Когда Ида и Филипп вошли, я уже достала из подсобки чёрные пластиковые пакеты, веревки и моющие принадлежности. – Смотрю, ты со знанием дела подходишь к вопросу, – язвительно заметила Ида. – Ну, если тебе нравятся трупы, можем оставить их здесь, – огрызнулась я. Взгляд и голос Иды снова стали привычно холодными: – Не спеши. У Теми есть какой-то план. – Ладно, – я пожала плечами, – но вид мёртвых мужиков не особо располагает к беседе. Может, приберёмся? Ида не ответила, подошла к прилавку и взяла бутылку. – Вы это заварили, вам и убирать, – процедила она, а затем зубами откупорила ёмкость и сделала несколько больших глотков, ни разу не скривившись. Гарьер поправил очки и попросил: – Может быть, пора объяснить, откуда у тебя ни с того, ни с сего появились ледяные когти? Ида хмыкнула: – И как ты только стал детективом, если ещё не догадался. – Догадался, – кивнул Филипп, – но объяснений, всё-таки, хочется. Твоего имени не было среди списка выживших в эксперименте. – Дождёмся Теми. Будет тебе объяснение. Детектив тяжело вздохнул, протянул руку и попросил: – Дай и мне выпить. Ида молча протянула ему бутылку. Я отвернулась и ещё раз посмотрела на мёртвых незнакомцев, стараясь не думать, какими они были людьми. Ждал ли их кто-то дома? Любили ли они кого-то? Важнее было, чьи приказы они исполняли. Гарьер подошёл ко мне и подал ёмкость и желтоватой жидкостью. Я молча взяла и сделала большой глоток. Пищевод обожгло. Даже пойло в «Точке» было приятнее пить. Ида, заметив, как скривилось моё лицо, саркастично фыркнула: – Это вам не Джаро, здесь, в Тиви, пьют настоящий алкоголь. Атмосфера немного разрядилась, и до приезда Темзы мы приводили в порядок магазинчик. Кровь удивительно легко поддалась смывке. И чем чище становилась «Пальма», тем больше решимости во мне появлялось. Со странным остервенением я тёрла деревянный пол, раздирая пальцы в кровь. От этого почему-то становилось легче. Когда, наконец, со всем было покончено, Ида отправилась на прогулку с Булкой, а я снова осталась наедине с Филиппом. Мы сидели на полу у прилавка и молчали. В углу под полками с растениями лежали два упакованных в пакеты мёртвых человека. Я старалась на них не смотреть и вместо этого разглядывала пальцы, распухшие от воды. – Ты знала, что у Иды есть мутации? – нарушил тишину детектив. – Догадывалась. Она странная. Никогда не носит тёплой одежды. Постоянно открывает окна. К тому же, на мои прямые вопросы не отвечала. Так что я не особо удивилась. – Ну, это было эффектно. Интересно, что же тогда могут вытворять с огнём остальные… Но, сказав это, он запнулся, бросив на меня виноватый взгляд. Его слова повисли в воздухе, образовав напряжение. На самом деле, мне тоже было очень интересно. – Как минимум, создавать из маленького огонька двухметровую пламенную стену. Снова повисло молчание. – Странная штука – жизнь, – вдруг усмехнулся детектив, – две недели назад я чуть тебя не погубил, а сегодня мы друг друга защищали. Тяжелый вздох вырвался из груди: – Не уверена, что это хорошо. Ты даже не представляешь, во что ввязался. – Как ты там говорила? «Не недооценивай меня»? Так вот, не стоит считать детектива Полицейского департамента слабаком. – Так почему тогда детектив Полицейского департамента до сих пор не отыскал стоящей информации? – Ну, вообще-то, кое-что было. Хорошо, что напомнила. С этой заварушкой… Я почти забыл, что собирался показать тебе имена. Филипп потянулся во внутренний карман за планшетом. – Среди мутантов было очень мало выживших. Прочти, может быть, кого-то узнаешь. Я взяла гаджет и безразличным взглядом стала просматривать список, особо ни на что не рассчитывая. И вдруг внутренности полоснуло адреналином. Сердце будто подскочило к горлу. Меня снова затошнило. Стало тяжело дышать. Гарьер заметил перемену в моём лице и испуганно спросил: – Что? Что-то случилось? Ты знаешь чьё-то имя? Чёрные буквы стали расплываться перед глазами, сливаясь в кашу. – Этого не может быть… – прошептала я, чувствуя, как ослабели пальцы, а планшет выскользнул из рук и с грохотом повалился на пол. Хрисан Хельге. 2108 года рождения. Цвет волос – русый. Цвет глаз – светло-карий. Дата смерти – 2124 год. Филипп поднял гаджет и снова перевёл обеспокоенный взгляд на меня: – Кого из них ты знаешь? Я попыталась перевести дух. Да сколько ребят со светло-карими глазами по имени Хрисан могло быть в Джаро? Однако, интуиция кричала: это он. В памяти вспыхнули наши горячие объятия. В прямом смысле. Обжигающе тёплые руки… – Чёрт возьми, – простонала я и запрокинула голову, уткнувшись затылком в прилавок. Как объяснить Гарьеру свои подозрения? Что именно говорить? Я любила парня, а затем он сгорел в пожаре? Почему-то, рассказывать подробности мне было неловко. – Кажется, это мой… – я на секунду запнулась, – старый знакомый. Мы хорошо общались в юношестве. – Отлично! – обрадовался детектив. – Где он жил? Надо его найти! – Это невозможно. Его семья сгорела в пожаре. Филипп нахмурился и задумчиво перевёл взгляд на планшет. Несколько секунд он чём-то размышлял, а затем выразительно посмотрел мне прямо в глаза: – Юнона, ты видела тела? Я подняла брови: – В каком смысле? – В прямом, – он подскочил и стал расхаживать мимо меня туда-сюда, – парень, устойчивый к пламени, сгорел в пожаре? Слабо верится. – Но ведь… Филипп перебил: – Твою квартиру подожгли, подбросив туда чей-то обугленный труп. Давний знакомый якобы сгорел. Есть сходства в почерке, не находишь? По телу стало разливаться противное чувство. Смесь горечи и зарождающейся надежды. – Это исключено, – отчеканила я. Филипп покачал головой. – А вдруг? Как вы познакомились? Он мог знать про Агату? Меня вновь затошнило. Голова пошла кругом. – Прекрати, Гарьер, – сквозь зубы прошептала я, – он мёртв. Он не может быть живым. Если бы…Будь Хрисан живым…Он нашёл бы меня. И, видимо испугавшись холода в моём взгляде, Гарьер остановился и нахмурился ещё сильнее. А я закрыла глаза на секунду и вспомнила последний разговор. Что он хотел рассказать? Неужели о своих способностях?.. Это было невероятно. Слишком серьёзное совпадение. А вместе с тем…Проклятая надежда уже поселилась в сердце. В разум то и дело стали проникать картинки нашего непродолжительного счастья. – Прости…Не хотел ворошить твою боль, – виновато пробормотал Гарьер.