– Завтра важный день. А впереди важная неделя – я выхожу замуж! Пойду-ка я посплю. И она ушла. А Питер сидел на бревне, пока от костра не остались одни угольки и пока холод не пробрался к нему под джинсы и не стал покусывать за ноги. Он смотрел, как в небе одна за другой зажигались звёзды, а когда глаза привыкли к темноте, начал следить за летучими мышами, которые беззвучно носились над рекой, добывая пропитание. Под ногами у него суетились муравьи, растаскивали галетные крошки. И внезапно в нём проснулась надежда – как будто эти маленькие существа, живущие своей обычной простой жизнью, показали ему, что и он может жить так же просто. Как будто это был знак. Он наблюдал, как муравьи выстраиваются в цепочку, таща свои крошечные трофеи, как их вереница утекает в трещинку в дальнем конце бревна. Значит, там внутри, прямо под ним, – муравейник. Камеры с яйцами, хлебный амбар, царская палата, где живёт матка: мёртвое бревно полно жизни. Одной-единственной малюсенькой трещинки оказалось достаточно. Бревно даже не заметило. Питер встал. Он чувствовал усталость и пустоту. И не верил в знаки. 25 Пакс чуял приближение грозы. Это запах дождя, далеко, учил он дочь. А это ветер собирает силы. Опасно? Она напряглась. Только что молния взрезала небо и прогремел первый гром. Нет. Это могучая сила, но опасности в ней нет. Когда на них обрушился ледяной град, Пакс увёл дочь в укрытие, в густые заросли, однако, как только град перешёл в дождь, они продолжили путь. Пакс научил дочь нести грозу на кончиках шерстинок и вдыхать её мощь, раздувая ноздри. На следующий день шли спокойно. Маленькая лиска двигалась лучше: когда её левая задняя ножка начинала дёргаться, она переносила вес на правую сторону и падала теперь гораздо реже. Полная решимости не отставать от отца, она уже меньше нуждалась в отдыхе и как будто начала оправляться после неведомой болезни, которая подкосила её у застывшего пруда. По пути в лиске снова проснулось любопытство, и Паксу пришлось многое объяснять ей про этот мир. И ещё у неё разыгрался аппетит. Но хотела она яйца и ничего другого. Поэтому отец и дочь находили весенние кладки – не только черепах, но и диких уток, и гусей, и гоголей – и устраивали себе настоящие пиры. Пакс смотрел, как дочь ест, и тревога его понемногу стихала. Всякий раз, когда они выбирались из воды на берег, Пакс чуял, что его мальчик недавно проходил тут и что он по-прежнему здоров. И это тоже приносило утешение. А потом Пакс услышал звук. Он его узнал: это падала вода, билась о гранитные уступы. Раньше этот звук был тише, но Пакс помнил его слишком хорошо – он доносился и до того места на реке, где умер Серый, где потерял ногу Мелкий и где сам он, Пакс, отделился от своего мальчика. Оттуда недалеко до Широкой Долины. А в Широкой Долине много еды; там дочь ещё больше окрепнет, наберётся сил. И они смогут быстрее вернуться к Игле, к семье. Они ещё час шли вдоль реки, которая теперь текла быстрее. Но потом небо на востоке порозовело, а маленькая лиска начала уставать. Пакс нашёл хорошее укрытие под каменным выступом и, свернувшись вокруг дочери на ложе из пружинистого мха, снова прислушался. До того места оставалось идти всего полчаса, и шум падающей воды был теперь гораздо громче. Дочь почуяла его тревогу. Опасно? На этот вопрос у Пакса не было ответа. 