Допрос шёл дальше. Юсуф выдавал кое-какие полезные детали, но ясно, что главное уже оказалось добыто. Возможность не просто вылить огромную бочку дерьма на османского султана и, вполне вероятно, заставить его слить уже второго своего сынка нам на заклание. Не просто, а такое, которое самим фактом, обнародованным как нужно и когда требуется, взорвёт его трон. Откажется сливать отродье? Я опять же не расстроюсь, поскольку подобное покушение — прелестный casus belli, коим мы непременно воспользуемся. Куда ни кинь, а всюду клин… для османов. Понятное дело. Это в плане войны, пускай и не этой, а будущей. А вот относительно высокой политики — тут совсем иное. Воевать с Францией никакого резона нет. Вооружённая стадия конфликта уже давно минула, закончившись смертью одного монарха, отражением от Франции Бретани и вообще повышением неустойчивости всего королевства. И категорическим нежеланием элиты франков вообще лезть с клинками наперевес в нашу сторону. Попробовали уже и им это реально так не понравилось. Совсем другое дело — идеологическое противостояние. Ага, Авиньонское Папство, уже второй этап оного спустя нехилый период времени. Забавная гримаса истории, тем не менее, придавшая неплохой заряд бодрости Людовику XIIВалуа и его приближённым. А это однозначно вредно! Я про бодрость, которую требовалось равномерно устранять, не давая Франции почувствовать себя реальной силой с этим их Папством, будь оно неладно. Удары по инквизиторам посредством папских булл и непосредственного ущерба, наносимого террор-атаками культа Храма Бездны, уже давали о себе знать, но мало. Требовалось усиливать давление, особенно с учётом намерения Людовика XII и Юлия II примазаться к славе крестоносцев, но не переходя под знамёна Рима и Ордена Храма. Хафсидский султанат, ага. Жалобно поскрипывающий, терпящий одно поражение за другим от куда более умелых французов. Естественно, крушение Хафсидского султаната — не знаю уж, дожмёт его маршал Луи де Ла Тремуйль полностью или ограничится просто крайне выгодным для Франции миром — никоим образом не сравнимо с разгромом мамлюков и освобождением Иерусалима, но всё равно, не стоило давать соперникам и противникам повода почувствовать себя сильными и гордыми. А что может быть лучше, нежели обнародование доказательств о связи аж самого Людовика XII Валуа с врагами всего христианского мира, с Османской империей. То-то и оно! Одна проблема, пока доказательств маловато будет. Нет, можно, конечно, вытащить и на свидетельствах людей, знающих барона Клода дю Шавре, историю его жизни и предательства. А также тех, кто видел его уже под личиной шевалье Карла де Шарде. Можно и при умении даже убедительно, однако… Совсем уж показательными и неопровержимыми обвинения станут в случае, если удастся захватить сам объект. На крайний случай кого-либо из тех, что его сопровождал, также будучи предателями, переметнувшимися на службу к османам, пусть и пониже рангом. Дю Шавре ведь не в одну физиономию ездил, в сопровождении ещё нескольких предателей благородного происхождения, но спустивших оное благородство аккурат в выгребную яму. Вот потому я и выколачивал из окончательно додавленного Юсуфа всё, что он только мог знать о местоположении как самого дю Шавре, так и ему подобных. И не только из него, пленников то тут хватало. От одного кусочек информации, от другого… В итоге же получалось достаточное количество фрагментов, позволяющее если и не собрать всю картину целиком, так хотя бы иметь о ней представление. Да и не этими источниками едиными! Очень скоро имеющимся на территории Османской империи агентам отправится очередной приказ. Какой? Обнаружить интересующих нас персон, холуями у османов работающих — это не покинувшие ту же Испанию мориски, которые просто враги, а именно холуи на посылках у чуждых европейцам этносов, тут разница