Марина выскочила из ванной в клубах пара и в бисере капель воды, блестевших на её коже. Через полтора часа надо было доехать до места встречи, а сперва ещё позавтракать и собраться. Но приготовление завтрака было мысленно послано к чёрту, ведь именно сейчас нагрянула мини-эврика – не научное открытие, а всего лишь забавная идея рисунка про ведьм и колдунов. Однако пальцы прямо-таки зудели от нетерпения: скорее схватить планшет и зарисовать, пока идея не померкла или до неё не додумался кто-нибудь другой! Вдохновения было столько, будто Муза Хлоя прилетела через полмира и, невидимая, принялась играть на арфе над Марининым ухом: треньк, треньк, брлым. За прошедшие дни Марина нарисовала уже десяток фанатских картинок и мини-комиксов. Небрежных, чёрно-белых – просто чтобы передать мысль и эмоцию. Визуализировать шутки. Она из принципа решила тратить на каждый такой рисунок не больше получаса – и если поначалу это было трудно, рука так и тянулась стереть кривоватые линии, перерисовать всё заново, то чем дальше, тем легче и быстрее шло дело. Удивительный опыт – почувствовать свободу от самой себя, от нудящего в ухо и вечно всем недовольного внутреннего критика. В тот день, когда Марина решила на пробу посмотреть один эпизод мультсериала про разноцветных ведьм, она спохватилась глубоко за полночь, когда залпом проглотила почти весь первый сезон. Она бы смотрела и дальше, но этого «дальше» пока не существовало: сезон был не закончен, эпизоды выходили раз в неделю, и до финала оставалось ещё четыре эпизода – почти месяц. В кои-то веки Марина пришла в активный и развивающийся фандом – сообщество фанатов. По тегам мультсериала на неё вывалились сотни, тысячи записей – с восторгами, теориями, спорами, рисунками, рассказами и прочим творчеством. Когда ты находишь что-то интересное – это хорошо. Когда вместе с тобой что-то интересное находит множество людей – это вообще отлично: вы общаетесь, подзаряжаете друг друга, вместе придумываете новые идеи. Гораздо веселее, чем грызть интересное тихо сам с собою, одиноко сидя в тёмном углу. Сначала Марина просто читала чужие идеи. Затем ей захотелось поставить лайки тем идеям и рисункам, которые ей понравились. Затем ей захотелось высказаться самой, принять участие в оживлённом общении. Но эти хотения врезались в ограничения: Маринин микроблог читали в том числе коллеги и другие знакомые, перед которыми она была не готова расписаться в любви к подростковым мультсериалам. Самой связывать себе руки и вставлять кляп в рот паршиво. Ты и узник, и тюремщик и злишься на обе ипостаси одновременно: на одну – за свободолюбие и попытки вырваться, на другую – за страх и запреты. Сны без снов спокойствия не добавляли – никакого вам «утро вечера мудренее». Одно сплошное «и хочется, и колется». Но после утренней чашки чая забрезжило решение – такое простое, такое очевидное. Марина с трудом дождалась обеденного времени и бросилась регистрировать себе новый, никак не связанный с её реальной жизнью микроблог. Первым делом она подписалась на всех авторов, которые привлекли её внимание накануне. Вторым – наставила лайков. Третьим – мобилизовала своё знание английского и написала несколько комментариев блогерам-иностранцам. Перефразируя старый слоган мобильных телефонов: «English – connecting people». Среди этих иностранцев были и португалец, и японка, и несколько китайцев, но так уж повелось, что международные фандомы общаются на английском. Может, этот язык родной далеко не для всех блогеров – зато он равно близок большинству (или равно далёк от большинства). Вечером, закончив с работой, Марина нарисовала сразу две картинки: одну по мотивам сегодняшних обсуждений, а другую – просто со своими любимыми персонажами. Поколебалась, ставить ли фандомные теги. Поставила. Опубликовала. И уже через пару минут получила первое уведомление: кто-то её лайкнул. И ещё уведомление. И ещё. Они были похожи на начинающийся дождь: сперва капли падают редко и неохотно, но постепенно усиливаются, а потом тучу прорывает ливнем. Лайковый ливень начался, когда ближе к ночи один из Марининых рисунков перепостил у себя блогер-тысячник. К утру у неё были первые десятки подписчиков, пара новых рисунков – и целая куча идей. * * * Всё-таки Марина опоздала – даже при том что забила на завтрак, а до остановки почти бежала. Пускай опоздание было небольшим, в пределах десяти минут, но это плохая идея – приходить на большую встречу позже, чем договорились. Первое впечатление можно произвести лишь один раз; обидно