Они решили, что Антона следует похоронить на кладбище в Санта-Исабель. Медсестры подготовили его к погребению. Дочь Хосе нарисовала маленькие отметины на груди у самого сердца. – Эти знаки очищают тело, – пробормотала она, обращаясь к братьям. – Теперь оба ваших белых предка встретят вас со всеми почестями, как придет час. Вы сможете переходить из одного мира в другой без трудностей. Гроб погрузили на грузовик; проводить Антона в последний путь собрались многие, и для этого Гарус выделил два фургона. Братьев повез на «мерседесе» управляющего печальный Иеремия. Когда похоронный кортеж проезжал по поселку, черные рабочие, закрыв двери и окна, звонили в деревянные колокольчики. Хосе объяснил: африканцы считают, что душа следует за телом, пока оно не будет предано земле. Но иногда душа задерживается в местах, где жил покойник. Так что колокольчики должны отпугнуть душу, чтобы она не осталась в поселке. А двери и окна закрывали, чтобы душа не спряталась, проскользнув в дом. Слушая Хосе, Килиан думал о том, как бы отца похоронили в Пасолобино. Когда кто-то умирал, тело до похорон оставалось в доме, над ним читались молитвы на латыни. Никто не плакал – ведь душа переходила в иной, возможно, лучший мир. В день погребения гроб с усопшим крепкие мужчины на своих плечах переносили в церковь, где священник служил мессу, а уже оттуда, под звук церковного колокола, несли на кладбище. Потом все шли на поминки. Женщины готовили фасоль в больших горшках – обязательное поминальное блюдо у них в горах. Килиан помнил, что в совсем уж детском возрасте похороны и поминки для него с братом были чем-то сродни празднику, ведь они виделись с дальними родственниками, – правда, смущало, что некоторые люди все же плакали. Килиан никогда не задавался вопросом, почему колокол звонит на похоронах. Возможно, как и колокольчики буби, церковные колокола отпугивали душу. А может, и не отпугивали – направляли. Их дом в Пасолобино был очень далеко. Сможет ли душа отца найти путь домой? На кладбище для Антона выбрали место под тенью двух огромных сейб – хорошее место. Несколько человек, нанятых Гарусом, установили каменный крест, на котором были высечены имя отца, даты его рождения и смерти, но также и название деревни, в которой остался его дом, – Пасолобино. Килиан решил, что это будет ниточкой между Пасолобино и Фернандо-По. Эмилио, Дженероса, Хулия, другие знакомые из Санта-Исабель – все присутствовали на похоронах. Сантьяго, прибывший на остров одновременно с Антоном, не скрывал слез. Хакобо стоял рядом с Хулией. Она взяла его за руку, чтобы поддержать, и он чувствовал нежное поглаживание тонких пальчиков. Ему не хотелось отпускать ее руку, даже когда подошел Мануэль. Хулия, прощаясь, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку, дотронулась до лица; сердце от этого защемило еще больше. Все разошлись, но Килиан и Хакобо продолжали стоять у могилы. Хосе выкопал в изголовье ямку и посадил небольшое священное дерево. Затем разложил по периметру камни, воткнул колья. – Это изгонит души других умерших людей, – пояснил он. Хакобо отступил на несколько шагов, но ничего не сказал. Килиан не отрывал взгляд от каменного креста. Кто будет смотреть за твоей могилой, когда мы уедем? Он знал, что Хосе будет трудно делать это – Иеремия сказал, что буби боятся посещать кладбища. Они считают, что это может вызывать много смертей в деревне. Если бы отца похоронили дома, в Пасолобино, мать приходила бы каждый день, ну, или каждую неделю. Всегда был бы кто-то, кто разговаривал с ним. «Почему ты не остался в Испании, папа?» Ему придется написать письмо матери. Конечно, она захочет знать все подробности: последние слова отца, момент соборования, заупокойная месса, сколько людей пришло проводить в последний путь. Он напишет, что у нее нет причин волноваться: жизнь продолжается, и семья не будет нуждаться в деньгах. – О чем ты думаешь? – спросил подошедший Хосе. – Интересно, – ответил Килиан, указывая на могилу Антона, – где он сейчас. – Он с вашими предками. Я уверен, он счастлив с ними. Килиан кивнул и произнес простую молитву, пожелав отцу доброго путешествия, где бы он ни был. Хакобо отошел к воротам кладбища, чтобы они не видели его слез. Антон умер в конце июня 1955 