огромна — да и присмотреть на предмет того, как бы их доставить в Италию или Сербию живыми и не шибко покалеченными. Сложно будет? Наверняка. А вот насчёт невозможно, тут уж позвольте не согласиться! Есть среди агентов не простые прознатчики, а те, кто сумел хорошенько подняться, изображая значимых в империи торговцев, советников и т. п. Эти вполне могут вывести за пределы государства ценный живой груз. В общем, будем посмотреть. Пока же… Всё, хватит! Тошнит меня от атмосферы вокруг, переполненной ненавистью, страхом, страданиями и банальной вонью. Тюремные ж камеры, тут как ни крути, розами пахнуть не будет. Да и о поддержании мало-мальски приемлемой в моём понимании чистоты в подобном месте ещё не скоро дело дойдёт. Пора на свежий воздух, а потом к себе, во временные тут апартаменты. Не родной замок Святого Ангела, но за неимением лучшего… сойдёт. Глава 5 Рим, август 1497 года Благодать! В смысле, до чего же хорошо, когда наслаждаешься прогулкой по реке, находясь на открытой палубе небольшого прогулочного пароходика, да к тому же не просто возлежишь в подобии пляжного кресла, а ещё и более активным манером развлекаешься. Б-бах! И следом за первым выстрелом второй, через очень малый период времени. Действительно быстрая перезарядка. И обе пули точно в цель пошли, что и было ознаменовано радостным девичьим криком. Лукреция, ну да, она в своём репертуаре. Как начала увлекаться стрельбой, так это самое увлечение никуда не делось. Обычные пистолеты, арбалеты разных модификаций, а теперь ещё и вот эта вот новинка. В массовое производство её не пустишь, но как отдельные образчики… Почему бы и нет в конце концов! — Забавы твоей сестры, милый, они такие необычные для женщины. — А вот тут уже ничего не поделать, — развёл я руками, тем самым показывая стоящей рядом и смотрящей на едва заметные речные волны Хуане, что это уже не лечится. — Результаты воспитания, примеры рядом в виде меня и Бьянки, общество наше же и нескольких кондотьеров, потом ставших опорой Италии. Иного из моей дорогой сестрицы вырасти и не могло. Чему я. собственно говоря, рад. — Лукреция, Бьянка… А если среди наших с тобой детей будут и дочери, что с ними? — Право выбора, родная, — ласково произнёс я. — Они будут его иметь. Смотреть, сравнивать. К чему потянутся, какой путь выберут, по такому им и идти. Тут главное никакого приневоливания. Да это не только к дочерям относится, но и к сыновьям. Взять хотя бы меня… — Старшему сыну меч, второму сутану, — процитировала Хуана уже оставшийся в прошлом завет дома Борджиа. — Да, Чезаре, тебя церковь не удержала. — Зато он удержал её, — вступила в беседу Лукреция, успевшая пальнуть из своей новой стреляющей игрушки ещё несколько раз и неизменно попадая по мишени, которой служила выброшенная за борт доска. — И не только удержал, но ещё и реформировал так, чтобы она больше не доставляла юным синьорам таких хлопот. Супруге, девушке до сих пор скромной и довольно богобоязненной, только печально вздыхать и оставалось. Никак не могла принять — привыкла то уже давно — что Борджиа и их ближнее окружение, особенно молодое поколение, совсем уж без пиетета относятся к делам духовным. Можно сказать, рассматривают с сугубо практической точки зрения, без какой-либо особенной сакральности. Разумеется, атеистов не водилось — я тоже им ни разу не являлся — но вот отношение к творцу и вообще понятию бога и его/их влиянию на мир вокруг… Тут встречалось разное, что совсем недавно считалось бы жесточайшей ересью в Риме, а теперь разве что в Авиньоне и тех краях, где признавали его духовную власть. В остальных же, продолжающих считать центром Святой Престол в Риме… Там могли лишь ворчать, урезонивать словами, но никак не тащить на костёр или даже в застенки «на доверительную беседу» в компании плетей, дыбы и прочего. — Речные прогулки, — напомнила