– Отец был очень стар, его смерть была неизбежна. – А как вы оказались здесь? Всю жизнь прожили в Гвинее? – Я родился в Санта-Исабель… – Кларенс разочарованно поджала губы; как она поняла, ей надо было искать Фернандо, родившегося в Сампаке. – А детство я провел в материковой Гвинее и в Испании. Сюда вернулся только в конце восьмидесятых. – В Сампаку? – Сперва я работал в городе, в другой компании. – А как вы снова оказались на плантации? Разве правительство не выкупило ее после провозглашения независимости? – Плантация осталась в руках доверенных людей. Они приложили все усилия, чтобы сохранить наработанное, хотя все было уже не так, как во времена моего и вашего отца. Не стоит забывать, что новая Гвинея могла выжить только благодаря зарубежным вливаниям. После того как переворот семьдесят девятого года сверг Масиаса, бывшие владельцы, в том числе и мой отец, потеряли права собственности – правительство передало их одному высокопоставленному офицеру[7]… – И что же потом? – В конце девяностых этот офицер умер, а я в это время был занят в одном сельскохозяйственном проекте, финансируемом испанскими кооперативными программами при поддержке Евросоюза. Планировалось восстановить плантации какао с целью перепрофилирования на выращивание мускатного ореха или перца. Наследники офицера согласились продать землю, и я смог вернуть то, что принадлежало моей семье с начала века. Фернандо предложил еще кофе, и Кларенс с удовольствием кивнула. В Испании ничего подобного она не пила. – Вас назвали Фернандо в честь острова? – О, я думаю, в каждой испанской семье, как-то связанной с Гвинеей, хоть один Фернандо да есть! – засмеялся он. Кларенс это не вдохновило. – Как и в вашей? – осведомился он, неверно истолковав ее гримаску. – Нет, что вы! У нас в семье одни женщины, и ни одной Фернанды. – Она сделала паузу, потом осторожно спросила: – Скажите, а у вас случайно не сохранилось архивов с пятидесятых годов? – Кажется, что-то было. Прежде чем уехать, отец сложил все документы в шкаф. Когда я вернулся сюда, весь офис был перевернут, однако ничего не сожгли, как ни странно. – Ваш отец больше не возвращался сюда? – Как же, как же! – воскликнул Фернандо. – Он бы долго не протянул вдали от острова. Знаете, я пообещал похоронить его под сейбой и сдержал слово. Отец до самой смерти мечтал вернуть плантации былую славу… – Он повернулся к окну, взгляд его стал грустным. – В этих местах есть что-то заразительное. И я все еще верю, что можно возродить сбор какао в Сампаке в прежних объемах. – Фернандо, раз уж я здесь… – решилась Кларенс, – не будет ли с моей стороны слишком бестактно попросить у вас разрешения заглянуть в архив? Глупо, конечно, но вдруг я там найду что-то об отце или деде? – Без проблем. – Мужчина легко поднялся. – Вот только бумаги не сортировали, когда убирали в шкаф. – Он взял в углу зонт и направился к дверям. – Идемте, старый офис как раз напротив. Они пересекли двор по скользкой красной глине и подошли к одноэтажному белому домику с маленьким крыльцом. В просторной комнате стоял большой стол, а у стены – шкаф с решетчатыми дверцами. Когда Фернандо распахнул их, Кларенс вздохнула: полки были завалены стопками бумаг. Придется потратить не один час, чтобы все это разобрать! – Вот, пожалуйста, перед вами история Сампаки. В каком году, говорите, ваш отец тут был? – Дедушка – еще в двадцатых, отец приехал в сороковых, а дядя – в начале пятидесятых. Кларенс вытащила лист наугад. Это был список имен, датированный 1946-м напротив каждого имени стояли отпечатки пальце. Она взяла другой. Там было то же самое, но год – 1949-й. – Позвольте взглянуть, – подошел к ней Фернандо. – Да, точно, это еженедельные списки довольствия. Ну, мне кажется, частью этих бумаг можно и пренебречь… – Он взглянул на часы. – Мне нужно попасть в город после трех, ехать где-то полчаса по такой погоде. У вас есть время. Вы сами здесь справитесь? – Конечно! – Кларенс была рада остаться в одиночестве, чтобы спокойно поискать сведения о детях, родившихся на плантации примерно в то же время, что и она. – Заодно я тут немного приберусь. Знаете, я умею работать с бумагами. – Отлично! Если вам что-то потребуется, я буду рядом, в соседнем доме. Не заблудитесь? – пошутил он. Кларенс кивнула, и как только он ушел, начала вынимать охапки листов из шкафа, бегло просматривать и раскладывать на столе. Затем достала блокнот и набросала критерии сортировки: контракты по годам, рабочие списки, личные дела, медицинские карты, расселение, зарплатные списки и списки довольствия, заявки на заказ материалов, счета и чеки и, наконец, бумаги, не подпадающие ни под одну из категорий. После этого она начала с уверенность раскладывать документы по стопкам. Примерно через час она добралась до папок с личными делами. В них обнаружились выцветшие фотографии, прикрепленные к контрактам, медицинские карты и зарплатные квитанции. Когда в руки попалась папка отца, а потом деда, перехватило дух. Кларенс погладила пальцами старые фотографии. Какими они были молодыми и красивыми! И какими храбрыми! Решились покинуть Пиренеи отправиться в Африку, где все совсем по-другому. Папок на испанцев было с полсотни. Кларенс выписала в блокнот имена тех, кто работал на плантации в пятидесятых и шестидесятых годах. Надо бы спросить Хакобо и Килиана, знают ли они