– А вот и нет! – Инико покровительственно улыбнулся. – Название произошло от имени одного из первых освобожденных рабов, сошедших на берег, когда остров еще принадлежал англичанам. Его звали Самуэль Паркер. Он стал сперва Сэм Паркер, а потом – Сампака. Кларенс обернулась к нему. – Откуда ты знаешь? – Наверное, в школе рассказали, а я запомнил, – пожал плечами Инико. – Или услышал, когда работал здесь. Не помню. – Еще вопрос: ты никогда не скучаешь по временам, когда сам работал на плантации? – Не знаю… Ребенком мне тут нравилось, но когда меня заставили вернуться, работа была тяжелой и нудной. Наверное, я чувствую что-то среднее между родством и равнодушием. Девушка перевела взгляд на величественные пальмы, росшие на расстоянии метра друг от друга. Стволы были покрыты белым примерно метра на два, и вместе они образовывали аллею, сходившуюся в перспективе. – Судьба привела мою семью именно в Сампаку, а не в Тимбабе, Бомбе, Бао, Туплапла или Сипопо, – сказала девушка. – Эти волшебные названия в детстве пробуждали у меня образы далеких земель. – Она посмотрела на небо. – Если не пойдет дождь, а в дождь тут невозможно что-либо разглядеть, сегодня я наконец-то смогу проникнуть в сказку. – Не знаю, что ты здесь ищешь, Кларенс, но реальность, по меньшей мере… удручает. – Вот эти пальмы… – Кларенс указала на деревьям. – Чтобы сохранить аллею, мои родственники сажали некоторые из них. Это вызывает у меня чувство гордости и… не знаю, ощущение непрерывности времен, что ли. Отец и дядя теперь уже старые, а пальмы, как и прежде, устремлены к небесам. – Она покачала головой. – Для тебя это, может, и не важно, а для меня – очень. Когда-нибудь все это исчезнет, и некому будет рассказать грядущим поколениям о пальмах… в снегу. Впрочем, нет, я сама однажды расскажу, как все было… «Но расскажешь ли ты о том, что подозреваешь, но еще не узнала точно?» – подумала она отстраненно. Инико завел мотор, и они поехали по поселку, который теперь был полон жизни. Фургончики поднимали облака пыли, трактор перевозил дрова, мужчины возили тачки, женщина несла на голове корзину, а еще одна – пустой контейнер. Вот наконец и главный двор! Направо – два склада с красными крышами, налево – домик белыми колоннами и верандой. Старое офисное здание, где был архив. Обнаженные по пояс рабочие ходили туда-сюда, и Кларенс вновь расчувствовалась: картинка была узнаваемой. Поставив машину, Инико повел спутницу на ближайший участок. Кларенс увидела, как мужчины собирают какао с помощью длинной палки с металлическим крюком на конце. – Ого, Инико! – воскликнула она. – Дядя привез с острова две штуковины – такой вот крюк и мачете, который он до сих пор использует для рубки хвороста. Какао-деревья здесь оказались ниже, чем она предполагала. Несколько мужчин несли на спине корзины, подбирали концом мачете оранжевые стручки и закидывали внутрь. Другие перевозили собранные стручки в тачках и сгружали в кучи. Дальше стручками занимались лущильщики: одной рукой они держали стручок, а другой легонько ударяли по нему мачете, чтобы извлечь бобы. В основном работала молодежь – темнокожие парни в грязной одежде. Глаза Кларенс блеснули: Хакобо и Килиан будто говорили с ней издалека: «Я никогда не пропускал момент, когда какао отправляли в сушильню, даже если это случалось в четыре-пять часов утра!» Она будет рада сообщить им, что все осталось так же, как при них: сушильни для бобов, обожженные деревянные подносы, которых, может быть, касались их руки. Рабочих было меньше, и не было той идеальной чистоты, которой так хвалились отец и дядя, но процесс шел и не собирался сворачиваться. Они заглянули во все углы на главном дворе. Инико удивлял интерес девушки к тому, что он считал тяжелым трудом, но он подробно объяснял, что где происходит. Наконец они присели на ступеньки дома, где располагалась администрация. Кларенс была вся мокрая от пота, она очень устала, но была счастлива. К ним подошел мужчина лет шестидесяти. Инико знал его, и они начали разговаривать. Все это время мужчина без отрыва смотрел на Кларенс, и она вспомнила – это же тот безумец, который преследовал ее, когда она впервые приехала в Сампаку. И тут ее внимание привлекли знакомые слова: Кларенс, Пасолобино и… Килиан! – Кларенс! – воскликнул Инико, обернувшись. – Ты не поверишь! Сердце девушки заколотилось. – Познакомься с Симоном. Он самый старый работник плантации, живет здесь полвека, наверное. Он больше не может работать, но инструктирует молодежь. Симон смотрел на нее недоверчиво. Его лоб и щеки были покрыты тонкой сеточкой шрамов. Видимо, он был одним из немногих, кто еще практиковал шрамирование, и впечатление производил пугающее. Впрочем, рядом с Инико страшно ей не было. Мужчина обратился к ней на буби, и Инико шепнул на ухо: – Он знает испанский с детства, но однажды решил больше на нем не говорить. И ни разу не нарушил слова. Но не волнуйся, я переведу. «Еще один человек, верный своему