меж тем Хуана о нашем времяпрепровождении. — Обычно это небольшая галера или иное судно. Весла, парус… А тут ни то, ни другое уже не нужно. И к этому начинают привыкать. Больше, хотят тоже испытать подобное. Только этот… пепел. — Потому труба далеко, потому и парусиной отгорожено всё для нашего удобства, — напомнила об очевидном Лукреция. — Но мы сейчас просто развлекаемся, а ведь готовятся другие корабли. — Далеко им ещё до готовности. От этого моего замечания сестрёнка лишь отмахнуться изволила. Дескать, нефиг хорошее настроение нарушать, я желаю малость помечтать о времени, когда корабли подобного типа будут не только по рекам ходить в качестве этакой диковинки, привлекающей всеобщее внимание, а использоваться повсеместно. Вот что тут сказать, моя вина. Раззадорил девушку рассказами о реально серьёзных перспективах, вот она и хочет их скорейшего воплощения в жизнь. Хотеть, значить мочь? В какой-то мере так оно и есть, но вот относительно сроков, это она излишне оптимистична. Мало успешного испытания прототипа и ещё нескольких речных образчиков, подтвердивших качество парового движителя. Требовалась закладка на верфях иного типа корпуса, рассчитанного как раз на размещение паровой машины и колёсного движителя. Да, знаю, винт гораздо эффективнее и менее уязвимее в условиях военных действий. Только не та ситуация сейчас, ой не та. Чтобы осознать более высокую эффективность винта особо много не надо, достаточно минимальной модельки. А вот воплощение в жизнь в нормальных габаритах… Винт — это вам не гребное колесо, простое и незамысловатое. Тут сложностей как бы не на порядок больше. а посему… Посему не будем перепрыгивать через пару-тройку ступенек, пусть прогресс идёт классическим путём. Вместо это лучше посмотрю на небо, послушаю плеск воды за бортом, ещё раз изучу чудасию, сотворённую по наброскам почтенного Леонардо да Винчи, таки да получившего желаемое, а потому испытывающий очередной и очень продолжительный прилив вдохновения. Что получил великий Леонардо? Возможность не просто счастливой семейной жизни, но перевода её в законную грань. Ага, именно так и получилось, сумел таки долгим и упорным трудом во благо рода Борджиа показать и доказать уровень своей полезности не только мне — я это и без того знал — но и «отцу» и, что немаловажно, дому Трастамара. Иначе никак, ведь Изабелла, бывшая жена Джан Галеаццо Сфорца. герцога Миланского, была из неаполитанской ветви Трастамара, причём самой что ни на есть законной, находившейся до поры в очереди на престол. Величина в европейских политических раскладах. Это с одной стороны. С другой же — всего-навсего некий Леонардо да Винчи, человек известный как архитектор, оружейник, живописец, но происхождения крайне сомнительного, если не сказать больше. Ну а то, что дети от якобы Джан Галеаццо Сфорца на самом деле не несли в себе ни капли его крови — так на это предпочитали закрывать глаза. Неудивительно, учитывая, каким ничтожеством со склонностью к мальчикам был этот самый Джан Галеаццо. Однако… Вступление в Орден Храма и быстрый рост по тамплиерской иерархии как раз и способно было придать да Винчи вес в глазах аристократии. Это и было сделано, в результате чего — а также частыми упоминаниями фактов, что его вклад в создание нового оружия, паровых движителей, иных задумок был весьма значителен — и удалось додавить Трастамара. Не в последнюю очередь благодаря родственным связям с нами, Борджиа. Полезное достижение, стоящее приложенных усилий. Как ни крути, гениальность разума да Винчи не оспаривалась никем, даже его врагами и завистниками. Вот под ересь его подвести пытались неоднократно, но теперь, после церковной реформы это было практически нереально. Мда, вспомнилось же. Хотя ничего удивительно, учитывая, что я сейчас держу в руках очередное порождение его