– А где она? – На тумбочке возле кровати. Марина прижала руки к лицу и подумала о том, что её личная жизнь завязалась в такой тугой узел, который не развязать. Если только разрубить… Вадим отсутствовал пару минут. Вернувшись на кухню, он протянул ей заколку, взял свою чашку кофе и, поднеся её ко рту, успел сделать всего пару глотков. А потом судорожно взмахнул рукой и рухнул на пол. По его остекленевшим глазам она поняла, что любовник мёртв, но всё-таки, пересилив свой страх, дотянулась до его руки и попробовала найти пульс. Пульса не было. С минуту она постояла в оцепенении, а потом бросилась в спальню одеваться, напоследок схватила свою сумочку и выбежала из квартиры. Она бежала, вернее, неслась сломя голову, по выложенной плиткой дорожке от подъезда к своей машине, оставленной на стоянке за углом. Налетев на кого-то, она услышала звук пустого ведра, покатившегося по дорожке, но не извинилась, не остановилась, услышала нёсшиеся ей вслед ругательства и побежала ещё быстрее. Она была почти у цели, когда из-за угла вышел мужчина с матерчатым мешочком, и, когда Марина столкнулась и с ним, он отлетел от неё, как мячик, вспоминая при этом то ли её, то ли свою мать, но она уже была далеко. Оказавшись на стоянке и вставив ключ зажигания, она тронула машину с места и умчалась прочь. Глава 1 Калерия Геннадьевна Попова была сегодня не на шутку встревожена, она уже который день подряд не могла дозвониться до своего квартиранта Вадима Аркадьевича Костюкова, человека уважаемого и со всех сторон положительного. Дело в том, что шестого числа он аккуратно каждый месяц, ни разу не задержав оплату и на день, клал деньги за съём квартиры на её карту. Но вот прошёл день, другой, третий, а деньги так и не появились. Сначала тревожность Калерии Геннадьевны напоминала лёгкое облачко. Но с каждым днём она тяжелела и наконец достигла размеров грозовой тучи, которая вот-вот разверзнется и станет метать молнии и громы. И произошло это вовсе не потому, что Попова опасалась обмана со стороны Костюкова, нет! Несмотря на его молчание, она не сомневалась в его честности и порядочности. Именно потому, что Калерия Геннадьевна была уверена в Костюкове, она и мысли не допускала, что он просто игнорирует её звонки. С утра в её голову приходили мысли о том, что нужно поехать и открыть квартиру своим ключом, чтобы убедиться, что там всё в порядке, а потом уже думать о том, как найти Костюкова. Но врождённая деликатность профессорши тормозила её порывы. Калерия Геннадьевна думала, что это не совсем вежливо – врываться хоть и в свою собственную квартиру, но на время предоставленную другому человеку. Ведь если Костюков окажется в это время в квартире, то он сочтёт её женщиной не деликатной и не интеллигентной. Наконец, ближе к полудню её внутренний голос подсказал ей, что ехать всё-таки придётся. На всякий случай она позвонила на работу сыну и посоветовалась с ним. Сын ответил: – Мама, однозначно нужно съездить и посмотреть на всё своими глазами. Калерия Геннадьевна не стала уточнять, что именно сын имел в виду, говоря «на всё». Она решила, что сын произнёс это, повинуясь, как и она, своему внутреннему голосу. И она поехала. Машину водить Калерия Геннадьевна так и не научилась, поэтому сначала хотела вызвать такси, но потом сообразила, что прекрасно доберётся на метро, которое доставит её почти до самого места. На улице было тепло, вовсю светило солнце, и, несмотря на то что наступила вторая декада сентября, на газонах зеленела по-весеннему нежная травка, цвело огромное количество цветов, листья на деревьях не спешили бронзоветь и золотиться. А в кустах снежника радостно щебетали воробьи. Калерия Геннадьевна расстегнула верхнюю пуговицу своего лёгкого плаща и ослабила шарф. «Что-то я слишком тепло сегодня оделась», – подумала она на ходу. Но, войдя в подъезд, женщина ощутила внезапно охвативший её озноб. На лифте она поднялась на свой этаж и