— Если взрывать будут, по-любому услышим, — согласился Заря. Мне было странно, почему он — командир группы пошёл со мной, хотя у него других забот хватает, даже просто составить приблизительный план завтрашнего дня, но мы шли молча. Молча установили растяжки: одну на открытие люка, вторую в десятке шагов и третью чуть поодаль, на другой высоте. — Смотрю на тебя Бес, — вдруг, когда мы уже возвращались назад, заговорил командир группы, — подготовка у тебя отличная, много знаешь, умело обращаешься с оружием, а если то, что захватил пленного, правда, то… — Думаешь, соврал, что с пленным был? — перебил Зарю. — Ды нет, Бес, но… знаешь, как нам в первые дни тяжко было⁈ И это нам ещё повезло. В о́круге были запланированы учения, как раз на начало этого месяца. Так, комдив нас за месяц отправил на резервные позиции, посменно по неделе каждая смена, чтоб, значит, проверили там всё, отточили мастерство и подготовились к учениям. Они какие-то важные должны были быть. С прибытием ни то министра обороны, ни то его зама. А как поступила команда: «Атом!», командир части подумал, что внезапная проверка боеготовности началась, а по штатке [13], те, кто на резервных позициях, обеспечивают пуск третьей волны. Ответно-встречный удар как раз наш дивизион должен производить ракетами шахтного базирования, что на основных позициях, а мы ж мобильные комплексы туда увели, как и предписано. Вот и укрылись в подземных убежищах, ожидая следующей команды… — тут Заря замедлил шаг и остановился, будто снова переживая те трагические дни. С разговором я его не торопил. Было видно, что ему надо выговорить, то что на душе наболело… Остановился рядом с ним, протянул флягу с водой, что подобрал себе на складах и не поленился, а сразу наполнил её водой из банок. Вкус у неё был затхлый, немного солоноватый от хранения в металлической банке, но вода пригодна для питья. — Вот видишь, — беря из моих рук флягу, произнёс Заря, — один ты умудрился подготовиться, а мы расслабились… — сделав пару глотков, Заря протянул мне флягу обратно, — не знаю, что в первые часы творилось в голове у полковника… я только через несколько дней узнал о буквально за час поступлении множества противоречивых приказах, об одновременной потере связи. Не только радио-, но и проводной, уложенной на такой глубине, что просто так до кабеля не доберёшься. В неведении, закрывшись в убежище, просидели мы сутки. Связи нет, датчики контроля показывают непонятное. На вторые сутки полковник собрал командиров подразделений… я ж ротный, в моём ведении сопровождение, прикрытие, охрана, противодействие диверсантам, если по-простому сказать. У нас своя специфика. — Я понял, майор, — впервые обратился к нему по званию. — Сейсмограф фиксировал сильные колебания, — продолжал Заря, — будто землетрясение, но многократное — с афтершоками. Радиационный фон в норме, камеры видеоконтроля вышли из строя и не разберёшь, что на поверхности творится. Вот полковник и приказал собрать группу и проверить, что происходит на поверхности, а если есть возможность, добраться до места постоянной дислокации, узнать, что, да как. Мы тогда неопытные были, вышли днём, на броне и это мы ещё много проехали незамеченными. Нас в пяти километрах от места дислокации части накрыли… от бывшего места дислокации. Потом, через несколько дней я вновь там оказался и не мог смотреть. Две, наложенные рядом глубокие воронки, и всё… Никто не выжил. А в тот, первый раз мне повезло, я как раз вместе со штатным дозиметристом из брони вышел. Знаю, не положено, но… вот так. От бронемобиля один покорёженный остов остался, а меня взрывной волной отбросило и довольно сильно приложило. Несколько часов без сознания провалялся, может, это и спасло. Когда очнулся, увидел этих… но они уже грузились в свои… «самолёты». Не знаю, как правильно их назвать. — Атмосферные боты, — быстро пришёл на помощь офицеру, — это, скорее всего, группа фиксации и контроля поражённую цель отрабатывала. — Во-во, — покосившись на меня, произнёс майор, — эти боты неизвестной конструкции, без лопастей, без реактивного следа… ну, ты понял меня. Форма необычная, странное оружие, но главное ходили словно роботы: медленно, метр за метром просвечивая каким-то прибором поверхность и брали пробы. Меня-то