гениально-сумрачного разума под названием многозарядный кремневый пистолет. Подарки, так сказать, в честь освобождения Иерусалима мне, Лукреции с Бьянкой и Джоффре. Хуана подобным не интересовалась, равно как и «отец», а потому пока всего четыре штуки. Или целых четыре. Это ещё как посмотреть, учитывая факт, что каждый экземпляр работа мастерская, штучная, на уровне чуть ли не уникального шедевра. Интересная такая конструкция, к слову сказать. Никакого увеличения числа стволов, поскольку это увеличивало вес и габариты оружия. Зато использовалась та часть, которая до сего момента считалась непригодной для выполнения каких-либо дополнительных функций — рукоять. Вот там да Винчи и сделал два канала. Две стальные трубки, внутри которых находились пули и порох. Обе этих трубки соединяло со стволом этакое подобие вращающегося барабана, имеющее два углубления. Одно габаритами как раз под свинцовый шарик пули. Другое под строго определённую порцию пороха, разумеется. Для предварительной подготовки пистолета к стрельбе с тыльного конца рукояти отворачивались две винтовые крышечки — на цепочках, чтоб уж точно случайно не потерялись — затем засыпались в соответствующие трубки порох и пули, после чего крышки завинчивались обратно до упора. Затем, для изготовки к выстрелу, требовалось наклонить пистолет дулом вниз, после чего повернуть небольшую ручку, установленную на вращающемся «барабане» два раза. В одну сторону — для захвата пули. Затем в другую, для сброса её в ствол. После вторую ручку, но расположенную на другой стороне, чтоб не перепутать. Тоже, вестимо, два раза, для отмерки из канала нужного количества пороха и помещения оного в ствол. После этого оставалось лишь взвести курок, прицелиться и нажать на спуск. Скорость стрельбы? До десятка выстрелов в минуту в случае опытного стрелка с прямыми руками. Опасность того, что пуля выкатится из ствола? Шутить изволите… Правильный размер пуль тупо не давал произойти подобному казусу, они выталкивались, лишь когда раскалённые газы от сгоревшего качественного пороха давали свинцовому шарику хорошего пинка. Объём «магазина»? Те самые десять пуль и пороховая навеска для этого количества выстрелов, для большего не хватало ёмкости расположенных в рукояти трубок. Если точнее, то пороховой. Но и это было более чем серьёзно по нынешним то понятиям. Точность стрельбы и дальность также были на вполне достойном уровне. Увы, присутствовал и недостаток. Недостатки, числом два. Первый заключалсяв том, что детали для пистолета требовалось изготавливать с минимальной погрешностью, без каких-либо зазоров, для чего требовалось мастерство и время. Второй… стоимость. В общем, даже при наличии способных на подобную работу мастеров в относительно массовое производство этот шедевр покамест не запустить. Разве что потом, когда появятся хоть какие-то станки, способные заменить часть ручного труда. Потом, всё потом. Пока же оружие для элиты, не более. Но и не менее того. Ну а кто как не мы, Борджиа, подходим на роль первых пользователей и оценщиков качества оружия нового типа? Во-от! Потому Лукреция аж пищит от восторга, не в силах расстаться с новой игрушкой. Оттого и палит вот уже несколько дней по разного рода мишеням, потащив пистолет даже сюда, на воду. Вместо мишеней — брошенные за борт дощечки, которые при каждом попадании забавно подпрыгивают, показывая, что очередная пуля ушла точно в цель. Я тоже… успел опробовать. Вполне себе пристойно, особенно по нынешним меркам. Лучшего то всё равно нет. Так что отныне творение да Винчи прочно пропишется у меня на поясе, готовое, случись что, нехило так помочь в важнейшем деле выживания себя любимого и в защите тех немногих, кто мне дорог. К слову сказать, две прекрасные персоны вот они. совсем рядом. Третья же, Бьянка… Она бы и рада составить компанию, однако не зависящие