долго звонила в квартиру. Никто ей не открывал. «Так Вадим Аркадьевич, наверное, сейчас на работе. День-то будний, – запоздало сообразила она. – Надо было вечерком сюда подъехать». Калерия Геннадьевна в нерешительности потопталась на площадке перед квартирой, а потом всё-таки уговорила себя. «Я только одним глазком взгляну, что там и как, и сразу уйду», – решила женщина, набравшись смелости. Обе двери – и железная, и деревянная – открылись легко. Нос Калерии Геннадьевны каждую осень и весну оккупировал насморк, но даже при всём при этом она учуяла какой-то странный, как ей показалось, несвежий запах. Это заставило женщину на мгновение растеряться. Ведь она сдавала квартиру не бомжу какому-нибудь. Не мог же её приличный с виду квартирант настолько запустить жильё. Даже мысль непрошеная промелькнула: «Вот и доверяй после этого людям». Но Попова тотчас отогнала её от себя. Она прошла по коридору, заглянула в крошечную комнату, служившую ей и библиотекой, и кабинетом, в ней всё было нормально, потом открыла дверь в спальню и смущённо замерла на пороге – постель была разобрана, несвежее смятое бельё ясно говорило о том, чем здесь занимались. Калерия Геннадьевна неодобрительно покачала головой, но про себя всё-таки решила, что выказывать квартиранту своего неудовольствия пока не станет. Женщина отправилась на кухню, в уют которой она вложила особенно много труда и энергии, так как именно здесь любили засиживаться за чаем по вечерам её давние подруги. От картины, открывшейся её взгляду, Калерия Геннадьевна покачнулась, хотела закричать, но горло её сдавил спазм, и она только хватала воздух открытым ртом. А потом женщина, забыв о том, что ей вот-вот исполнится восемьдесят лет, опрометью кинулась вон. Когда она выбежала из квартиры на площадку, у неё прорезался голос. Попова громко закричала и стала стучать в двери соседских квартир: – Помогите! Помогите хоть кто-нибудь! Дверь одной из квартир открыла девочка лет восьми и спросила: – Тётя Каля, что случилось? Калерия Геннадьевна уже пришла в себя, она махнула рукой и потянула дверь открывшейся квартиры на себя так, что она захлопнулась. В это время щёлкнул замок другой квартиры, на пороге которой появился Василий Иванович Гусятников, заслуженный пенсионер примерно её возраста. – Что случилось, Калерия Геннадьевна? На вас лица нет! – воскликнул он, не на шутку встревожившись. – А где остальные? – снова начала хватать воздух ртом Попова. – Кто остальные? – не понял он. Она потыкала в две неоткрывшиеся квартиры. – Так Смысловы всем семейством в Турцию отдыхать уехали, не сегодня завтра вернутся. А Гасан Иванович в командировке уже две недели. Ключи мне оставил, чтобы я герань поливал и кошку его кормил. И тут, наморщив нос, Гусятников подозрительно покосился на Попову и спросил: – Что это за вонью из вашей квартиры несёт, Калерия Геннадьевна? – Так, Василий Иванович, квартиранта моего убили! – всплеснула руками Попова. – Как, то есть, убили? – не понял сосед. – До смерти! – вырвалось у Поповой. Гусятников хотел было зайти в квартиру Поповой и даже сделал несколько шагов, но потом передумал и спросил строго: – Вы, Калерия Геннадьевна, вызвали полицию? Она покачала головой. И Гусятников, вынув свой сотовый, стал нажимать на кнопки. – «Скорую» ещё нужно вызвать, – пробормотал он. – А «Скорую»-то зачем? – спросила Попова растерянно. – Так положено! – отрезал Гусятников. И они застыли оба, как два безмолвных стража на зыбкой границе между добром и злом. Первой приехала «Скорая». Врач только развёл руками и нервно закурил, выйдя на площадку, понимая, что необходимо дождаться полицию. – Чёрт-те что творится, – бурчал он себе под нос, – и кто только выдумал эти несносные правила? – У меня ещё два срочных вызова, – пожаловался он Поповой. Но та только беспомощно закивала в ответ, и тогда доктор принялся названивать диспетчеру, чтобы сообщить, что он задерживается на убийстве.