Грегорио, Марсиала, Матео, Сантьяго… Она внимательно изучила информацию, касающуюся ее семьи. В медицинской карте отца и дяди говорилось, что они перенесли малярию. Девушка нахмурилась. Она не знала об этом. Оба говорили, что регулярно принимали хинин и резохин с целью профилактики. Малярия – ужасная вещь, высокая температура долго держится, а озноб выматывает. И еще одна запись – отец снова попал в лазарет. Надо бы расспросить его по возвращении в Пасолобино… Кларенс бросила взгляд на часы. Уже час дня! Такими темпами она никогда не закончит – удалось рассортировать чуть больше половины бумаг. Она потянулась и потерла глаза. Было непонятно, как найти что-то внятное по рождению неведомого ей Фернандо. В медицинских карточках женщин иногда встречались записи о рождении детей, даже указывался пол младенцев, но никаких имен там не было. В Сампаке была лишь одна молодая семейная пара – Мануэль и Хулия, о других Кларенс не знала. Ее охватило отчаяние, но она решила продолжить поиски. Если кто-то еще из потомков испанцев, работавших здесь, приедет на плантацию с ностальгической целью, так пусть хоть архив будет в порядке! Она так увлеклась, раскладывая бумаги, что, услышав за спиной шаги, едва не подскочила от неожиданности. А когда повернулась, испугалась еще больше: черный как ночь гигант разглядывал ее, будто она была неведомой зверушкой в зоопарке. Хоть она и была высокой, ей пришлось задрать голову, чтобы увидеть его лицо. – Вы меня напугали, – произнесла она и покосилась на дверь, прикидывая, как выскочить. – Я искал Фернандо, – произнес мужчина гулким голосом. «Я тоже», – подумала девушка. – Как видите, его тут нет. Может, он в доме напротив? Гигант кивнул и, указав на стол, спросил: – Вы теперь секретарь? – Нет, нет… я приехала по делам… и… – Она снова взглянула на часы; скоро должен появиться Фернандо. – Я искала документы отца. Он когда-то работал здесь. – Вы – дочь колониста? Вопрос показался девушке оскорбительным. – Работника плантации, – поправила она. – Это не одно и то же. – Да. Повисла неловкая пауза. Мужчина – он был примерно ее возраста – продолжал ее разглядывать, и Кларенс не знала, как поступить: вернуться к работе или пойти поискать управляющего. Она склонялась ко второму. – Если вы не против, я пойду в другое здание. Она прошмыгнула мимо незнакомца и пересекла двор. Дождь не закончился. Зашла в дом, но Фернандо не нашла. У крыльца стоял внедорожник, и ни души вокруг. А где же десятки рабочих? Она попала на плантацию-призрак! Самое лучшее – вернуться в офис, но… что, если гигант все еще там? Ну что за глупости – бояться! Она спустилась с крыльца и тут заметила невысокого мужчину, совершенно седого, направляющегося к ней. Он размахивал руками и выкрикивал что-то на непонятном языке. Приблизившись, мужчина стал внимательно разглядывать ее, бормоча и качая головой. О господи, еще один… – Простите, но я вас не понимаю, – нервно произнесла Кларенс, сердце готово было выскочить из груди. Она быстрым шагом стала пересекать двор, и мужчина пошел следом, потрясая искалеченными артритом руками. Казалось, что он ругается на нее за что-то. – Пожалуйста, оставьте меня в покое! Фернандо Гарус ждет меня в офисе! – соврала она. – Вон там, видите? Взбежав на крыльцо и заскочив в комнату, она оглянулась посмотреть, не преследует ли и ее странный человек, а когда повернула голову, влетела носом в чью-то грудь. – Где твои глаза?! – Пара сильных рук отодвинула ее в сторону; она ощутила, как по губам стекает что-то теплое. – У тебя кровь из носу! Кларенс провела рукой по лицу – так и есть. Потянулась к сумке, чтобы достать упаковку носовых платков. – Я думала, вы уже ушли, – сказала она темнокожему парню, прикладывая платок к носу. – А я никуда не тороплюсь. – Зато я тороплюсь. Мне нужно все это убрать к тому моменту, как Фернандо придет. Парень опустился на стул, и сиденье жалобно скрипнуло под его весом. Она начала убирать стопки бумаг в шкаф под его пристальным взглядом. Взгляд нервировал. К тому же он даже не предложил ей помощь. – Прошу прощения за задержку, Кларенс! – В комнату зашел Фернандо и поздоровался с парнем. – А я думал, в такую погоду ты не приедешь. Давно ждешь? Кларенс убрала со стола последнюю стопку. – Боже, что с вами? – Ничего страшного. На дверь налетела. Фернандо заглянул в шкаф. – Небо и земля! Да, вы времени зря не теряли. Нашли что-то интересное? – Осталось совсем немного. Мне бы хотелось разыскать информацию о детях, родившихся на плантации. Но там только имена матерей, рожавших в больнице. Я думала, в Сампаке было много детей… – Так и есть, – Фернандо кивнул и повернулся к парню. – Ты ведь был одним из них, разве нет? Любопытство Кларенс вновь пробудилось. На вид незнакомцу было около сорока, а значит, он попадает в круг тех, кого она ищет. – Не знаю, есть ли об этом записи, – продолжил Фернандо. – Может быть, в школе что-то сохранилось, хотя я не уверен. Как думаешь, Инико? «Инико, – повторила про себя Кларенс. – Что за странное имя?» – Нас было много. – Без видимого интереса ответил парень. – Я больше времени проводил в деревни матери, чем на плантации. Обычно дети буби рождались в деревнях, а у нигерийцев – в семейный бараках. Матерей отвозили в больницу, только если случались какие-то сложности. Про белых мне и сказать нечего, белые у нас не рожали.