от неё обстоятельства заставили остаться на твёрдой земле. Весьма заметные, к слову сказать, обстоятельства. Выпирающие такие, а ещё изрядно токсикозные, что заставило подругу и советницу изрядно поубавить активность, ну а оказываться на воде… О, Бьянка пробовала, уж можете поверить! Однако жесточайшая морская болезнь, ранее ей не свойственная, заставила герцогиню Форли на долгое время забыть о любых плаваниях. Шестой месяц, больше тут и сказать нечего. Зато Лукреция вокруг своей ну очень близкой во всех отношениях подруги суетилась чуть ли не всё свободное время. Беспокоилась, да оно и понятно, учитывая то, что беременность проходила тяжеловато. Именно тяжеловато, а не тяжело по причине постоянного наблюдения врачей и приёма того, что в нынешних реалиях с привнесёнными мной дополнениями могло сойти за приемлемый курс препаратов. Как ни крути, но фармацевтика тут в зачаточном состоянии, почти всё приходится с нуля развивать. Алхимия опять же… хоть и базис, но до нормальной химии ей ещё расти и расти. Ничего, уверен, что всё нормально будет, без каких-либо осложнений. Бьянка девушка вполне себе здоровая, да и возраст… уже не вызывающий опасений. Я же делаю всё, от меня зависящее. Хуана? Ничего не подозревает, понятное дело, считая отцом какого-то случайного офицера из числа тех, с кем Бьянка так или иначе общалась. Про отсутствие супруга и говорить не приходилось, и без того всем было известно отношение той к мужчинам в плане постельных забав. Вот пусть пока так и остаётся, а уж впоследствии… будем посмотреть. А меж тем прогулка эта не просто так, скорее предварительная стадия перед началом кое-чего действительно интересного и возможно даже полезного. Мир то вокруг меняется с такой скоростью, что порой и мне не по себе становится. С момента моего пребывания в Иерусалиме вновь немало событий произошло. Не обязательно явных и для всех видимых, но наблюдательный и умеющий сопоставлять и проводить анализ человек поневоле призадумается. Покушение на меня и Катарину Сфорца — последнее вряд ли, но для пущей весомости добавили, благо доказательств обратного не было — в тайне держать даже не собирались. Более того, весть о случившемся быстро поползла во все стороны, равно как и то, кто именно был исполнителями и… заказчиками. Тут речь шла не только и не столько о мамлюкском султане Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури, сколько об «османском следе». Как раз последнее должно было заставить султана Баязида II как следует задёргаться, благо претензии к нему и без того имелись. Сейчас я про границу с Сербией, где наблюдались уже не проникновения мелких и средних османских банд, а вполне полноценные вторжения фанатиков, жаждущих не только добычи и пленников, сколько крови неверных, коим из Мекки был объявлен джихад. Корелья вполне справлялся. Тут и самый покамест известный бой близ дороги на Скопье, и ещё несколько менее значимых. Потери с нашей стороны были невелики, благо противником то были не янычары — по сути единственная реальная угроза со стороны османской армии — а обычные турки, вооружённые и одоспешенные так себе, да ещё и частенько одурманенные наркотой религиозной и самой настоящей. Да-авняя восточная традиция, которая, раз появившись, уже никуда исчезать не думала. В общем, куда ни кинь, а везде вполне себе реальные поводы для объявления войны. Казалось бы, бери и объявляй, однако… Всегда полезнее сперва ослабить врага, расколоть изнутри, а уже потом добить решительным ударом. План был уже готов, так что мы выжидали того момента, когда Баязид II станет совсем издёрганным. Вот тогда ему и будет предъявлен вполне себе жёсткий, пусть до поры и тайный, ультиматум, связанный с проказами его сынка, Шехзаде Ахмета. В той же Османской империи активно шло выслеживание бывшего тайного посла султана к Людовику XII Валуа