Наедине с Килианом Антон рассказывал об отношениях между семьями в Пасолобино и Сербиане, причем он помнил историю с незапамятных времен. Килиан слушал и молчал, не зная, как реагировать. С одной стороны, ему было интересно, с другой – грустно осознавать, что отец, по сути, прощался с ним, даже если он использовал как предлог для разговора письма из дома, которые приходили все чаще. Грузовик резко затормозил у дверей больницы. Килиан, перепрыгивая через три ступеньки, ворвался в помещение. Медсестра испуганно показала ему на комнатку рядом с кабинетом врача. Отец лежал в кровати с закрытыми глазами. Хакобо, сидел на стуле в углу, опустив голову и сцепив руки. Хосе понуро стоял у кровати. Еще одна медсестра собирала инструменты на металлический поднос. Выходя из комнаты, она чуть не врезалась в Килиана. – Ох, прошу прощения! Килиан вздрогнул – голос, он уже слышал его… Их взгляды встретились. Это была она… Жена Моей… Но он даже не знал ее имени. В этот момент вошел Мануэль. – Антон сейчас находится под действием снотворного, – сказал он. – Мы дали ему увеличенную дозу морфия. – Увеличенную дозу? – переспросил Килиан. Врач посмотрел на Хосе, тот покачал головой. – Мы можем поговорить в моем кабинете? Все вчетвером перешли в другую комнату. Мануэль сразу перешел к делу. – Антон уже несколько месяцев получает морфин, чтобы справиться с болью. Он не хотел, чтобы кто-то знал. У него неизлечимая болезнь, неизлечимая и неоперабельная. Боюсь, это всего лишь вопрос дней. Мне жаль. Килиан повернулся к Хакобо. – Ты знал? – Так же, как и ты, – грустно ответил брат. – Но я понятия не имел, что это настолько серьезно. – А ты, Йозе? Хосе заколебался, прежде чем ответить. – Антон взял с меня обещание, что я никому не скажу. Килиан опустил голову. Хакобо положил руку на плечо брата. Оба знали, что их отец болен, но не знали насколько. Он скрывал от них всю серьезность ситуации. Но почему же они не уделяли больше внимания его постоянной усталости, отсутствию аппетита? Все из-за жары, говорил им отец тысячи раз… проклятой жары! Знала ли мать? Братья растерянно посмотрели друг на друга. Как они скажут ей? Как сказать женщине, что ее муж умирает за тысячи километров от дома и что она никогда его не увидит? – Сможем ли мы с ним поговорить? – еле слышно спросил Килиан. – Да. Антон будет приходить в себя ненадолго. И я надеюсь, что морфин поможет облегчить агонию. – Мануэль снял очки и начал протирать стекла уголком халата. – Килиан, Хакобо… Мне очень жаль. Время каждого когда-нибудь приходит… Медицина тут бессильна. Теперь все в руках Божьих. – Бог не посылает болезни, – сказал Хосе, когда они вернулись к Антону, глаза которого все еще были закрыты. – Создатель чудесных вещей, солнца, земли, дождя, ветра и облаков не может быть причиной ничего плохого. Болезнь вызывается духами. – Не говори ерунды, – ответил Хакобо. – Вещи в мире таковы, каковы есть. Тихо вошедшая медсестра наблюдала за ними от двери. – Для нас, – сказала она мягким голосом, – болезнь – это проклятие духов предков, которых оскорбил или обидел больной или его семья. Вот почему мы проявляем такое рвение, когда просим заступничества, когда доставляем духам удовольствие обрядами и подношениями. Хосе выглядел удовлетворенным ее объяснением. Килиан, держа отца за руку, молчал. – Хорошо, тогда скажи мне, – усмехнулся Хакобо, – что ты делаешь в этой больнице? Почему бы тебе не пойти и не призвать своих духов? Килиан вздрогнул от резкого тона брата, но девушка ответила таким же тихим и нежным голосом: – Есть неизбежное. Но мы можем облегчить больному страдания. Она подошла к Антону и положила влажную ткань ему на лоб. – Большинство болей можно снять самыми простыми средствами. Горячими или холодными компрессами, ваннами, растиранием, припарками из трав и листьев… Кому-то помогает пальмовое вино, смешанное со специями или морской водой. Девушка нежно прижала ткань ко лбу Антона, затем сняла, намочила в тазике, отжала