года, в тот же день, когда в долине за тысячи километров от Фернандо-По началось празднование святых покровителей лета. Сельскохозяйственные работы были в разгаре. А в августе страда началась на острове и продолжалась до января. Это были тяжелые месяцы работы в сушилках. Килиан работал днем и ночью. Вся его жизнь вращалась вокруг работы. Курил и пил в свободное время он больше, чем следовало, к тому же стал замкнутым и вспыльчивым. Хакобо и Хосе забеспокоились. Сначала они думали, что причиной тому – смерть Антона, но проходили недели, и становилось еще хуже. Килиан кричал на рабочих, чего никогда раньше не делал, и вечно выдумывал какие-то проблемы. – Килиан! – умолял его брат. – Ты должен отдохнуть! – Я отдохну, когда умру! – отвечал Килиан, латая крышу одного из бараков. – Кто-то должен это сделать! Хосе хмурился – рано или поздно масса Килиан сорвется. Так и вышло. Вскоре после Рождества Килиан заболел. Началось все с небольшой температуры, которая за два дня поднялась до верхней отметки термометра. И только тогда он согласился лечь в больницу к Мануэлю. Несколько дней он провел в бреду. И в бреду повторялась одна и та же картина: он и отец находились в своем доме в долине, снаружи лил ливень. Было слышно, как ущелье переполняется, как вода сметает все на своем пути. Поток стал сметать дома. Они должны были уйти, чтобы избежать смерти. Килиан настаивал, но отец отказывался: говорил, что устал и никуда не пойдет. Килиан в отчаянии кричал на него, но Антон продолжал сидеть в своем кресле-качалке. Плача и крича, Килиан в конце концов убежал. Чья-то рука дотронулась до него, чтобы успокоить. Он открыл глаза, отгоняя прочь кошмары, увидел вентилятор над головой, а потом пару больших светлых глаз. Дочь Хосе нежно смахнула медные пряди с его вспотевшего лба. – Если ты не почтил своих мертвецов должным образом, духи будут мучить тебя. Тебе не нужно приносить в жертву козла и курицу. Почти их по-своему, и дух Антона оставит тебя в покое. Отпусти его. В конце концов, Бог создал все, даже духов. Просто отпусти, этого будет достаточно. Килиан крепко сжал губы, подбородок задрожал. Он чувствовал себя усталым и слабым, ему не хотелось, чтобы она уходила. Пальчики девушки были тонкими и легкими, а свежее дыхание – всего в нескольких сантиметрах от его пересохших губ. Он хотел спросить ее имя, но тут распахнулась дверь и влетел Хакобо. Девушка выпрямилась, но Килиан удержал ее руку. – Боже мой, Килиан! Как ты себя чувствуешь? Хакобо нахмурился, глядя на медсестру. Пока болел отец, он не обращал на нее внимания, разве только что злился за фокусы с колдуном, который все равно ни черта не помог, а теперь подумал: «Ого, откуда взялась эта красотка?» – Когда он пришел в сознание? – обратился он к девушке. – Ты не думала мне сообщить? – Не дожидаясь ответа, он повернулся к Килиану. – Черт побери, братишка! Еще немного, и ты бы отправился к отцу… Килиан закатил глаза, девушка отошла, и Хакобо сел на кровать. – Серьезно, Килиан. Я очень волновался. Ты здесь уже пять дней с лихорадкой. Мануэль заверил, что это пройдет, но сколько же можно! – Он покачал головой. – Потребуется время, чтобы вернулись силы. Я говорил с Гарусом, и мы думаем, что тебе следует поехать домой отдохнуть… – Я тоже рад тебя видеть, Хакобо, – заговорил Килиан. – Но я не поеду домой. – Почему? – Не хочу. Не сейчас. – Килиан, я никогда не встречал никого упрямей тебя. Смотри, это письмо от мамы, пришло пару дней назад. – Он сунул руку в карман рубашки и достал конверт. – Свежие новости! «Я очень хотела рассказать вам поскорее. Каталина выходит замуж! Что вы думаете об этом? За Карлоса из поместья Гуари. Вы его помните?» Килиан кивнул, а Хакобо продолжил: – Это неплохо. Не сказать, чтоб у них было много денег, но Карлос крепкий работник и достойный человек. Мама пишет о приданом, спрашивает, что мы думаем… Свадьба конечно же будет только после траура, и они официально не объявили о помолвке, но… – Хакобо остановился, когда понял, что брат слушает его равнодушно. – Дружище, ты перешел из одной крайности в другую. Раньше всем интересовался, а теперь как в нору залез. Жизнь продолжается, перестань хандрить… Килиан повернул голову, и его глаза встретились с глазами девушки. Она