барона Клода дю Шавре. Более того, уже пришли вполне себе оптимистичные известия, что агенты не просто вышли на след, но вскоре готовы перейти к активной фазе, то есть похищению и вывозу ценной тушки сюда, в Италию. Самым банальным образом, на одном из кораблей, якобы идущих за ценными товарами в Фесский эмират. Вот тогда по престижу французского короля будет нанесён реально мощный удар. По тому, что от этого самого престижа вообще осталось, откровенно говоря, несмотря на все попытки его мало-мальски восстановить. И да, Франция, судя по всему, решила ограничиться мирным договором с Хафсидским султанатом, а не добивать оный до конца. Причины? Пока что они реально оставались для меня загадкой, ведь Абу Абдалла Мухаммад V аль-Мутаваккиль был никакущим правителем, а то, что называлось султанским войском… Ну не представляло это аморфное нечто реальной опасности, особенно для французов, которые, как ни крути, за последние годы успели как следует повоевать, пусть и не всегда успешно. Однако… Вот на хрена было, успешно высадившись, захватив Тунис, Сус, Кайюран и всё, что к западу от вышеперечисленного, останавливаться? Вшивые орды хафсидских псевдовояк то того, погнали на пинках, попутно усеивая пески сотнями дохлых тел. Ан нет, маршал Луи да ла Тремуйль не стал окончательно дожимать полностью деморализованного и разбитого противника, остановившись явно по приказу своего короля. А ведь такие портовые города как Габес и тем паче Триполи — это штука нужная и полезная. Нет, моя подобного не понимать! Невольно я поморщился, на что тут же обратила внимание Лукреция, временно притомившаяся стрелять и теперь болтающая с Хуаной о делах чисто девичьих, а именно новых нарядах и украшениях. — Опять же можешь от политики отвлечься? — А что поделать, — виновато развожу руками. — Догоняет даже на отдыхе, противная. — Русское царство? — И оно тоже, — не стал я спорить. — Ох уж этот Иван Васильевич! Помер слишком уж внезапно, когда от сторонников беглой царицы ещё можно ожидать неприятностей. С другой стороны… Все ведь помнят про гостя незваного, но очень уж настойчиво желающего пообщаться? Помнят, разумеется, как иначе то! Фёдор Степанович Еропкин — боярский сын, окольничий при дворе Ивана III и деятельнейший сторонник Палеологов. Естественно, бежавший вместе с Софьей и её потомством в Литву, поскольку понимал, что ничего, помимо петли либо топора в руках палача ему явно не светит. И вот он тут, в весьма неожиданном для себя амплуа. Да и меня, признаться, появление сего персонажа нехило так удивило. Он ведь не просто так, не в качестве частного лица прибыл, а как вполне себе официальный — то есть не скрывающий своих целей, пусть и не кричащий об оных на всех улицах Рима — посланник всего рода Палеологов. Рискованное действие, со всех сторон рискованное! Сейчас ведь Палеологи нет никто с официальной точки зрения. Бежавшие из Русского царства, не имеющие каких-либо своих владений, не пользующиеся какой-либо серьёзной поддержкой на политической арене. Разве что Литва и всё сильнее зависящая от неё Польша, но в нынешних раскладах европейской политики это игроки в лучшем случае второго ряда. Как ни крути, а не та ситуация, чтобы рассчитывать на то, что этот вот, с позволения сказать, посол возвратится живой и здоровый после визита сюда, в Рим. Даже пьяному ёжику в короне было б ясно, что мы, Борджиа, в русских делах сделали ставку на Дмитрия, сына Елены Волошанки, а также на поддерживающие эту придворную партию силы. Ставку успешную и даже более чем, поскольку царь Иван Васильевич, увы, скоропостижно скончался от вполне себе естественных причин. Впрочем, речь сейчас немного о другом. О целях… — Сказать, чтобы привели посланника Палеологов из каюты или пока обождать? — Ждал с самого начала прогулки, подождёт и ещё немного, — дружелюбно оскалился