взрывной волной далеко откинуло… Когда добрался до своих, доложил командованию, но мне не поверили. Почти сразу отправили ещё одну группу, она успела установить резервные камеры обзора. Вот тогда мне поверили, но из них никто не вернулся… Майор замолчал. Сочувствия или жалости к себе, как истинный офицер, майор не требовал. Жаль было ребят, что отправили, не уточнив обстановку и не разобравшись, но их гибель не напрасна, как понял. Полковник сохранил солдат, технику. Вот только с провизией у них сейчас проблемы. — Заря, сколько вас там? — По команде «Атом!» в убежище укрылся весь личный состав, что находился на резервном пункте. Это, если считать с постоянным и обеспечивающим персоналом, более двухсот солдат и офицеров, — оживившись, ответил майор. — Хорошо, здесь всем места хватит. Вот только перед тем, как идти за ними, надо отыскать схему. — Не согласен с тобой, Бес. Схему искать и разбираться в лабиринтах убежища мы можем неделю, но там наши ребята. Когда мы уходили, у них провизии на двое суток оставалось, вода есть. Своя скважина, но вот еды. Никто ж не думал, что так получится. Только недельный паёк, ещё плюс НЗ на неделю, и всё. — Ясно, возможно ты прав, — согласился с офицером. Логика в его словах была, это я не учёл многие обстоятельства. И что голодный человек физически быстро ослабевает, не выдерживает длительных нагрузок, и что такое количество людей за один раз не доведём, а ведь ещё надо добраться до этой резервной позиции. — Далеко до вас? — Двое суток, если повезёт. А так можно и дольше. Мы сюда, плутая, шли почти пять. — Это примерно километров шестьдесят до вас? — Ну, да. Если по прямой. За тихим разговором вернулись обратно в зал, где разместились бойцы на ночлег. — Бес, ты ложись. Я покараулю. — Не спится что-то, — тихо ответил, чтобы не побеспокоить товарищей. В принципе все устали. И я тоже, но непонятное чувство даже не тревоги, а ожидания чего-то важного или судьбоносного не покидало меня весь этот день. Я уселся в одно из свободных кресел и погрузился в раздумье, пытаясь понять, что меня так сегодня тревожит. Вроде нормально добрались до убежища, как смогли, осмотрели его, запустили генератор, убедились, что в нём можно относительно спокойно разместиться. Еда есть, вода… с водой пока проблемы, но запасов консервированной воды достаточно, но, может, мы пока не отыскали скважину с технической водой. Ведь умывальник и санузел имеется, а это значит, что и вода должна быть. Не из банок же наполнять ёмкости… Я сидел, смотря на однообразные металлические конструкции, что можно встретить чуть ли не в каждом офисе. Взгляд спокойно скользил, не цепляясь по стройным рядам, как остановился, уставившись на бесформенное образование. — Заря, — тихо позвал командира. Он также не спал, а занимался чисткой оружия, — не знаешь, что это такое? — Стеллаж ещё один, только обёрнут бумагой и плёнкой, новый наверно. Мы его ещё не смотрели. — Странно, — произнёс, подходя к стеллажу. Попробовал пошатать — тяжёлый, не поддаётся. — На стеллаж не похоже, скорее всего, это металлический шкаф. И по высоте чуть ниже, и смотри, ножки совсем другие — сплошные. — Думаешь это сейф? — Если так, то именно там лежат нужные нам документы… Глава 12 — Заря, да послушай меня! — возмущался Партизан, — вдвоём мы быстрее дойдём до наших. А вы тут всё к их приходу подготовите. И воду пустите, и проверите… — Партизан, прекрати! Приказ разве не ясен??? Идут… — Заря, а Партизан прав, — вступил в разговор. В убежище мы третьи сутки. Успели отдохнуть и нашли схему расположения, оказавшуюся в том самом металлическом шкафу, что был так умело замаскирован. И сейчас решали, кто пойдёт за остальными. Заря настаивал, что надо идти не менее чем тремя парами. Логика в его словах была. Если одна пара не дойдёт, то вторая или третья доберётся. Но нас слишком мало. Молодых брать с собой не имело смысла. Путь неблизкий, а до конца они ещё не восстановились. Оставались только я, Партизан, Заря и ещё один сержант, что вполне смогут выдержать нагрузку. Ведь идти придётся только ночью, готовя днёвки, и нести с собой довольно большой груз. Вот только одно обстоятельство очень сильно портило весь план. Сегодня днём я вылез наверх осмотреться и едва успел вернуться