лишнюю влагу и снова вернула на лоб. Килиан не мог отвести взгляда от ее рук. – Иногда, – Хосе указал на дочь, – масса Мануэль позволяет ей использовать некоторые знания наших предков… Хакобо в ярости вскрикнул: – Ну, раз уж ты так много знаешь, какое лекарство есть для моего отца? Или ты… – Успокойся, Хакобо! – прервал Килиан брата. – Хосе не меньше нас любит отца. Хакобо фыркнул и сел на стул. – Скажи мне, Хосе, – сказал Килиан, глядя при этом на девушку, – что бы ты сделал, если бы это был твой отец? – Килиан, я нисколько не сомневаюсь в иностранной медицине и никого не хочу обидеть, но при его состоянии я… – Он заколебался, но с уверенностью произнес: – Я бы обратился к колдуну. Раздался саркастический смех. – Заткнись, – сказал Килиан и попросил Хосе продолжить. – Если бы это был мой отец, – кивнул Хосе, – я бы повел его в часовню духов-хранителей моей деревни, чтобы освободить от недуга, который его мучает. – Но мы не можем перевезти его, – возразил Килиан. – Давайте попросим колдуна прийти сюда… – осторожно предложил Хосе. Хакобо взбесился. – Конечно! В обмен на табак и алкоголь он поставит на ноги нашего отца! Килиан задумался; случайно он поймал взгляд девушки, «стоит попробовать», – казалось, говорили ее янтарные глаза. – Хорошо, – согласился он. Она улыбнулась и повернулась к отцу. – Надо отправить Симона в Бисаппо… Он быстро доберется. Хакобо встал и направился к двери, качая головой. – Это смешно! Все эти контакты с черными свели тебя с ума, Килиан! – Дверь за ним захлопнулась. Килиан выскочил следом и остановил его. – Что это было, Хакобо? Брат не мог смотреть ему в глаза. – Ты уже давно предпочитаешь советы Хосе моим, братишка. – Неправда, – возразил Килиан. – Отец и Хосе друзья, и Хосе просто хочет помочь. – Ты слышал Мануэля? Отец умрет. Это неизбежно. И нечего цепляться за ложные надежды. Об отце здесь хорошо заботятся, вот что имеет значение. – Его голос дрогнул. – Я хочу, чтобы это случилось как можно скорее. Звучит жестоко, но для отца так будет лучше. Глядя на сжатые губы Килиана, Хакобо попробовал вспомнить момент, когда они начали отдаляться друг от друга. Раньше младший брат постоянно задавал ему вопросы и с трепетом слушал ответ. Раньше… Килиан больше не нуждался в нем, отец умирал, и Хакобо чувствовал себя одиноким. Во всем виноват проклятый остров. Он поймал их в невидимую сеть и прикончит всех, как проделывал раньше с другими. – Ты стал упрямым, Килиан. Оставь отца в покое, ты слышишь меня? – Я дал согласие, Хакобо, и не собираюсь возвращаться к этому, – твердо ответил Килиан. – Ну, мы еще посмотрим. У Антона были короткие минуты просветления, когда он мог поговорить с Хосе и сыновьями, особенно Килианом, который почти не покидал его. Возможно, впервые в жизни они говорили без стыда об очень личных вопросах. Бесконечное расстояние до дома, ненастная июньская погода и уверенность в близком прощании давали раскованность, несвойственную горцам. – Килиан, тебе не нужно торчать здесь все время, – сказал Антон, когда братья пришли вдвоем. – Ты не можешь бросить свою работу. Иди с Хакобо, сынок. Хакобо казалось, что стены больницы рушатся вокруг него. Ему тяжело было находиться с отцом, и он предпочитал прикрывать Килиана на работе, чтобы избежать мучительных сцен. – Нет, папа, я не уйду. Там вполне могут обойтись без меня, до урожая далеко. Кстати, представляешь, мне кажется, что с каждым годом стручки становятся больше… – Мне здесь хорошо, мальчики, – заявил Антон со всей возможной уверенностью. – Медсестры заботятся обо мне, особенно дочь Хосе. Ты видел ее глаза, сынок? Они почти прозрачные… Килиан кивнул. Еще бы ему не знать. Когда бы она ни появлялась в дверях, его настроение пусть чуть-чуть, но улучшалось. В остальное время он был подавлен и напуган. Не то чтобы он боялся смерти, но мысль о том, что отец на его глазах испустит последний вздох, заставляла вздрагивать. Мать справилась бы лучше. По крайней мере, с большей любовью.