я, отвечая на вопрос сестры. — Это мы нужны Палеологам, а не они нам. Признаться честно, мне больше всего хочется поддаться естественному душевному порыву и просто окончательно раздавить этих ядовитых существ, чтоб и памяти не осталось. Слишком уж опасен этот богами проклятый византийский яд! — Но… — хитро прищурилась Лукреция. — Византия многое дала и культуре, и для сохранения веры, — а это уже Хуана, всегда предпочитающая видеть нечто хорошее даже в том, в чём это самое хорошее разве что под микроскопом рассматривать. — Несчастные, что остались после падения Константинополя и угнетаемые магометанами, вызывают лишь жалость. И эта резня в нынешнем Стамбуле и иных городах… Это ужасно. — Это естественно, милая, — не удержавшись, я обнял очаровательную испанку, чему та если и сопротивлялась, то лишь для виду и пару мгновений. Ну как же. правила приличия, чтоб им пусто было. — Очень не хочу тебя расстраивать, но ты понимаешь, какой сейчас будет разговор. Посланника Палеологов сейчас будем давить, выжимать, потом приводить в чувство ледяной водой и снова давить. А то, что не в прямом смысле этих слов… ему немногим легче окажется. — Понимаю. Они твои враги, а значит и мои тоже. Эх, вот уж и впрямь — королева печального образа. Я сейчас не про душу, а про облик Хуаны. Красивая, притягивающая к себе мужское внимание, но вместе с тем вызывающая желание обнять, защитить и никуда не отпускать. У способных оценить эту девушку, само собой разумеется, потому как болванов, увы и ах, вокруг предостаточно. — Так я прикажу, чтоб его доставили? — сверкнула глазищами Лукреция, явно желающая добавить остроты в эту нашу речную прогулку. — Давай уж, действуй, неугомонное коронованное создание. Королева Сербии тут же метнулась в сторону парочки находящихся в отдалении охранников — даже не их сюда подозвала, что свидетельствовало о совсем уж остром шиле в попе — и начала им втолковывать… нечто. Я особо не прислушивался, но, насколько уловил, сестрёнка возжелала, чтоб гостя привели не просто так, а с предельной важностью и чтоб тот проникся ещё сильнее, чем это уже случилось. Хороший подход, правильный. Особенно по отношению к человеку Палеологов, стороннику «византийского пути». Мне тут только и оставалось, что за оставшееся время недолгого ожидания как следует профильтровать уже известное о намерениях Софьи Палеолог, будь она неладна. Помимо собственно верительной грамоты и подтверждения, что слова этого Еропкина есть слова и самой Софьи, было озвучено одно — бежавшая в Литву экс-царица готова была сделать нам, Борджиа. крайне выгодное предложение, при этом целиком и полностью признавая наши интересы в Русском царстве и не думая более покушаться на власть там… Если, конечно, удастся прийти к соглашению. Ну-ну! Верить византийцам — это, знаете ли, себя не уважать, для них любые договора, устные и даже письменные, есть нечто абсолютно малозначимое. Цинизма и беспринципности там на пятёрку Макиавелли хватит и ещё немножко останется. Плюс психотип ни разу не европейский, а ближе к азиатскому, пусть и приправленному чисто византийской смесью ума и хитрости. Гремучая смесь, откровенно то говоря! Ага, вот и он, Фёдор Степанович Еропкин, сын боярский. Идёт в сопровождении переводчика и охранников, а вид у него всё такой же ошарашенный и реально потерянный. Оно и неудивительно, учитывая склад характера этого человека, может и привыкшего плести заговоры с интригами, но далёкого от технических новинок и прогресса в целом. Удивляться тут было нечему — сторонники Палеологов на Руси были как раз из числа наиболее ортодоксальных и мракобесных личностей, оч-чень не любящих всё, что считалось духовенством «происками сатаны» и «нечестивым ведовством». Ну а этот вот кораблик, движущийся по реке без использования парусов и вёсел, он под «происки лукавого» подходил почти