Глава 1. «I am too young for that shit» — …Лучше тебе было всё-таки умереть! — сказала Берана и вышла. — Эй, пояснить не хочешь? — спросил я вслед. Ответа не последовало. Видимо, не хочет. Да и чёрт с ней. Ждать от людей благодарности — занятие пустое и чреватое разочарованиями. — Дедушка Док! — вернулась из ванной Нагма. — А где немая-странная? — Она стала менее немой, но более странной. И ушла. А ты довольно халтурно умылась, грязнулька, вон, на щеке разводы. Иди сюда, платком вытру. Я послюнявил платок и потёр щёку, укоризненно продемонстрировав девочке чёрное пятно. Она отмахнулась, разглядывая меня вблизи, благо, за окном совсем рассвело, и узкое окно в толстой стене донжона даёт достаточно света. — Дедушка Док, а ведь ты больше не дедушка! — сказала Нагма удивлённо. — Правда? — я встал и подошёл к зеркалу. Смотрящий на меня оттуда мужчина не так чтобы молод и не особо красив, но всё познаётся в сравнении. В прошлый раз из этого зазеркалья на меня подслеповато пырился убогий старик, допукивающий последние деньки своего никчёмного существования. Сейчас это слегка седоватый, заметно усталый, сильно исхудавший и весьма неухоженный мужчина возраста «сорок плюс». Человек, которому требуются услуги парикмахера, а не гробовщика. — Пожалуй, я слишком молод для десятилетней внучки, — признал я. — Но в ваших краях рожают рано, мог бы успеть. — И как мне тебя теперь называть, дедушка Док? — А как хочешь, колбаса. — А можно я тебя немного поназываю папой? Пусть этот, «билохический», бесится! — Фу быть такой злой, врединка курносая. — А чего он маму обижает? — Знаешь, мелкая, не лезла бы ты в это, — сказал я серьёзно. — Пусть сами разберутся. Твоя мама может за себя постоять, как мне кажется. — Ага, то-то ты ему врезал! — Уже знаешь? Мне стало неловко. Пётр, какой он ни есть, а всё-таки ей отец. А я ему по морде. Непедагогично. — Подслушала, когда Слон с мамой разговаривал. Он всё время говорил про хобот, но я не поняла шутки. — Лучше тебе не знать, — вздохнул я. — Она не самая удачная. А что я твоего отца ударил, то это было неправильно, прошу прощения. — У меня? — удивилась Нагма. — Ну, не у него же… Ладно, проехали. Постараюсь больше так не делать. — Деду… Ой. Док? — Сойдёт «Док». — Док, я не хочу, чтобы Слон. — Чтобы Слон что? — Стал моим папой. — Э… Технически папа у каждого строго один. И у тебя уже есть, даже если он тебе не нравится. Биологический факт. — Фу, опять «билохический»! Нет, я про другое. Не хочу, чтобы мама была с ним. — А ты не думаешь, что твоей маме может быть немножко одиноко? — Вот ещё! — возмутилась девочка. — У неё есть я! — Это не совсем одно и то же. Кроме того, ты скоро вырастешь, станешь большая, влюбишься, выйдешь замуж… С кем она останется? — Я её с собой заберу в этот замуж! — А если твоя мама влюбится в Слона? Она ещё молодая, у неё может быть любовь. — Фу! И бе! Она же моя мама! — И что? С мамами тоже случается любовь. — Пусть тогда лучше в тебя влюбится! *** В столовой Слон одобрительно похлопал меня по плечу и сказал: — Недурно выглядишь, товарищ! А потом подумал и уточнил: — По сравнению со вчерашним. Анахита, вошедшая с кухни с чайником, наткнулась на меня взглядом и застыла. — Док? — спросила она осторожно. — Не похож? — улыбнулся я. — Так это правда? Что можно… вот так? — Я тебе говорил, куколка! — укоризненно сказал Слон. — А ты не верила! Анахита развернулась и вышла. Как была, прямо с чайником. — Не дала, представляешь? — пожаловался Слон. — Я и так, и этак, со словами и без слов… Не убедил. А что ещё за странная красотка тут бродит? — Мать Калидии. Бывшая Креона. — Она ничего так, хотя уж больно лицом строгая. — Не советую, — предупредил я, — она киборг. — Подумаешь, — оптимистично отмахнулся командир, — мне нравятся сильные женщины. То, что она связана с Креоном, пугает меня больше. Он тот ещё отморозок. — Пойду возвращать чайник, — сообщил я и пошёл за Анахитой. Чайник нашёл в кухне, Анахиту — в ванной. Она стоит перед зеркалом и смотрит в него без всякой радости. — Я совсем постарела, — сказала она горько. — Прекрати, — ответил я. — Сколько тебе? Двадцать восемь? — Или двадцать семь, — вздохнула она, трогая пальцем морщинки у глаз. — Было несколько очень тяжёлых лет, и я сбилась со счёта. Здесь никто не считает годы, зачем? Анахита помассировала лицо, как будто пытаясь разгладить на нём следы времени. — Это даже не средний возраст. У нас молодость считается до тридцати пяти. — Здесь рожают в четырнадцать и умирают в сорок пять. Знаешь, Док, мне было плевать, как я выгляжу. Что у меня руки крестьянки, что кожу на лице состарили солнце и ветер. Вместо ухода за собой я ухаживала за козами. Я десять лет не красилась и не брила ноги. Зачем? Для кого? Я думала, что так и сдохну в иблисовом кыштаке. — Это изменилось, Анахита, — напомнил я. — Вот именно. Это изменилось, а я уже не смогу вернуть эти десять лет, которые у меня на лице.