стать «а, той, которая опаздывает» или «помните ту, которая пришла вся красная и всклоченная?» Выбежав из подземного перехода, Марина наскоро поправила юбку, провела рукой по волосам, погляделась в зеркальце и убедилась, что лицо у неё выглядело пусть не идеально, но нормально. Сделала несколько глубоких вдохов и твёрдым шагом направилась к памятнику в центре аллеи – туда, где договорились собраться все идущие на пикник. Около памятника было две группки людей – одна побольше, другая поменьше. И ни в одной не было знакомых лиц. Неужели Наташа с товарищами уже ушли? Сердце забилось чаще. Марина снова нырнула рукой в сумку – за смартфоном. – Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – бесстрастно заявил автоответчик. Наташа обиделась и отключила телефон? Марина тряхнула головой, прогоняя глупую панику. Скорее, Наташин телефон разрядился – или она сейчас там, где сеть не ловит. Марина с тоской снова перевела взгляд на людей у памятника. Кого из них первыми спросить, не из Наташиной ли они компании?.. – Эй, ты чего тут грустишь? – раздался за спиной знакомый голос. Тот самый голос, с которым Марина так весело болтала обо всём на свете несколько дней назад. – Пойдём к ребятам! Наташа, приобняв Марину, замахала рукой той группке, которая была побольше. В ответ ей тоже замахали, кто-то выкрикнул приветствие. Хорошо, когда кто-то опаздывает ещё сильнее, чем ты. Тогда твоё опоздание как бы и не считается. Наташа тоже оказалась не последней: Костя и ещё несколько человек подтянулись позже. А Валерка, как выяснилось, вообще выпал из обоймы: он написал организатору пикника, что на него свалился форс-мажор. Итого набралось почти три десятка человек. Ещё пара обещали присоединиться к ним непосредственно в парке – они жили рядом с ним. Стратегия Марины была проста и привычна: держаться поближе к знакомым и помалкивать, пока не спросят. Но набрать в рот воды ей не дали: Костя тоже был рад возможности повспоминать былое, поспрашивать о её нынешней работе и об общих знакомых. Если Наташа почти не изменилась – у неё теперь была другая причёска да лицо чуть заострилось, то Костю Марина сперва не узнала: он весь как-то заматерел, отрастил усы, набил на предплечье цветную татуировку, стал носить очки в массивной оправе. Даже говорил он теперь иначе – с ленцой и хрипотцой. Но сложнее всего после долгой разлуки заново привыкнуть друг к другу – а дальше уж дело идёт на лад. Когда они добрались до парка, выбрали место, расстелили на траве пёстрые пледы, разложили принесённую еду, Наташа как-то незаметно сделала так, что Марина снова оказалась рядом с ней и Костей. Наташа успевала общаться почти с каждым из коллег – и при этом не оставляла Марину куковать в одиночестве. Её дружелюбия хватало на всех. Чем-то Наташа была похожа на Яну – или Яна была похожа на неё. Это осознание стало неожиданным, зато многое объясняющим. Слова «зной» и «солнцепёк», казалось, были придуманы специально для таких дней. Прошлое лето выдалось прохладным, дождливым – зато нынешнее грозилось побить температурные рекорды. В некоторых регионах уже разгорелись лесные пожары; рядом с Марининым городом пожаров пока не было, зато солнце жарило так, что дойдёшь до магазина – и нос обгорает, посмотришь на небо – и в глазах плывёт от лучезарности. Временами какое-нибудь полупрозрачное облачко предпринимало робкую попытку прикрыть солнце. Но раскалённое светило тут же прогоняло или выжигало наглеца. Даже солнцезащитные очки не особо помогали: в тени линзы казались чёрными, а на солнце они как будто становились обычными стёклами и почти не уменьшали яркость. Всеобщих благодарностей и нескольких признаний в любви удостоился парень с сумкой-холодильником: у него там были сидр, пиво и разные безалкогольные напитки. Марина с чувством сказала «спасибо», выбрав и получив апельсиновый сок. Он был кисло-сладким, освежающим… Единственный недостаток – сок очень быстро закончился. Сначала компания сидела под открытым небом. Вскоре она засобиралась переезжать. Обычно в жизни трудно найти место под солнцем; сейчас в парке было трудно найти место в тени. Уж очень высока была конкуренция. Однако им повезло: большое семейство как раз начало сворачивать свои коврики и собирать складные стулья, и Наташина компания тут же заняла освободившийся участок под деревьями. Перекусив, особо жаропрочные товарищи вооружились фрисби с бадминтоном и вернулись на открытое пространство, чтобы поиграть. Марина и другие тенелюбивые проводили их восхищённо-испуганными взглядами