перекладывала лекарства на столике. Соглашаясь с последними словами Хакобо, сестричка кивнула. – Жизнь продолжается… – повторил Килиан, чувствуя, что тонет в этих невозможных глазах. Раздался тихий стук в дверь. – Как раз вовремя! – воскликнул Хакобо. Килиан увидел Сад; на ней было простое белое хлопковое платье до колен с принтом из голубых лобелий по подолу, талию перехватывал узкий пояс. Он никогда не видел ее без украшений и макияжа, как сейчас, но так она выглядела даже красивее. – Я вчера отправил ей записку, – торжествующе объяснил Хакобо. – Мне нужно вернуться к сушилкам, а Сад будет присматривать за тобой, пока ты не станешь самим собой, Килиан. – Он посмотрел на часы, встал и похлопал брата по плечу. – Все, ухожу, ты в надежных руках! Сад присела на край кровати. Поцеловала кончики указательного и среднего пальцев и погладила ими губы Килиана. – Это не может быть правдой, мой масса, – сказала она мелодичным голосом. – Мы не виделись несколько недель. Я не позволю тебе забыть меня, – посмотрев на медсестру, она добавила, обращаясь к ней: – Ты можешь идти, я буду следить за ним. Килиан заметил, что девушка напряглась. Она встретила его взгляд и одарила его улыбкой. Затем, словно прочитав его мысли, подошла и положила ладонь на его щеку. Сад приподняла брови и сказала что-то на буби. Килиан закрыл веки и провалился в сон. Наступал сезон дождей, ливни чередовались с липкой дневной жарой. Работа на плантации не прекращалась ни на секунду. С августа по январь неделя за неделей тысячи стручков какао проходили через руки сезонных рабочих. Под наблюдением Хакобо, Грегорио, Матео и бригадиров рабочие собирали урожай маленьким крючком в виде косы, закрепленным на длинной палке. Извлеченные какао-бобы ссыпали в мешки и относили к дороге. На главном дворе работа кипела даже ночью. Бобы помещали в большие деревянные резервуары, где они ферментировались в течение трех суток, а после ферментации попадали в сушилки, под которыми протекал поток горячего воздуха. За процессом сушки следили Килиан, Хосе, Марсиал и Сантьяго – нужно было все время переворачивать бобы, чтобы они прогревались равномерно. Затем бобы перемещали в большие емкости с отверстиями для остывания и пропускали через чистящую машину. И после сортировки упаковывали. Килиан крутился целыми днями, и это помогало ему справляться с хандрой. Он ездил в Санта-Исабель только когда приходила его очередь закупаться в магазине Рибароса, или когда Сад присылала записки с угрозами, что сама нагрянет к нему, если он не объявится. Он не хотел, чтобы она приезжала в Сампаку, и для разрядки ездил сам, хотя у него уже не было прежнего влечения, и он знал, что для Сад он всего лишь «третий в очереди». Он перестал ходить в кино, ни разу после своего выздоровления не посетил вечеринки и отказывался от приглашений на обеды с Хулией, Мануэлем, Дженеросой и Эмилио. Он чувствовал себя спокойным только в компании Хосе, но и в деревню к нему ни разу не наведывался. Через два года после смерти отца Хакобо поехал в отпуск в Испанию, чтобы присутствовать на свадьбе Каталины. Вернувшись, он под виски рассказал Килиану все подробности. – Жаль, что тебя не было, Килиан, – Каталина была бы рада, если б мы оба повели ее к алтарю вместо папы… А мама, ну, она как всегда сильная. Уж как она следила за тем, чтобы все прошло хорошо, такой стол подготовила. И постаралась, чтобы дом выглядел наилучшим образом! – Ты ей сказал, что мы не можем приезжать одновременно? – Сказал, конечно. Но она знает, что ты вполне можешь сесть в самолет и быть дома через три-четыре дня. Раньше такого не было, а теперь – пожалуйста. – Самолет – это слишком дорого. Мы не можем тратить лишнего, особенно теперь, когда нет отца. – Ну, может, ты и прав, отцу хорошо платили, и большую часть денег он отсылал маме, – Хакобо осушил стакан. – Знаешь, когда ты приехал сюда четыре года назад, я поспорил с Марсиалом, что ты не продержишься до конца контракта. – Ты проиграл, – кивнул Килиан. – Надеюсь, Марсиал тебя не разорил. Оба засмеялись. В столовую вошел Мануэль. – О, здорово, что вы здесь! – Доктор взял стакан и сел рядом. – Увидел свет и захотел поговорить. – А, ну да, ты же один живешь, это у нас тут компании, – Хакобо налил ему виски.