как родной. Я понаблюдал за Еропкиным ещё тогда. когда он поднимался на борт судна, а ещё когда корабль отходил от берега, изрыгая из трубы клубы чёрного дыма. Ох и крестился тогда этот христианством головного мозга страдающий, ох и жалостные рожи корчил, аолитвы под нос бормоча. А может и не только их. Аж посмотреть приятно было, как этого мракобеса корёжило. Мда. было тогда, сейчас тоже ничего толком не изменилось. А ведь вынужден молчать и делать всё, чтобы выполнить отданный ему Софьей Палеолог приказ. Эх… как же печально было в той, родной для меня истории, что на Руси на долгое время аж до петровских времён пришли к власти такие вот азиатцы, ненавидящие и отвергающее всё европейское, устроившие для своего народа помесь домостроя с шариатом, разве что без многоженства. Ох и тяжко пришлось Петру Великому, когда тот давил как крыс окончательно обнаглевшее от безнаказанности духовенство — а полученный им титул Антихриста можно было считать реальным орденом «За заслуги перед цивилизацией» — вытаскивал из дремучей азиатчины изрядно деградировавшую аристократию, а женщин… Женщин он реально освободил из по сути «теремного затворничества», не шибко отличавшегося от того, что творилось во всех мусульманских странах. Мда, было дело… там было. Здесь же это уже вряд ли произойдёт. В хорошем смысле слова, потому как Палеологи уже всё, напрочь отрезаны от Руси. И не дай боги и демоны попробуют туда вернуться! Кровь — великая сила. А она у меня именно русская, несмотря на то, что душа оказалась в теле испанца Чезаре Борджиа, оказавшегося в итоге на итальянском троне. Воистину высшие силы любят порой посмеяться, тут сомневаться не приходится. — Федор Степанович, рад видеть, что вы относительно бодры и готовы к разговору, ради которого и приехали сюда из Литвы, — показательно дружелюбно поприветствовал я Еропкина. — Надеюсь, не в обиде за то, что принимаю вас не в замке Святого Ангела или иных местах на суше, а прямо посреди Тибра, когда под ногами лишь дерево корабельной палубы? Естественно, сказано это было на итальянском, потому как знание русского… Тут совсем иное, куда ближе к церковнославянскому, поэтому вот честно, понимал с третьего на четвёртое. Переучиваться же в таком формате… может когда и буду, но точно не сейчас. Иных дел выше крыши. Сейчас имелся переводчик, один из немалого числа таковых. Доверенный, ясен пень, иных просто не держим-с. Вот он и переводил на родной для Еропкина язык В ответ сперва раздавались ритуальные славословия в адрес аж трёх королевских величеств, тут присутствующих. Пышные такие, с тем самым византийским душком, которым таки да успели прочитаться многие на Руси. Ну а этот сын боярский и тем паче, поскольку близость к Палеологам, она даром не проходит. С кем, как говорится, поведёшься, на того и сам можешь похожим стать. Сей факт наблюдался многократно, на собственном опыте тоже. Лукреция, Бьянка. Мигель, иные, они многое брали от моего взгляда на мир, что уже становилось заметно даже совсем посторонним людям. С Палеологами та же самая картина. А посему… Закончились пустые вводные словеса, началось собственно дело. Первый же настоящий вопрос, адресованный послу Софьи, прозвучал следующим образом: — Чего ваша госпожа рассчитывает добиться, посылая вас ко мне, её явному и не скрывающему это врагу? Особенно учитывая тот факт, что её старший брат, Андрей Палеолог, сейчас находится в заключении и очень многое мне рассказал. Уверен, большую часть того, что знал. Итак, я вас слушаю. — Её Величество Софья Палеолог, владычица Мореи, Трапезунда и Константинополя, желает мира и дружбы с Борджиа, повелителями Италии, Сербии и Египта. Я, покорный и преданный слуга её, готов предложить Вашим Величествам многое, дабы бывшие между домами Борджиа и Палеологов разногласия оказались в прошлом и не омрачали будущее.