и стали держать совет: большинство высказалось за то, чтобы переехать ещё раз – к реке. Там они снова попадут под палящие лучи, да и народу на берегу наверняка ещё больше, чем под деревьями, зато можно будет помочить ноги и руки в прохладной реке. Или даже окунуться. Купаться в городе – так себе идея. Даже в парках вроде этого, где река втекает в город, а не вытекает из него, напитавшись всей возможной дрянью. Марина как-то раз попробовала, ещё когда была подростком, – и не успела она доехать до дома, как её кожа зачесалась, а затем покрылась мелкой красной сыпью. Но с тех пор закрылось несколько заводов, экология стала хоть чуточку благоприятнее, да и пляж здесь был лучшим из всех: парк располагался на самом севере и был большим, зелёным, находился вдали от промзон и жилых кварталов. Высоко в небе носились ласточки – как маленькие округлые болиды, по форме и окрасу слегка смахивавшие на косаток. Забавное совпадение: касатки (ласточки) и косатки (киты-убийцы) даже назывались похоже. Марина вечно путала одних с другими, пока не придумала проверочную цепочку слов: «касатик» – это что-то ласковое, а значит, про птичку, а не про морского хищника, поэтому ласточка – касатка, через все «а». Ласточки успевали не только быстро летать и маневрировать, но и издавать громкие журчащие звуки, ласкавшие слух и делавшие лето ещё более летним. По сути это, наверное, было то же самое, что автомобильные сигналы в оживлённом трафике. Только гораздо мелодичнее. Марина отстала от группы, чтобы на минутку заскочить в здание с лаконичной надписью «WC». Но минутка растянулась до четверти часа: пришлось отстоять длинную очередь из тех, кого посетило то же желание. Сейчас Марина была безмятежна, как гладь реки: Наташа подробно объяснила, куда именно они идут, назвала пару ориентиров, да и телефон её был в сети. К пляжу вела живописная тропинка: справа тянулись к небу сосны, наполнявшие воздух терпковатым запахом смолы и хвои, и попадались уютные беседки, а слева блестела река. Здесь люди не купались, потому что берег был высоковат, метра два над водой. Даже рыбаков не было. Однако пройдя мимо зарослей камыша, Марина краем глаза заметила внизу что-то белое. Это оказалось платье. Внизу, по щиколотку в воде, стояла женщина; подол её платья, похожего на ночнушку, намок – но она этого будто не замечала. Ещё удивительнее были её волосы: длинные, почти до колен, тёмные, спутанные. Женщина стояла неподвижно, её лица не было видно. Но вот она медленно начала поворачиваться. Будто льдинкой по спине провели – Марине стало зябко, побежали мурашки, хотя вокруг по-прежнему был жаркий летний день. Солнце лило на землю тяжёлое расплавленное золото. Воздух сгустился и замер. Звуки умерли. Время остановилось. Марина захотела уйти – и не смогла. Захотела отвернуться – и не смогла. Это было похоже на кошмарный сон. Женщина поворачивалась – всем телом, вокруг своей оси. Медленно и неизбежно. Стало видно её ухо. Щека. Глаза – ярко-красные и глядевшие прямо на Марину. Марина содрогнулась. Её ноги ожили и сами собой отступили на шаг назад. Она моргнула. Когда её глаза вновь распахнулись, никакой женщины внизу не было. Марина плохо помнила, как добралась до Наташи с компанией. Ноги спотыкались на ровном месте, по ним разлилась щекочущая слабость – словно она их отсидела. Голова кружилась. Изображение перед глазами плыло. Стоило напрячься – и линии вновь обретали чёткость; стоило расслабиться – и зрение заволакивало дымкой. Всё вокруг казалось ирреальным. Точно ли это была явь, а не сон? – Эй, на тебе лица нет. Ты в порядке? – забеспокоилась Наташа. – Да просто перегрелась. Сейчас зайду в воду – полегчает, – махнула рукой Марина, растянув губы в улыбке. В воду не хотелось. Вода напоминала о красноглазой женщине. Когда лодыжки что-то коснулось, Марина едва не подпрыгнула. Спокойно, спокойно, это просто водоросли или проплывавшая мимо рыбка. Никто и ничто не подстерегает её под водой. Не тянет к ней свои холодные руки. К лицу приросла маска: Марина улыбалась, обсуждала отпуска и сериалы, даже поиграла в «аквафрисби» (кто-то придумал запускать летающую тарелку на отмели, совместив приятное с приятным). Лишь однажды она зависла, потеряв нить разговора и самообладание, – когда рядом промелькнуло что-то длинное и белое. Но присмотревшись, Марина поняла, что это обычная девушка в белом сарафане, у неё даже волосы были другие – русые и собранные в пучок. Сила воли и приятное окружение помогли не ударить в грязь лицом: Марина не сбежала с