрополия ничего не должны друг другу? Что теперь это две независимые страны, и самое лучшее – налаживать взаимовыгодные партнерские отношения? Кларенс скучала по Даниэле, несмотря на то что их последний разговор был напряженным. Кузина заявила, что она, Кларенс, будто бы ревнует к Лаа: «Ведь я с ним теперь провожу гораздо больше времени, чем с тобой». Услышав это, она чуть не подавилась виски. Чтобы убедить Даниэлу, что она ошибается, Кларенс призналась ей в романе с Инико. Умолчала только о том, что у их отношений нет будущего. Даниэла осыпала ее вопросами. Ей было интересно, могут ли культурные различия разделить их с Лаа… Кларенс испугалась – уж не думает ли сестра о переезде из Пасолобино в Малабо? На всякий случай она перечислила все трудности, с которыми придется столкнуться, причем в мельчайших подробностях. Пусть сестра задумается, что она оставляет позади. И… будет ли она счастлива в Гвинее? Сама Даниэла была уверена, что у молодого государства множество перспектив. В конце она заявила: «Я не смогу быть счастливой нигде, если там нет Лаа». Кларенс сделала большой глоток из стакана. Как повлиять на сестру? И… сказала ли она ему самую главную тайну? Весна в самой высокой части Пиренеев длится долго. В апреле еще лежит снег, а первая зелень обычно пробивалась в Пасолобино не раньше мая. Единственным намеком на близкое лето было то, что солнце вставало немного раньше и садилось немного позже. Но для Даниэлы в обществе Лаа не имело значения, тепло или холодно, распустились ли цветы, пробудились ли птицы. Дни и ночи казались такими короткими! Лаа прибыл в четверг вечером, а к субботе они еще не насытились друг другом. Даниэла так и не нашла подходящего момента, чтобы сказать ему, что они могут быть кузенами. Но на следующий день Лаа должен был уехать, и оба не знали, когда снова увидятся. Друг другу они дали обещание до лета принять окончательное решение, связанное с будущим, а пока хватались за каждый миг, словно он был последний. Рука Даниэлы скользила по груди Лаа, иногда останавливаясь над сердцем, чтобы послушать его. На лбу Лаа выступили капельки пота после секса, у него были необыкновенные зеленые глаза и карамельного оттенка кожа. Девушка прижалась к нему, наслаждаясь его теплом. – Ты можешь представить, какой была бы наша с тобой жизнь сто лет назад? – спросила она сонно. Услышав неожиданный вопрос, Лаа засмеялся. – Ну… на острове я бы вставал очень рано, чтобы поохотиться в джунглях на антилоп или порыбачить в море. – Он высвободился из объятий Даниэлы и заложил руки за голову. – Или работал бы на плантации… В любом случае, моя прекрасная женушка Даниэла сидела бы дома и присматривала за детьми. Даниэла повернулась на бок, согнула локоть и подперла голову. – Наверное, у тебя было бы много жен. – Очень может быть, – хитро усмехнулся он. Она нежно ущипнула его. – В Пасолобино ты бы работал в поле, ухаживал за скотом, ремонтировал дом, обрезал деревья, заготавливал дрова на зиму… Так и быть, я бы дала тебе немного отдохнуть, чтобы восстановить силы и. – Она многозначительно подняла палец, – удовлетворить свою единственную жену. Единственную, заметь! Лаа снова рассмеялся. – Ты мне напомнила очень старую историю про буби, еще из доколониального периода. Хочешь послушать? – Ага. – Ну так вот, много лет назад в деревне под названием Бисаппо жила молодая пара. Сначала все шло хорошо, но однажды жена приготовила еду, а он не пришел на обед. Ну что же, она оставила еду в мисках и положила в кладовку, у них там не было холодильников. Муж вернулся, еды не нашел и лег спать голодным. Так продолжалось еще несколько дней, четыре или пять. В конце концов женщина не выдержала и пошла к деревенским мудрецам. Те пришли к ней в дом, пересчитали миски, но никакого решения не приняли. Тогда женщина решила сама разобраться. Своего мужа она нашла на окраине в компании других мужчин. Подошла, и он ее спрашивает: «Что с тобой делает тот, кто ест, но не делится?» – «Ну и дурак же ты, – ответила она ему. – Еда в кладовке. Она была там четыре дня, засохла и покрылась паутиной». – Лаа обнял ее и привлек к себе. – Я никогда не позволю твоей еде высохнуть, – прошептал он на ухо. – Думаю, мне повезло не жить в это время, – улыбнулась Даниэла, озадаченная подтекстом. – Знаешь, мне не нравится мысль постоянно готовить. Даниэла встала на колени и начала покусывать Лаа, он застонал от удовольствия и протянул руку, чтобы откинуть ее мягкие волосы. Внезапно девушка замерла. – Что не так? – спросил он, желая, чтобы она продолжила. – Знак… – прошептала она. – Я видела раньше, но подумала, что это шрам, но это… это похоже на узор. – Это шрамирование, – объяснил он, – ну, что-то вроде татуировки. Моя мама сделала мне надрезы, когда я был совсем маленьким. Это традиция буби. Многие делали глубокие разрезы, и особенно часто на лице, но потом традиция стала угасала, а мама не хотела меня уродовать. – Но… – пробормотала Даниэла. – Это выглядит как… Я видела… – Это елёбо, колокольчик буби, он защищает от злых духов. Если помнишь, я подарил елёбо твоему отцу на Рождество. Даниэла побледнела. Разве этот не один из ключей, о которых ей рассказывала Кларенс? Разве тот человек, Симон, не сказал Кларенс искать елёбо? Она почувствовала давление в груди. – У моего отца точно такой же знак на левой подмышке. Один в один. Лаа был ошеломлен, но постарался скрыть это. – Что ж, после стольких лет на острове он, вероятно, решил сделать шрамирование…