Ее больше не тошнило. Внутри и так была пустота. В комнате ожидания Симона уснула, положив голову на колени Сиси. Потом проснулась и продолжала лежать с такой мутной головой, что в комнате, казалось, плавал тонкий слой тумана. Сквозь этот туман она видела мужчину с седыми волосами и голубым от щетины подбородком. Он говорил с миссис Брайс. Миссис Брайс снова плакала, но теперь не так, как тогда, в туалете. Она сжимала руки на коленях, сжимала губы, но все кивала и кивала. И даже сквозь слой тумана Симона видела облегчение. Тиффани не умерла. Как Тиш. Или как Трент. Ми тоже не умрет. Она не может умереть. Они ждали. Симона вновь уснула, правда, неглубоко, и поэтому почувствовала, как Сиси напряглась. Вышла женщина-доктор с иссиня-черными, стянутыми в узел волосами. У нее был акцент – возможно, индийский. Впрочем, акцент растворился в тумане, когда Симона осознала слова и вскочила. Ми пережила операцию. Пуля задела правую руку. Мышцы не повреждены. Пуля задела правую почку. Прооперировано. Вероятно, повреждений не останется. Пуля в груди. Легкие полны крови. Дренаж, операция, переливание крови. Следующие двадцать четыре часа будут критическими. Ми – молодая и сильная. – Когда ее переведут из хирургии в реанимацию, мы разрешим посещение. На короткое время, только по два человека. Она под седативными препаратами, – продолжала врач. – Пусть поспит несколько часов. А вы должны немного отдохнуть. Миссис Юнг плакала. – Спасибо. Спасибо. Мы подождем и потом придем к ней. – Мистер Юнг обнял жену за плечи. – Я отведу вас в отделение реанимации. Только родных, – добавила доктор, глянув на Симону и Сиси. – Эта девушка – наша семья, – сказал мистер Юнг. Доктор, смягчившись, посмотрела на Симону. – Мне нужно ваше имя для утвержденного списка посетителей. – Симона Нокс. – Симона Нокс? Первая позвонившая в «девять-один-один»? – Не знаю. Я звонила. – Симона, вы должны знать: позвонив так быстро, вы дали Ми шанс выжить. Я внесу ваше имя в список. Когда Симона вернулась домой и погрузилась в беспокойные сны, Майкл Фостер сидел возле больничной койки своей жены. Она спала. Когда проснется, она снова спросит о Брэди. У нее нарушена краткосрочная память, но память, сказали ему, восстановится. А пока ему нужно заверять ее снова и снова, что их сын цел и невредим. Рид Квотермейн. Они обязаны этим Риду Квотермейну. Она проснется. Она жива. Однако из-за пули в позвоночнике больше никогда не сможет ходить. Одна пуля попала чуть ниже лопатки, а вторая – в нижнюю часть позвоночника. Майкл Фостер пытался убедить себя, что им повезло. Надо верить, потому что нужно убедить в этом жену. Если бы пуля попала выше, ее могло парализовать полностью. Ей могла бы понадобиться дыхательная трубка, она не сумела бы даже повернуть голову. Им повезло. Она не потеряет контроль над мочевым пузырем и кишечником. Со временем и с помощью терапии научится управлять моторизованным креслом, даже сможет водить машину. Но его прекрасная жена, которая так любила танцевать, не сможет ходить. Никогда больше не будет бегать по пляжу с Брэди, гулять с ним в горах и ходить вверх и вниз по лестнице в доме, на который они так долго копили. Все потому, что трое чокнутых эгоистичных ублюдков решили развлечь себя бессмысленным убийством. Даже неизвестно, кто из троих выстрелил в его жену, мать его ребенка, любовь всей его треклятой жизни. Не важно, кто из них, думал Майкл. Они все это сделали. Джон Джефферсон Хобарт, он же Джей-Джей, семнадцать лет. Кент Фрэнсис Уайтхолл, шестнадцать лет. Девон Лоуренс Полсон, шестнадцать лет. Подростки. Социопаты, психопаты. Плевать, какой ярлык навесят на них психологи. Майкл знал число погибших – по крайней мере, на четыре утра, когда он в последний раз проверял. Восемьдесят девять. И его Лиза была одной из 242 раненых. Потому что три извращенца, вооруженные до гребаных зубов, пятничным вечером вошли в торговый центр с миссией убивать и калечить. Миссия выполнена. Он не считал их среди погибших – они не заслуживали того, чтобы их считать, – но был благодарен тому полицейскому, который убил Хобарта, и был рад, что другие двое застрелились сами или застрелили друг друга. По состоянию на четыре утра эта деталь оставалась невыясненной. Он был рад, что не будет суда. Рад, что ему, человеку, посвятившему себя спасению жизней, не придется проводить бессонные ночи, воображая, как он убивает их сам. Лиза пошевелилась. Майкл наклонился к ней ближе. Она открыла глаза, и он поднес ее руку к губам. – Брэди? – Он в порядке, милая. Он у твоих родителей. – Я держала его за руку. Я схватила его и побежала, но потом… – С ним все в порядке, Лиза, милая, он цел и невредим. – Я так устала… Она снова заснула. Майкл продолжал смотреть, как она спит. Рид проснулся на рассвете. В голове гудело, глаза жгло, горло было сухое, как пустыня. Самое жуткое похмелье без капли алкоголя. Он принял душ – в третий раз с тех пор как вернулся домой к своим измученным беспокойством, но обрадованным родителям и плачущей сестре. Он никак не мог избавиться от ощущения крови Энджи, которая пропитала его брюки и попала на кожу. Рид закинул в рот таблетку «адвила», запил водой прямо из крана. Потом включил компьютер. Истории о стрельбе в торговом центре занимали первые страницы всех новостей. Он внимательно прочитал три имени, посмотрел фотографии. Ему показалось, что он где-то видел Уайтхолла раньше, но не мог вспомнить где. Он узнал Полсона – видел, как тот, смеясь, стрелял в мертвое тело. Один из них убил Энджи. В новостях сообщали, что третий, Хобарт, не вышел из кинотеатра. Один из них убил Джастина, водителя в «Манджи», впервые пошедшего на летнюю подработку. И Люси, официантку. Она планировала уволиться в конце года и вместе с мужем путешествовать по стране в трейлере. И посетителей. Он не знал сколько. Дори в больнице. И Бобби, и Джек, и Мэри. Рози сказала ему, что парень с винтовкой вошел через стеклянные двери, обстрелял главный зал и снова вышел. Десять секунд, двадцать. Больше и не надо.