– Нет. – Глаза женщины всё ещё оставались расширенными от испуга. И Наполеонов не мог понять, боится она за себя или опасается за мужа. Ответ на свой вопрос он получил спустя минуту. – Иван не мог убить Вадима, – сказала женщина, – он вообще, в принципе, никого не может убить! Он даже драться не умеет. – Это плохо, – сказал следователь. И тут уже настала очередь Марины недоумевать, разгадывая, что же хотел сказать этими словами следователь. Новый вопрос заставил женщину вздрогнуть: – Вы понимаете, Марина Гордеевна, что у следствия два главных подозреваемых – вы и ваш муж? – Но зачем мне было убивать Вадима? – воскликнула она. – Мы с ним любили друг друга! И хотели пожениться! – Это вы так говорите, – невозмутимо проговорил следователь. – Костюков, увы, не может ни опровергнуть, ни подтвердить ваши слова. – Что же делать? – заплакала женщина. Следователь пожал плечами. * * * Телефон, с которого звонили Чибисову, был зарегистрирован на некую Авдотью Егоровну Лапушкину. Проблем с обнаружением Лапушкиной у оперативников не возникло. Авдотья Егоровна проживала там же, где была прописана, а именно в однокомнатной квартире на первом этаже обшарпанной хрущёвки в одном из самых отдалённых спальных районов города. Проблема была в другом – Авдотье Егоровне пошёл девяносто восьмой год, и никакого сотового телефона у неё отродясь не было. К счастью для оперативников, старушка неплохо соображала, не была ни слепой, ни глухой. Даже не взглянув на их документы, она сразу пригласила их в квартиру. После того как Ринат заикнулся о том, что в наше время нельзя быть такой доверчивой, Авдотья Егоровна отмахнулась: – Не станете же вы обманывать старуху. – Мы-то не станем. – Ахметов всё ещё не оставлял надежды вразумить старую женщину. Но она в ответ только хихикнула, точно малый ребёнок. И Любава тихонько толкнула Рината локтем в бок, мол, оставь её в покое. Ринат тяжело вздохнул и спросил: – Авдотья Егоровна, где ваш сотовый телефон? – Чего-чего, милок? – недоверчиво покосилась на него Лапушкина, видно, решив, что ослышалась. – Телефон, я спрашиваю, где? – Так на тумбочке он в прихожей. Ринат не поленился, вышел в прихожую, тщательно осмотрел тумбочку, ставшую таковой после того, как был спилен верх этажерки шестидесятых годов прошлого века. На вязанной крючком салфетке стоял только древний стационарный телефонный аппарат, местами уже облупившийся от времени. – Авдотья Егоровна, – крикнул оперативник, – здесь только стационарный телефон. Лапушкина уставилась круглыми глазами на Залескую и спросила: – Дочка, он что-то про стационар сказал. Я не поняла. В больнице-то я давненько не была. Чего мне туда шляться, если у меня ничего не болит. «Вот кремень бабка!» – с восхищением подумала Любава и попыталась объяснить: – Бабушка, он не про больницу, а про сотовый телефон. – Любава вытащила свой смартфон и показала Авдотье Егоровне: – Вот! – А, так вы про эту коробочку талдычите, нет, у меня такой нет. Да и зачем она мне? «И то верно», – подумала Любава и тихо вздохнула. – Авдотья Егоровна, – вернувшийся в комнату оперативник сел напротив Лапушкиной, – скажите, пожалуйста, а вы свой паспорт в последнее время никому не одалживали? – Как это? – Может, у вас паспорт брали люди, представившиеся работниками соцслужбы, ЖКХ или ещё что-то в этом роде? Лапушкина покачала головой, а потом вдруг радостно захлопала в ладоши: – Вспомнила! Месяцев шесть назад паспорт мой дочка брала! – А как фамилия вашей дочки и где она живёт? – тотчас спросил Ринат. – Фамилию я её не спрашивала, и где живёт она, я не знаю. – Как же так? – растерялась Любава. – Вы ничего не знаете о своей дочери? – Так она не моя дочь! – хихикнула старушка. – А чья? – А я почём знаю, – развела сухенькие ручки в стороны Лапушкина. – Но вы же сами сказали… – начала Любава. – Так это же я просто так её назвала! – догадалась о причине возникшей путаницы старушка. – Вот вы для меня, – обратилась она к Любаве, – тоже дочка. – То есть вы отдали свой паспорт абсолютно незнакомой вам девушке? – насупился Ринат. – А зачем мне с ней знакомиться? – удивилась Лапушкина. – Она сказала, что правительство перечислило мне тринадцатую пенсию и ей нужен мой паспорт, чтобы доставить деньги мне на дом. – Что сделало правительство?! – изумлённо ахнул Ринат. – Перечислило мне тринадцатую пенсию. – И вы поверили?! – сердито спросил оперативник. – А почему нет? – парировала Авдотья Егоровна. – Вот раньше нам всегда выдавали тринадцатую зарплату. – Вы бы ещё вспомнили про царя Гороха! – вырвалось у Ахметова. – При царе жили плохо, потому что пенсии не было, – внушительно проговорила Лапушкина, – а при советской власти о народе заботились. – Так теперь же давно власть не советская! – воскликнул оперативник. – Твоя правда, – грустно вздохнула старушка. – Буржуи вернулись! Изо всех щелей поналезли, весь двор запрудили своим металлом! И в универсаме так и хапают всё целыми тележками. – Наконец-то в голосе старушки прорезалась классовая ненависть. – Не в универсаме, а в супермаркете, – машинально поправила Любава. – И потом, бабуленька, некоторые семьи сразу на неделю продукты закупают. Днём работа, дети малые, по магазинам больно-то не побегаешь. – И то верно, – смягчилась Авдотья Егоровна и пустилась в воспоминания: – Мы, бывало, за килограммом гороха по два часа стояли, а перед тем как Леонид Ильич, царство ему небесное, золотой души человек, к власти пришёл, в очереди за хлебом стояли, занимали в шесть-пять часов утра. – Авдотья Егоровна, – Любава попыталась вернуть старушку в сегодняшнее время, – значит, вы утверждаете, что отдавали свой паспорт девушке и она принесла вам тринадцатую пенсию? Или всё-таки не принесла? – Как не принесла?! Конечно, принесла! Всё по-честному. – И сколько там было денег? – Три тысячи! – гордо заявила старушка. «Не поскупился Пенсионный фонд, – хмыкнул про себя Ахметов, – и всё правительство иже с ним», а вслух спросил: – А паспорт она вам вернула? – Конечно, вернула, на кой ляд он ей сдался, паспорт-то мой? – возмутилась Авдотья Егоровна. – Бабушка, а вы не помните, сколько времени отсутствовала эта женщина с вашим паспортом?