– Едва. То, что мне нужно, находится наверху, в моих личных покоях. Трудно представить, чтобы кто-то спрыгнул оттуда без травм. Вряд ли я стала бы так рисковать прыгать с верхнего этажа. – Нет, – повторяет Комсток, на этот раз крепче сжимая ее руку, и хотя она пытается вырваться, не может. – Колфакс, держи вторую. Колфакс входит в кабинет, и Тенни умоляюще смотрит на него: – Надеюсь, вы более благоразумны, чем этот джентльмен, сэр. Мне нужно побыть одной, чтобы заняться личным делом. – Она делает паузу, а затем добавляет: – Женского рода. Лицо Колфакса слегка вспыхивает красным. Глаза Комстока вылезают из орбит, и он роняет руку Тенни, будто она в огне, и проводит ладонью по куртке. – Мне нужно пойти с ней, – говорю я. – По той же причине. – Конечно, – заикаясь, бормочет Колфакс, отходя от двери. – Мы… эм… просто… подождем. У лестницы. Пока вы не… закончите. Комсток ничего не говорит. Он все еще пытается вдохнуть, и его лицо приобретает довольно тревожный оттенок фиолетового. Я следую за Тенни, на лице которой сияет довольная улыбка. – Каждый раз срабатывает, – говорит она, отпирая чердачную дверь, – особенно с благочестивыми типами. Но почему ты последовала за мной? Мне просто нужно поговорить с Зулу… – А мне нужно поговорить с тобой. На чердаке темно, если не считать солнечного света, проникающего через единственное окно, частично закрытое плечами молодого человека, выглядывающего наружу. На полу стоят несколько детских кроваток, кровать и два стула. Повсюду кипы бумаг, разбросанных среди книг и офисного оборудования. Зулу подбегает и обнимает тетю. Зеленая шляпа все еще висит у нее за спиной. За ней следует молодой человек, издавая странные звуки. Это, должно быть, Байрон, старший ребенок Виктории, родившийся с повреждением мозга. Тенни тянет и его в свои объятия. – Все в порядке, Байрон, – говорит она, поглаживая его по спине. – Но нам все равно нужно быть очень, очень тихими и сидеть в кресле. Ты можешь сделать это для тети Тенни? Байрон кивает и прикладывает палец ко рту, издавая звук «тс-с». Затем он возвращается на свое место у окна, все еще прижимая палец к губам. – Зулу, как только все уйдут, отведи Байрона к тете Утике. Ее лицо вытягивается: – А мы не можем просто остаться здесь? Я могу позаботиться о нем, ты же знаешь! Утика злая, как змея… – Я знаю, что ты можешь позаботиться о нем. Но я подозреваю, что полиция может вернуться и начать обыск после того, как мы уйдем. Я хочу постараться уберечь вас от них. Рокси и папа Бак сейчас у Утики. Байрон переночует там, и все будет в порядке. Вы справитесь. Ни Теннесси, ни Зулу, кажется, не уверены в этом заявлении, но Зулу отвечает: – Да, тетя Тенни. – Потом она смотрит на меня: – Вы пришли сюда, потому что хотите вернуть свою шляпу? Я бросаю взгляд на платье. – Как ты узнала, что это я? – Твои глаза. И розовое пятно на шее. Моя рука поднимается и касается правой челюсти. Шрам теперь едва заметен, осталось лишь обесцвеченное пятно. – Почему вы поменялись одеждой? То платье было гораздо красивее. Я слабо улыбаюсь ей: – Можешь оставить шляпу себе. И у тебя острый глаз. – Да, – говорит Зулу. – Мама и тетя Тенни говорят, что через несколько лет я стану хорошим писателем для газеты. При слове «газета» Тенни оборачивается на стопки бумаг и оборудование и вздыхает. Зулу это заметила: – Хочешь, я и Байрон возьмем бумаги с собой? – Нет, милая. Мы уже вывезли на улицу две телеги, прежде чем появился этот мерзкий человечек. Этого должно быть достаточно. Каждое слово на этих страницах – правда, и мы имеем право печатать их. У нас есть друг на другом конце города, который напечатает еще один тираж сегодня вечером. А ты просто позаботься о Байроне и о себе. Затем Тенни поворачивается ко мне с пронзительным взглядом. – Так кто же ты на самом деле? Почему ты поменялись с Пруденс, если знала, что эти люди собираются ее арестовать? – Мы пришли за одним и тем же, мисс Клафлин. Ваша сестра взяла то, что принадлежит нам. Нам нужно это вернуть. – Это из-за того уродливого кулона с песочными часами? Пруденс