26 Питер стоял у обрыва, глядя вниз. Всего лишь год назад здесь не было ничего похожего на эти грохочущие пороги: раньше вода шумела мирно, перекатываясь через несколько больших уступов в середине реки, устойчивых и надёжных, по ним можно было спокойно прыгать. А теперь поток обрушивался вниз и бился о камни, обрушивался и бился, словно в ярости. – Всё, сворачиваем, – объявил Сэмюэл. – Пошли. Питер был рад, что река осталась позади. Но, когда, пробившись сквозь густые заросли, они наконец выбрались на грунтовую дорогу, всё его тело напряглось, будто в ожидании удара. – Это ведь дорога, которая ведёт к верёвочной фабрике, – произнёс он, и это не был вопрос. По этой дороге они скоро придут прямо к тому месту, где отец заставил его бросить Пакса. Сэмюэл кивнул. – Раньше вела. С тех пор, как взорвали мост, по ней больше никто не ездит. Хотя сама дорога по эту сторону реки в порядке. После всех наших марш-бросков это будет лёгкая прогулка. Сэмюэл оказался прав – идти было легко. Однако шли молча, и молчание было неуютным. Всё утро Джейд украдкой поглядывала на Питера, Сэмюэл украдкой поглядывал на Джейд, украдкой поглядывавшую на Питера, а Питер делал вид, что ничего не замечает. Но спустя пару часов он вдруг застыл как вкопанный, прижав руку к животу. Прошёл год, и тут не было никаких отличительных меток – всё те же деревья, кусты и травы, что и везде, – но он ни секунды не сомневался: вот здесь он сел в машину и уехал от Пакса. Он узнал это место. А может, место узнало его. Может, у мест есть память. Он присел на корточки, зачерпнул горсть гравия, пропустил сквозь пальцы. – Питер, что там? – спросила Джейд, остановившись. – Что-то не так? Сначала он даже подумал, что не станет отвечать. Но здесь, на этом месте, он и так уже натворил такое, за что теперь стыдно. – Однажды я тут сделал кое-что плохое, – сказал он, глядя в сторону леса. При этих словах Сэмюэл обернулся. Оба они, Сэмюэл и Джейд, выжидательно уставились на Питера – как будто и не собирались никуда идти, пока он не расскажет свою историю. И тогда Питер скинул с плеч рюкзак – и рассказал. О том, как он бросил Пакса. О том, как несчастен он был в машине, когда ехал предавать своего лиса. И как ужасно обманул Пакса, метнув игрушечного солдатика. И каким растерзанным почувствовал себя, когда отец нажал на газ, – как будто он, Питер, оставил на этой пыльной дороге кусок своего сердца вместе с кровью. Потому что он видел, как Пакс мчался за машиной, пока не выбился из сил. – В общем, я за ним вернулся. Я вернулся и нашёл его. Он снова взвалил рюкзак на плечи. – Идёмте. Не хочу тут оставаться. – И он двинулся по дороге. Джейд его нагнала. – Подожди. Дай-ка мне сложить два и два. Если здесь, вот в этом самом месте, ты оставил своего лиса… а ты говорил, что, когда за ним возвращался, то встретил отца… Значит, твой отец… его часть стояла у фабрики? И там ты видел отца в последний раз? Так? Питер кивнул. В горле набухал знакомый комок. – Идёмте. Пожалуйста. – И там же ты отпустил своего лиса насовсем? Питер снова кивнул, не поднимая головы. – Значит, у фабрики ты потерял их обоих. Лес внезапно смолк; даже птицы перестали петь. – Питер, – спросила Джейд очень тихо, – ты правда собираешься работать вместе с Воинами Воды на этом участке? И тут он прозрел. Он не признавался себе в этом – но конечно нет. Он не сможет там работать. Не сможет даже близко подойти к тому месту. – Питер? Да или нет? Он горестно помотал головой, не поднимая взгляда. – А когда записывался, собирался? – Не знаю. Нет… наверное, нет, – признался он. – Но теперь вы знаете почему. – Как жаль, – сказала Джейд. Питеру стало легче оттого, что она сразу всё поняла. – Спасибо, – сказал он. – Нет. – Джейд мотнула головой. – Я имею в виду: да, для тебя это ужасное место. Ты злишься, и тебе страшно. Очень, очень страшно. Но… прости, мне всё же кажется, ты не сможешь просто взять и обойти его стороной. Ты сейчас в своём горе. Я кое-что в этом понимаю. Тебе придётся пройти весь этот путь. Туда, а потом обратно. И у тебя хватит на это храбрости. – Я так не думаю.