обещанию», – подумала Кларенс, вспомнив отказ Бисилы приехать в Сампаку. Инико принялся переводить: – Я наблюдал за тобой некоторое время, и ты мне кое-кого напомнила. Я не уверен… но не родня ли тебе Килиан? Может, ты его дочь? – Нет, не дочь, – ответила Кларенс и быстро добавила, заметив недоумение на лице мужчины: – Племянница. Я дочь Хакобо. Вы ведь их хорошо знали? Что вы помните? – Он говорит, что много лет был помощником массы Килиана, боем. Килиан был хорошим и по-доброму к нему относился. Он также знал массу Хакобо, но мало с ним общался. Он спрашивает, по-прежнему ли много снега в Пасолобино – твой дядя постоянно говорил про снег. Еще он спрашивает, живы ли твои родственники, сколько им лет и женился ли масса Килиан. – Оба живы. – Голос Кларенс дрожал от нахлынувших чувств. – Оба здоровы, и им обоим уже за семьдесят. Наша семья все так же живет в Пасолобино. Дядя и отец женились, у каждого по дочери. Меня зовут Кларенс, а дочь Килиана – Даниэла. Имя Даниэла удивило мужчину. Он несколько секунд задумчиво молчал, а потом пробормотал: – Даниэла… Посмотрел на Инико, потом на Кларенс. Сквозь шрамы было заметно, что он хмурится. Задал какой-то вопрос Инико, и тот ответил на буби, потом положил руку на плечо Симону и пояснил: – Симон хочет знать, как мы познакомились. Я сказал, что мы столкнулись тут несколько дней назад, а потом встречались в городе уже в компании с Лаа. – Он повернулся к мужчине. – Да, Симон, она знакома с Лаа. И да, это вышло случайно. – Зачем ты это сказал? – поинтересовалась Кларенс. – Я думала, что ты не веришь в случайные совпадения и считаешь, что всем заправляют духи. Симон снова заговорил, и Инико стал переводить: – Симон говорит, что твои родственники знали моего деда. А мой дед дружил с твоим дедом и дядей. – Так он и моего деда знал, раз так говорит? – спросила Кларенс; у нее сердце замерло, когда она вспомнила про цветы на могиле. Симон что-то ответил и погрозил Инико пальцем. – Он говорит, что знал его, но образ стерся из памяти, потому что твой дед умер давным-давно. Симон тогда был совсем юным и всего два года проработал у массы Килиана. Но, похоже, мой дед был близко с ним знаком. – Твой дед? – переспросила Кларенс. Последний вождь буби дожил до ста пяти лет, а вдруг… – Дед умер много лет назад, – оборвал надежду Инико. – А как звали твоего деда? – Йозе. Хосе, по-вашему. Он всю жизнь провел здесь, в Сампаке. А вообще жил в деревне, которой больше нет. Она называлась Бисаппо. В семьдесят пятом Масиас приказал ее сжечь. Он считал, что жители деревни – заговорщики. – Бисаппо… – повторила девушка, едва дыша. – Красиво звучит, правда? – спросил Инико. – Да, очень. Как и остальные названия, – ответила она, но не только это так поразило ее. – Значит, Хосе – отец Бисилы? – Конечно. А родителей отца я ни разу не видел. Теперь их с Инико связывала еще одна ниточка. Их отцы, вероятно, знали друг друга, может, даже дружили, несмотря на то что в те времена белых и черных разделяла гигантская пропасть. – Они могли бы многое рассказать, верно? – Инико словно прочитал ее мысли. Кларенс показалось, что Симон смотрит на нее так, будто мог бы что-то прояснить, но не желает. – Ты надолго задержишься на острове? – уточнил Симон через Инико. – Послезавтра уезжаю, – погрустнела Кларенс. – Симон просит передать привет массе Килиану и сказать, что жизнь не так уж сильно побила его боя. Масса будет рад это слышать. – Обязательно, Симон. Обещаю. Симон кивнул и тут же что-то добавил, будто боялся позабыть. – И твоему отцу тоже привет, – перевел Инико. – Спасибо. Мужчина пожал руку Инико, что-то сказал ему на буби, развернулся и ушел. – Что он сейчас сказал? – поинтересовалась Кларенс. – Что узнал твои глаза. У тебя те же глаза, что и у всех мужчин в вашей семье. Они очень необычные. Издали кажутся зелеными, но если присмотреться ближе – видны серые точки, – Инико приблизился вплотную, и девушка чувствовала его дыхание. – А ведь и правда, надо же! – Инико взял ее за руку. – Да! Он еще кое-что просил тебе передать. Немного странно, но… Кларенс остановилась и взглянула на него с нетерпением. – Он просил передать, – сказал Инико, – что если глаза тебе не подскажут, найди елёбо. – А что это такое? – Колокольчик для ритуальных танцев буби. Ты такие видела в Уреке, помнишь? Квадратные, деревянные, с несколькими язычками. – Да, но почему он так сказал? Что он имел в виду? – Понятия не имею. Но он сказал, что однажды ты сама поймешь. Таков уж Симон: говорит что-то, и если ты понял – молодец, а не понял – ну и ладно. Кларенс остановилась и оглянулась. Она заметила, что Симон наблюдает за ними чуть в стороне. – Погоди, Инико. – Она подошла к Симону и взглянула на него в упор. – Пожалуйста, просто кивните. Мне очень важно знать: Бисила и мой отец знали друг друга? Просто – да или нет! – умоляла она. – Они друг друга знали? Мужчина хмыкнул и коротко кивнул. Кларенс глубоко вздохнула. Значит – да?