отдала его Викки. Вот что она мне сказала, а моя сестра всегда говорит мне правду. Я начинаю возражать, но она поднимает руку и наклоняется к Зулу. – Нам пора идти. Смотри, чтобы Байрон был подальше от окна, ладно? Кто-нибудь может его заметить. Мы с мамой увидимся с вами завтра. Зулу кивает и подходит к брату, с тоской наблюдая, как мы уходим. – Комсток, вероятно, уже направляется в здание суда, – говорит Тенни. – Мне показалось, что его голова вот-вот взорвется. Но у них уже наверняка заканчивается терпение, и даже если ты и вправду не Пруденс, тебе все равно придется пойти с нами. Иначе они придут искать тебя и найдут Зулу и Байрона. – Ладно. Мне все равно нужно поговорить с Викторией. Я с радостью заплачу ей за кулон. Она смеется, спускаясь по лестнице впереди меня. – Слишком поздно. Вики продала эту ужасную вещицу несколько недель назад – вместе со всем остальным, что у нас было, пытаясь наскрести на арендную плату. – Продала? Кому? Она не отвечает. Маршал Колфакс стоит на лестничной площадке один. Я заглядываю в кабинет, когда мы проходим мимо, но Комстока нигде не вижу, поэтому Тенни, возможно, была права. – Здравствуйте, мистер Колфакс, – говорит Тенни. Она кладет руку ему на сгиб локтя и кокетливо улыбается. – Теперь я готова идти. Ну что, пойдем? Десять минут спустя я уже втискиваюсь в карету между Тенни и Адамсом, младшим маршалом. Вудхалл и Блад сидят напротив нас. Комсток уже давно уехал, и Колфакс решил ехать вместе с водителем. Тенни теснее прижимается к окну. – Им следовало позволить нам дойти до здания суда пешком. Было бы намного быстрее, чем на этих волах. И комфортнее. Мне очень хочется спросить об отсутствии лошадей, но я держу язык за зубами. Все остальные, похоже, знают, что происходит, и признание моего невежества в этом вопросе не улучшит мое нынешнее положение. – Раз уж мы здесь задержимся, – говорю я Виктории, – может быть, поговорим о моем медальоне? Тот, что ты одолжила? Она шмыгает носом. – Я думала, это был подарок, мисс Пирс. В знак признательности после моего выдвижения на пост президента. Моя рука прижата к боку Адамса, поэтому я чувствую, как его ребра вздымаются, когда он изо всех сил пытается сдержать смех. Его бесстрастное лицо, должно быть, тоже нуждается в тренировке, потому что Виктория бросает на него многозначительный взгляд. – Разве вы сомневаетесь, что правительство было бы лучше, если бы в этом деле участвовали женщины, офицер Адамс? Допустила бы ваша мать тот уровень коррупции, который мы наблюдаем в этом городе? Стала бы она голосовать за лидеров, которые позволяют детям голодать на улицах, в то время как богатые живут в роскоши? Или же она потребовала бы ответственности? Адамс не отвечает. Она собирается снова заговорить, но я обрываю ее: – Это был не подарок. Я пыталась быть вежливой, но ты взяла его без разрешения. И мне нужно его вернуть. – Вот что я тебе скажу, – говорит Вики. – Я попрошу своего адвоката представлять тебя, чтобы тебе не пришлось провести в тюрьме больше, скажем, недели или около того. Неужели это недостаточная плата за такую ничтожную безделушку? – Это принадлежало моей бабушке. Я не хочу оставаться в этом городе. Здесь для меня нет работы. Но я не могу вернуться домой без кулона. Мой дедушка будет в ярости, и… он совсем не добрый человек. В этом есть доля правды, но Виктория на это не купится. – Демосфен говорит, что этот медальон вовсе не твой. Я понятия не имею, кто такой этот Демосфен, но она говорит так, будто я должна его знать. – Значит, Демосфен лжет. Виктория выглядит так, как будто я только что дала ей пощечину: – Духи не могут лгать! Я точно знаю, зачем тебе нужен кулон, но такая вещь должна быть в руках того, кто способен общаться с духами. И вообще, у меня его больше нет. Я не могла понять, как работает… застежка. Поэтому я продала его. – Кому? – Знакомому, который занимается подобными вещами. Я подумала, что он, возможно, сумеет его верно использовать, и он был готов дать мне за него шесть монет. Семьдесят пять центов? Даже до доллара недотянула.