– Да, приезжай. Я не против, – наконец, ответил он. Снова пауза. Нужно было задать ещё один важный вопрос. Ладони покрылись холодным потом. – Агги хочет, чтобы я осталась с ночёвкой. – А ты сама-то этого хочешь? Я сделала глубокий вдох. – Да. – Приезжай. Я куплю мяса, приготовите ужин. Ты же, наверняка, одной карамелью питаешься. Губы сжались в немом протесте, но я сдержалась и лишь поблагодарила: – Спасибо, пап. Он положил трубку, не попрощавшись. На душе стало легче. Я снова разблокировала телефон и быстро набрала: «Привет, Агги, – подумав секунду, добавила смайлик. – Папа разрешил встретиться». Ответ прилетел молниеносно: «Ура! Я очень рада! Но… Ещё раз так меня назовёшь, Юни, тебе не поздоровится. И ты что, поставила смайл? Это старомодно!» Я поморщилась и отправила вопросительный знак. Агата снова ответила быстро: «Не злись. С нетерпением жду встречи!» «Договорились. До встречи, Агги». Секунда молчания и телефон пиликнул: «Тебе точно завтра крышка, Юни», – и следом злой смайл. Я хохотнула и расслабилась. Осталось только морально настроиться на поездку в родной дом, где прошли худшие годы моей жизни. Остаток вечера я провела, пялясь в соцсети. На глаза попалась статья новостного блога «Свет в тоннеле». – Азме Навик, – прочитала я вслух имя автора и хмыкнула, – надеюсь, это псевдоним. Иначе не завидую. Статья носила громкий заголовок «Спичка становится пламенем. Пропавшие дети – конец глобализму?». Я закатила глаза. Да, дети пропали. Это страшно. Да, люди вышли протестовать. Но это капля в море. Всем остальным плевать. А журналисты уже раздували из мухи слона. От нечего делать я всё же решила дочитать статью. «Родные пропавших детей не стали мириться с бездействием власти. Который день они собираются у Полицейского департамента и скандируют лозунги, граничащие с сепаратистскими. Многие находят очевидную связь между засидевшейся властью и отвратительными методами полиции. Если вам не безразлична судьба детей, поддержите митинги. Каждый день с восьми утра». – Ну и чушь… – сказала я себе под нос и закатила глаза. Надеюсь, Азме Навик понимает, что творит. Большинству, конечно, плевать на маленький новостной блог. Но такие высказывания опасны. Умные часы сообщили, что уже за полночь. Я отбросила планшет на пол и решила, что пора бы ложиться спать. Но сон не шёл. Я прислушалась: за окном, наконец, перестал выть ветер. Казалось бы, радуйся. Но с непривычки эта могильная тишина не давала мне уснуть. «Кого ты обманываешь, девочка, – шептал ядовитый голос в голове, – кусочек карамели, и будешь спать, словно младенец». Я тряхнула головой и перевернулась на другой бок. На ладонях выступил холодный пот. Дыхание стало сбивчивым. Я судорожно ловила ртом воздух, отчаянно пытаясь успокоиться. Это было бесполезно. Сердце билось, словно норовило выскочить из груди. Выдохнув, села на диван. Без дозы заснуть не выйдет. Я это знала наверняка. Неровной походкой ноги понесли меня в ванную. Бледный свет от старой лампочки окрасил лицо в не здоровый серый цвет. В зеркале на меня смотрела не яркая живая Юнона, а уставшая девчонка с мешками от недосыпа и синюшными губами. Я провела рукой по растрёпанным коротким волосам. Чёрный цвет был мне совсем не к лицу. «Ты с таким родилась, забыла? Денег на краску нет, – продолжал плеваться ядом внутренний голос. – То ли дело Агата. Помнишь, как в детстве ты ей волосы отчекрыжила во сне? От зависти. Только посмотри на себя. Не поменялась, только скатилась на самое дно». – Заткнись, – тихо сказала я и вцепилась в лицо. В полумраке зеркального отражения чёрные татуировки на правой руке, обвивавшие её лозами, цветами и листьями от кисти до плеча, превратились в грязное месиво. Но