назад. В нашем квадрате оказалась очень высокая активность анторсов. Их атмосферные боты, тут и там, постоянно мелькали в небе. Сложилось впечатление, что рядом или их аэродром, или какой-то опорный пункт. — Одна пара — малозаметная цель и ей легче пройти незамеченными, — продолжал говорить, — а если из трёх групп хоть одну обнаружат, то всполошим анторсов и они тогда перекроют все пути. Снова высадят десант и будут загонять нас или накроют с воздуха по площадям. В этом деле лучше тишина и незаметность. Тебе, Заря, с остальными лучше остаться здесь в убежище, подготовиться к приёму ребят. А мы с Партизаном сегодня ночью выйдем, осмотримся, если ничего подозрительного не заметим, то пойдём. — А если заметите? — не унимался Заря. — Я уже сегодня докладывал, что-то слишком активны анторсы в нашем квадрате. — Да, ты говорил, — смягчился Заря. — Так что рисковать людьми не стоит. Если через шесть дней мы не вернёмся, вышлешь ещё одну группу. — Шесть дней не мало? — засомневался Партизан. — Это с запасом. Два-три дня туда, сутки там и в обратную. — Ладно, уговорили, — согласился Заря, — вот вам карта, изучите её, если надо, перерисуйте ориентиры, но чтоб врагу ваши художества не достались… М-да, погорячился я, заявив, что дойдём до места за двое суток. Ладно, марш-бросок на тридцать километров в полной выкладке для меня не новость, но то, что приходится таиться от каждого чиха, не учёл. Вышли мы с Партизаном вечером следующего дня. Всё никак не могли подгадать, чтобы анторсы хоть ненамного снизили свою активность, а то и носу было не высунуть. Хотел идти налегке, но пришлось брать с собой много продуктов. Конечно, всех не накормим, но я предложил сделать в двадцати и в сорока километрах схроны с провизией. Вот и шли, нагруженные, едва перебирали ногами. Но скоро станет легче. За первую ночь мы преодолели двадцать километров и сейчас располагались на днёвку. Землянку копать не стали, а соорудили шалаш, где спокойно можно разместиться вдесятером. — Один рюкзак с провизией здесь оставим. — Лучше здесь два оставить. Мы из графика выбились, а людям здесь еда нужнее будет. Как раз они сорок вёрст пройдут и здесь отдохнут. Да и неизвестно, какая там обстановка, — высказал своё мнение. Я действительно планировал за ночь пройти половину пути, но не случилось. То пришлось долго сидеть, ждать, пока анторсы уберутся, по крайней мере, перестанут маячить над головой, то менять маршрут, обходя подтопленный участок. Пустыми мы бы его прошли, но гружёными под завязку продовольствием, медикаментами и другими необходимыми на первое время вещами шли медленно. А ещё предстояло форсировать реку. Да, она одна и не такая широкая, но на то она и река. Моста поблизости нет, а делать крюк в десять километров я с Партизаном посчитали нерациональным. — Соглашусь, — кивнул Партизан, — в пяти километрах река — это единственное труднопреодолимое место. Она неглубокая, но течение сильное. С таким скарбом можем и не преодолеть, тем более ночью. Ладно, давай отдыхать… Сон у меня был тревожный. Опять снились бои, сражения. Я — Глен сражался за Империю с труднопроизносимым названием, защищал какой-то укреплённый пункт, командуя оставшимися в живых бойцами, а когда всё закончилось… вокруг тела погибших солдат, а я один стою в развороченных от взрыва массивных воротах, едва держась на ногах… Проснулся от лёгкого прикосновения. — Бес, — шептал Партизан, — ты как? — Что⁈ — встрепенулся, хватаясь за оружие. — Успокойся. Всё нормально — тишина. Ты во сне так зубами скрежетал, думал, раскрошишь их. — Сон приснился, — ответил, растирая лицо руками. Уже стало темнеть и нам скоро вновь в путь. Если пойдём налегке, то постараемся добраться до наших ребят, что спрятались на запасных позициях. Надеюсь, их не обнаружили и не закидали объёмными зарядами глубинного подрыва. А с такого расстояния не узнаешь, не поймёшь, стоит ли идти. Но в любом случае это надо сделать. И не только выполнив приказ, но и для собственного морального удовлетворения, чтобы потом, через несколько лет, а, может, и завтра, на смертном одре не спросил кто-то из создавших Вселенную: «А почему не дошёл до тех, кто так долго с надеждой ждал?». И что ответить? Сил не было или обстоятельства так сложились — смешно. В