Мы поднялись, и Макс ответил: – Ладно, давай. Хоть я и уверен, что мы просто потратим время. И ещё… Заметил? Либерганы опять стали популярны. – Прошерстим старые базы. Может, найдём поставщиков. Макс нахмурился. – Найти обладателя экземпляра, из которого стреляли, будет сложно. Поговорим с соседями. Может, что-то видели. А сейчас давай уберёмся из этой вонючей дыры. Я охотно закивал, и мы направились к выходу. Тело мужчины уже упаковывали в пакет. На крыльце суетились жильцы дома, которые вмиг перестали сплетничать, как только увидели нас. Макс деловито сложил руки на груди и спросил: – Кто из вас соседствовал с убитым? Из толпы на пару шагов вперед вышла дрожащая бабуля, которая и обнаружила труп. – Я, – робко сказала она и добавила: – услышала выстрелы и сразу позвонила в полицию. – Ещё кто-нибудь? – спросил Макс. Вперёд уверенно шагнула пожилая рыжеволосая женщина с плохо прокрашенной сединой. – Я тоже слышала стрельбу. А ещё видела, как убийца убегал. Выглянула из окна. – Она указала пальцем наверх. – Вы запомнили, как он выглядел? Одежда, особые приметы?.. Старушка серьёзно ответила: – Нет, примет никаких. Темно ведь было. Но на нём точно была чёрная длинная куртка. И выбегал он в капюшоне. Мы с напарником многозначительно переглянулись. Оба думали об одном и том же: таких полгорода ходит. Голос подал невысокий мужчина: – И я слышал стрельбу. К нему часто приходили какие-то странные типы. Были перепалки, драки. Немудрено, что такой конец его настиг. Толпа поддерживающе загудела. Кто-то негромко пробурчал: «Туда ему и дорога». – А родственники или друзья были? – спросил я. – Ох, Мистер Гарьер, – покачала головой рыжая бабуля, – одиноким человеком был наш Виктор. Но примерно раз в месяц к нему заезжала молодая девчонка. На снегоходе прямо к подъезду! А в нашем дворе, между прочим, ездить нельзя! Толпа одобряюще закивала. Я стал раздраженно потирать лоб. – Давайте ближе к делу. Бабушка продолжала: – Очень юная эта девушка. Ей от силы лет двадцать. – Но у него ведь нет родственников по официальным данным, – нахмурился Макс. – Значит, пассия? – Это вряд ли. Вы видели Виктора? – хохотнул один из мужчин. Женщина, стоящая рядом, толкнула его локтем и осуждающе шикнула. Сосед убитого закатил глаза и добавил: – Да ладно тебе! Не могло быть у него женщины. Девчонка, скорее, на дочь похожа. – Описать можете? – Конечно! – охотно закивала бабушка. – Волосы необычного светлого цвета. Похожи на грязный снег. Или седину. Невысокая. Как я ростом! – Может быть, она называла имя? – с надеждой в голосе спросил Макс. – Нет, Мистер Детектив. Она всегда, как пуля, мимо пробегала, никогда надолго не задерживалась. Не здоровалась и не представлялась. Капюшон на голову посильнее натянет и в подъезд как шмыгнёт! – Как выглядел снегоход? Может быть, вы запомнили номер? – Обычный. Четырёхместный. Чёрного цвета. И белая полоса через весь кузов. Одна из женщин в стороне добавила: – Трещина у него была на лобовом стекле. Такая, будто камнем кто кинул. – А номера? – Не было номеров, Мистер Гарьер. Пусто. – Ясно, – сказал Макс. – Когда она приезжала последний раз? – Давно её не было. Мы переглянулись, и Макс мило ответил: – Спасибо! Вы нам очень помогли. Судмедэксперты вынесли на носилках тело. Толпа заохала, некоторые отвернулись и поморщились. Мы с Максом отошли в сторону и стали обсуждать: – Это уже что-то. Дочь, значит. Почему в записях нигде нет? – Может, прав лишили? – предположил друг. – Не думаю. В таком случае, она бы числилась в базах. Предлагаю такой план: проверяем дроны на соседней улице. Благо, двор рядом с цивилизацией. Может быть, и попадётся нам нужный снегоход. – А ещё надо всё-таки съездить в «Гуарану», – предложил Макс. – Согласен. Поехали. Мы распрощались с переполошенными жильцами, вышли со двора на парковку, сели в снегоход и направились к Полицейскому департаменту. Город уже не спал. По тротуарам спешили на работу опаздывающие люди, а снегоходы на специально выделенной для них полосе уже образовали пробку. Нетерпеливый Макс включил мигалку и выехал на встречную полосу, набирая скорость. – Может помедленнее, гонщик? – раздражённо спросил я, пристёгиваясь. – Если хочешь, можешь пойти пешком, – огрызнулся он. Я не ответил. Едущие на встречу снегоходы вежливо прижимались влево, пропуская нас. Наконец, впереди замаячило стеклянно-бетонное здание с кишащим вокруг него роем дронов. – Как с Гердой? – спросил Макс. – Не спрашивай… Не клеится у нас в последнее время. – До сих пор удивляюсь, как тебя угораздило жениться на дочери шефа, – хохотнул друг. – Ой, не начинай эту песню, ради всего святого, – сказал я и мысленно поблагодарил вселенную, что мы приехали, и больше не нужно выслушивать комментарии Макса. – Ладно-ладно. Но когда она из тебя всю жизнь высосет, не говори потом, что я тебя не предупреждал. Я метнул на Макса взгляд, полный ненависти, но тот только улыбнулся, заглушил машину и вышел. – Пойдём. Будем отчитываться твоему тестю. На парковке было оживлённо. Я мысленно выругался и вышел вслед за Максом. У самого входа стояла небольшая группа людей с плакатами, скандирующая «Найдите детей». – Как будто это чем-то делу поможет… – пробормотал я. – Их можно понять, – пожал плечами Макс. – Им хочется справедливости и правосудия. – Всем хочется, – сказал я громче, чем было нужно. – Тише-тише. Не кипятись, друг. Подумай сам, каково им. Дети пропали. Ни свидетелей, ни зацепок. Что ещё остаётся делать? – А ты посчитай, сколько их здесь собралось, – тыкнул я пальцем в сторону толпы. – Человек сорок, не меньше. А сколько детей пропало? Правильно! Пятеро! Кто тогда остальные? Макс снисходительно на меня посмотрел: – Иногда ты ведёшь себя, как идиот, ей – богу. Ты вообще в курсе, как устроены протесты? – Перестань умничать. Пойдём уже. Мы направились к выходу, стараясь не привлекать внимание митингующих. Это не составило большого труда, так как туда-сюда сновало полно народу. Вдруг у самого входа дорогу нам перегородила невысокая девушка. На милом веснушчатом лице совершенно удивительно выделялись хитрые лисьи глазки и ехидная ухмылка. Убрав со лба выбившуюся прядь длинных пушистых каштановых волос, она достала из кармана бейдж и тыкнула сначала в лицо мне, а затем Максу. Я закатил глаза и сложил руки на груди.