на самом деле темнота была не виновата. Просто у меня не выходило сфокусироваться, а в глазах двоилось. Дрожащая рука открыла вентиль крана. Я подставила ладони и окунула лицо в воду. Легче не становилось. Я зажмурилась и постаралась не обращать внимания на подкатывающий к горлу ком. Хотелось рыдать от отчаяния и жгучего желания съесть кусок проклятой карамели. «Сделай это. Станет легче». – Ладно… Ладно, – ответила я внутреннему голосу. – Сегодня последний раз. На кухне в шкафчике лежало то, что мне так отчаянно нужно. Капли воды скатывались на пол вместе со слезами. Казалось, что из холодного полумрака пустой квартиры на меня смотрят сотни глаз. Я боялась отрывать взгляд от пола. Вдруг действительно наткнусь на чей-то осуждающий взор? А по правде, страшиться нужно было только саму себя. Я потянулась на цыпочках к облезшей полке, достала кастрюлю, которой уже кучу времени никто не пользовался по назначению, и выудила оттуда заветный пакетик с маленькими прозрачными кусочками, похожими на оранжевый лёд. «Открыть, достать, положить под язык». Горьковато-сладкая ледышка быстро растворилась. Утирая кулаком слёзы, я направилась в постель. Там мне снова стало уютно и хорошо. Через каких-то пятнадцать минут я забылась спокойным сном. Как и обещал внутренний голос. Сегодня непривычно тепло. Светло-голубое небо, солнце немного растопило залежалый снег. В груди кольнуло. Я вспоминаю эти огромные сосны, достающие до небес. Сколько уже мне не доводилось здесь бывать?.. За ними с левой стороны возвышается гора, внушающая ужас и благоговение. Город остался далеко позади. Несколько метров вглубь чащи, и вот оно – наше дерево. Стараясь не вступать в лужи подтаявшего снега, дохожу до сосны и нежно провожу рукой. Вдруг слышится топот ног. Сердце ёкает от волнения, я оборачиваюсь и вижу маленькую хрупкую девушку в капюшоне, из-под которого выглядывает длинная чёрная коса. Пальто на пару размеров больше, горбится под тяжестью огромного рюкзака, и синяки под глазами всё те же. Это я, только гораздо юнее. – Сколько тебе лет, Юнона?.. – тихо спрашиваю я и иду навстречу девчонке. Она, конечно, не видит меня. Юна с трудом скидывает рюкзак, достаёт подстилку, грелку и термос. Глядя по сторонам, словно ожидая кого-то, садится и наливает чай. Я опускаюсь на корточки рядом с ней. Какая красивая! Живая!.. Ну же, посмотри на меня, девочка. Но она не слышит. Пьёт чай и поглядывает на время в телефоне. – Эй, Юна! Давно ждёшь? – вдруг окликает её звонкий мальчишеский голос. Янтарные глаза. Золотые волосы. Круглое лицо в веснушках. Внутри всё сжимается. Я подскакиваю, пячусь назад и хватаюсь рукой за грудь. Дыхание перехватывает. – Да! Сто лет уже сижу! – изобразив недовольство, врёт она. Я перевожу дух. Они обнимаются. А затем юноша горячо целует Юнону. – Я сегодня не с пустыми руками, – гордо говорит он и деловито достаёт из рюкзака маленькую стеклянную бутылку. Она демонстративно хмурится: – А на кой чёрт я тогда пёрла сюда термос? Тот виновато чешет затылок. – Ну, это же сюрприз. Юнона улыбается и говорит: – Ладно, давай пробовать. Я невольно хихикаю. Первый алкоголь в моей жизни. Значит, мне здесь шестнадцать. – Присядем? – предлагает юноша. Парочка садится рядом плечом к плечу. Он разливает напиток по маленьким кружкам, которые Юнона взяла для чая. Она делает глоток и кривится: – Фу! – Разбавленный спирт, – улыбается он. – Отвратительно, – констатирует Юна. – Ты же сама просила достать! – Я не думала, что это так противно! – возмущается Юнона, затем выдыхает и залпом осушает содержимое. Её лицо перекашивает, а мальчишка смеётся и следует примеру подруги. – Больше не хочу пить эту дрянь. Давай чайку? – предлагает Юна.