бога или в чёрта я не верю, но на войне каждый начинает во что-то верить. Кто-то в счастливый медальон или в подаренную любимым человеком вещь, что именно она спасёт и придаст сил в трудный момент. Глен, как понял, тоже верил, но верил в своё оружие, в свои знания и в счастливую звезду, под которой родился. А я — Гена стал верить в абсолютную справедливость. И это не высокие слова, что каждому по потребности, а в ту справедливость, что по неведомой воле кого-то всесильного я — Глен оказался здесь, на этой планете и вновь встречаюсь лицом к лицу с самыми страшными врагами, что доводилось видеть… — Бес, здесь в прошлый раз мы переходили реку. Главное, выбирай куда ногу ставить. Дно каменистое… — Я помню, Заря инструктировал, — прервал Партизана, что в очередной раз повторял одно и то же. И я понимал, почему он это делает. Именно здесь они потеряли своего первого бойца. Тот неудачно поставил ногу и ушёл под воду. Течение его сбило с ног и унесло. Тело так и не нашли. Всё это перед выходом неоднократно проговаривал Заря, и Партизан об этом знал. Но вновь инструктировал меня, точнее, он успокаивал себя. Ведь действительно водная преграда для преодоления не такая уж и трудная, но особенности её форсирования: ночь, навешенное снаряжение с грузом в двадцать килограмм, оружие, ставят преодоление водной преграды в разряд трудной, но выполнимой задачи. — Я пойду первым, Бес. Ты, когда я буду возле противоположного берега, следуешь за мной. — Принял, — ответил спокойно, но что-то в глубине души меня беспокоило. Может, это нервозность Партизана мне передалась, не знаю. Напарник вошёл в воду и медленно пошёл, тщательно выбирая место, куда поставить ногу. Если сейчас поскользнуться и упасть, то я не успею ему помочь. Наводить переправу — натягивать верёвку для страховки у нас нет возможности. Была, конечно, идея оборудовать переправу для тех, кто пойдёт, но явный демаскирующий признак сведёт на нет все ухищрения. Даже если притопить верёвку, всё равно противник с большой долей вероятности обнаружит приготовление и если не оставит здесь засаду, то квадрат будут держать под тщательным наблюдением. Вот и пришлось форсировать реку, не прибегая к известным всем ухищрениям, способным спасти жизнь. Партизан махнул рукой — он дошёл до противоположного берега и осторожно выбрался из воды. Хорошо, что здесь пологие берега и не приходится ни спускаться вниз, ни взбираться высоко вверх. Я шагнул в воду. Она оказалась холодная, но я был к этому готов. Шёл медленно, осторожно и когда оказался на половине пути, приближающийся тихий шум отвлёк меня, и я поскользнулся, нырнув с головой в водную пучину. На середине реки было примерно по шею, а течение довольно сильное. Я с большим трудом не выронил из рук оружие, а как-то удачно приземлился на пятую точку, скрывшись полностью под водой. Задержать дыхание я успел, но течение меня толкало, выталкивая с тропы брода. Через водную гладь я видел, как надо мной, в нескольких десятках метрах пролетает вражеский атмосферный бот. Вода искажала объекты, но то, что это именно бот анторсов я не сомневался. Некому больше летать над рекой, да и доносящийся знакомый, потрескивающий звук ни с чем не спутать. Течение толкало меня, снося с тропы. А я не мог ни встать в полный рост, ни бросить мешавшее мне снаряжение. Повернулся на живот и ухватился за каменистое дно рукой. Хорошо, что перед форсированием реки, перевесил автомат на шею, чтобы руки были свободны и вот сейчас я судорожно искал какой-нибудь предмет, чтобы тот стал мне якорем. Без воздуха я могу пробыть пару минут, а если не двигаться, то и три минуты выдерживал. Рука нащупала на первый взгляд крепкий камень, и я его обхватил рукой, прижавшись всем телом ко дну. В уме считал секунды, что прошли с момента моего неосторожного погружения, которое спасает жизнь. Не знаю, почему атмосферный бот летел над руслом реки. Обычно анторсы так не поступают. Ведь над водной гладью летательный аппарат — хорошая цель, виден издалека, кругом естественные укрытия, но память Глена не знала ответа на этот вопрос. Р-раз и рука соскальзывает с облюбованного камня и одновременно сильный толчок водной массы срывает меня с места. Лихорадочно пытаюсь зацепиться за что-нибудь, но руки