пикника, а осталась вместе со всеми – до тех пор, пока одна большая группа не начала распадаться на множество мелких. Первой отчалила семейная пара: им надо было ехать забирать ребёнка. Тут и остальные спохватились, стали смотреть на часы и прикидывать маршруты. Кто-то предложил устроить «афтепати» в баре неподалёку, соблазняя товарищей десятками видов крафтового пива. Кто-то, перегревшись и набегавшись, тыкал пальцем в приложение по вызову такси. Наташа собиралась идти к автобусным остановкам, и несколько человек, в том числе Костя и благодетель с сумкой-холодильником, вызвались идти с ней: там останавливалось сразу несколько удобных маршрутов. Марина тоже присоединилась к Наташиной группе: автобус был не самым удобным вариантом, от остановки придётся минут пятнадцать идти до дома – но что угодно было лучше, чем остаться сейчас одной. Увы, одиночество сделало обманный манёвр: до остановок-то они дошли всемером, но уже на месте выяснилось, что по Марининому маршруту едет один-единственный человек – сама Марина. Разумеется, в автобусе были люди – хоть и не час-пиковые толпы. Но каждый пассажир был сам по себе, словно в невидимом пузыре. Негласные правила больших городов: не пялиться, не вслушиваться, не замечать. Марина и сама следовала этим правилам. Нашла себе закуток, встала поудобнее (садиться в транспорте она не любила: неохота было лишний раз всматриваться в пассажиров, проверяя, не надо ли кому-нибудь из них уступить место. Да и ехать было недалеко), прислонилась спиной к стене, уткнулась в смартфон – проверить комментарии, узнать, не появились ли спойлеры к следующей серии, а то и написать пару сообщений. Обыденность, в которую так удобно прятаться от всего необычного. Но если это была игра в прятки, то Марина её проиграла. На следующей остановке в автобус зашёл всего один пассажир; Марина даже не думала поднимать глаза от смартфона, однако внутренняя сигнализация врубила сигнал тревоги. Взгляд скользнул к новому пассажиру. В этом пассажире – точнее, пассажирке – не было ничего примечательного. Средний рост, средний возраст, невыразительная одежда, нейтральное выражение лица. Такие люди как невидимки: их присутствия не замечают, их отсутствия – тоже. Они не вызывают дискомфорта, желания отодвинуться от них или пересесть; не вызывают и порыва позаботиться – до старости им ещё далеко, никаких особых потребностей или плохого самочувствия не заметно. Это была просто женщина. Одна из миллионов таких же. Взгляд Марины вернулся к экрану. Проблесковый маячок внутренней сигнализации перестал вращаться. Но не погас. Блоги резко утратили интересность: пришлось трижды перечитать одну строчку, чтобы понять, о чём в ней речь. Всё внимание стремилось к невзрачной пассажирке, притягивалось к ней как магнитом. Пассажирка была почти напротив. Её взгляд был таким же отсутствующим, как у большинства других людей в автобусе: погрузилась в себя, отгородилась ото всех. Неподвижная и безэмоциональная, как статуя. Рассматривать в ней было нечего. Но прежде чем вернуться к чтению, Марина заметила какое-то шевеление в автобусном окне, рядом с которым сидела незнакомка. Шевелился не заоконный пейзаж, а отражение женщины. В котором не было ничего общего с её лицом. Марина шумно вдохнула. Отражение будто услышало её: теперь оно было не в стекле, оно проступало сквозь лицо пассажирки. Пульсирующе, прозрачно: вот его почти не видно – а вот оно почти перекрывает лицо, как жуткая маска. Вытянутая, искривлённая, покрытая крючьями и россыпью мелких чёрных глазок. В этих насекомьих глазах не было зрачков – но Марина почувствовала, что они смотрят на неё. Она перегрелась. Или спятила. Такого просто не может быть. Она не спит, это не может быть кошмар… Но что это тогда?! Зубы впились в щёку. Марина сильно прикусила щёку изнутри, чтобы почувствовать боль и проснуться – если это всё-таки был сон. Боль была вполне реальна. Чудовище тоже было реальным и никуда не исчезало, оно продолжало мерцать сквозь лицо пассажирки. Зашипели двери, голос из динамика объявил название очередной остановки – Марина не расслышала, какой. И не разглядела, в кого врезалась в дверях. Самообладание, которое помогало ей держаться днём, иссякло. Растратилось до последней капли. Её гнала слепая паника, Марина вывалилась из автобуса на тротуар и не разбирая дороги метнулась куда-то в сторону. Куда угодно, лишь бы подальше от проклятого автобуса. – Эй, куда лезешь?! – скрип тормозов, протяжное бибиканье, ругающийся водитель. Который чуть её не задавил.