соскальзывают и меня несёт, крутя в водной толще. Спокойное, размеренное биение сердца учащается. Лёгкие начинают гореть от недостатка кислорода, а я пытаюсь сбросить рюкзак и снять снаряжение. Они своим весом тянут меня всё глубже и глубже. Я уже не чувствую дна, а надомной несколько метров водной массы. Не знаю, как выбрался на мелководье, сколько времени прошло. Но как только почувствовал, что касаюсь дна ногами, выбрался на берег и лёг, тяжело дыша, отплёвываясь от попавших в лёгкие воды. Хорошо, что не захлебнулся, а только наглотался, а то бы пошёл ко дну и поминай как звали. Был Гена, да сплыл, точнее, утоп. Сколько так пролежал, приводя сознание и главное дыхание в норму, не знаю, но, когда ум прояснился, понял, что наступил полдень. Пошевелил руками, ногами, перевернулся набок. В голове до сих пор шумело, и я плохо осознавал, что происходит вокруг, но понимал, что немедленно надо найти укрытие и спрятаться. Подтянул ноги к животу, перевернулся на живот, упираясь коленями в песчаный пляж. — Вот меня протащило, — удивился. Ведь насколько помнил карту, песчаный пляж находился недалеко от моста, что раскинулся через реку. А это километров десять, если не больше от того места, где мы с Партизаном переходили реку. Ощупал себя. Вроде ничего нигде не болит. Только правый бок саднил, видимо, ударился, когда тянуло по дну. Но ничего, рёбра не сломаны, дышу свободно, полной грудью, так что потерплю. При мне оказался только инопланетный клинок, что был приторочен к ремню, а всё остальное снаряжение и оружие я скинул, не хотелось тонуть. Поднялся и побрёл к ближайшим зарослям. Форма у меня летняя «Цифра». Переоделся из имевшегося в убежище запаса обмундирования, не захотел щеголять в трофейной одежде, но больше ничего с собой нет. Ни термонакидки, ни еды, только фляга, также притороченная к ремню, имелась при себе. Но от воды меня сейчас воротило. Зайдя в заросли, выбрал, что погуще и улёгся. Сил не было. Хотя сердцебиение успокоилось, пришло в норму, но общее состояние от запредельных нагрузок было мягко сказать не очень. Но разлёживаться нельзя. Весь мокрый, надо высушиться, а то так и заболеть недолго. Разулся, стянул с себя форму, стал выжимать, как невдалеке что-то рвануло. Грохот был такой, что казалось, потерял слух на несколько секунд. Придя в себя осторожно выглянул из укрытия, осмотрелся. Это как понял, мост взорвали. Его обломки разметало на сотни метров, а поднимающийся столб пыли и гари виден издалека. — Значит, где-то рядом наши. Анторсам мост не нужен, они в основном летают и любое количество войск перебрасывают по воздуху, а вот наши могли взорвать, только зачем? «Откуда знать нашим генералам тактику войны с инопланетным разумом, — задумался я, — опыта такого никогда не было, а военная школа на Земле примерно одинакова. Тактика и стратегия ведения боевых действий не очень сильно отличается друг от друга, если, конечно, не воюют какие-нибудь африканские страны с армией матушки Европы. Но это уже зависит от военной техники, её применения на поле боя. Есть конечно прорывные идеи, как вместо линейного строя — рассыпной, но это также зависит от уровня развития вооружения. Будь то штуцер времён наполеоновских войн и тот же пулемёт Ма́ксима. Разница колоссальная, как по дальности ведения прицельной стрельбы, так и по убойной силе, и плотности огня. И не готовы оказались наши, как, впрочем, и все генералы Земли к отражению вторжения, где главную роль играет ближний космос. Что обеспечивает разведку, наведение на цель атмосферных летательных аппаратов, а в случае необходимости и ведение огня на поражение с высот, что недосягаемы нашим ракетам. Как скажите попасть в цель, что висит на высоте шестьдесят километров, в случае необходимости маневрирует и ещё огрызается батареями средней и ближней обороны??? Ни одна баллистическая ракета не попадёт, и ответ кроется в слове „баллистическая“, ну не предназначена она для поражения целей на таких высотах, хотя и поднимается по траектории в апогее, достигая сотни километров. Конструктивно, конечно, заложен подрыв заряда в атмосфере, но не может быть, чтобы для такого мощного оружия не было целей на поверхности Земли. Остаётся, конечно, вопрос, как запустить, если враги блокируют пуск ракет».