— Что случилось? — спрашиваю я, останавливаясь прямо перед Тристаном. Его серые глаза скользят по моим, и я замечаю в нём дрожь, когда протягиваю руку, чтобы дотронуться до крови у него на лбу. Он крепко хватает меня за запястье, останавливая на полпути к тому, чтобы я прикоснулась к нему. — Я говорил тебе, что я как яд… — шепчет он, его глаза так широко раскрыты, как я никогда не видела раньше. Поймите, что этот парень — нет, нет, теперь он мужчина — удручающе невозмутим. Его ничто не беспокоит. Ничто не может поколебать его. Он притворяется, будто его ничто и никто не волнует. — Я говорил тебе, что тебе было бы лучше выбрать кого-нибудь другого, кого угодно. Я пытаюсь отстраниться от него, но он сжимает моё запястье ещё крепче, а затем притягивает к себе. Наши губы соприкасаются, как электрический разряд, пробуждая мир к жизни, разгоняя тучи, разрывая атмосферу на части. Я не могу дышать без него, без аромата мяты и корицы, который всегда принадлежал ему. Язык Тристана уничтожает меня. Я больше не Марни Рид. Я принадлежу только ему. Трудно признать, но это то, чего я всегда хотела. Я хотела этого, когда увидела его в тот первый день, когда он назвал меня благотворительным случаем, когда он вознамерился уничтожить меня. Я не знаю почему, я не могу этого объяснить. Вот что делает любовь такой чертовски коварной. Это ядовитый поцелуй, боль, которую ты никогда не захочешь унять. Он отстраняется от меня так внезапно, что у меня перехватывает дыхание, я задыхаюсь, спотыкаюсь. Тристан отпускает меня и отворачивается, проводя рукой по лицу. Тогда Крид ловит меня, его рука на моей руке, его пальцы активируют каждое нервное окончание на моей обнаженной коже. Вы когда-нибудь видели, как проводится тест на дискриминационную чувствительность? Врачи используют штангенциркуль, чтобы проверить чувствительность кожи пациента. С Кридом Кэботом, который держит меня так, как сейчас, мне не нужен этот тест. Я чувствую всё — мучительно. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и напряжённость на его лице пугает меня. Крид не напряжён; он ленив. Он беззаботен. Он скорее сутулится, чем сидит. Он волочит ноги, когда ходит. Он смотрит на всех и вся полуприкрытыми сонными глазами и со здоровой долей притворной апатии. Есть только две вещи, которые выводят его из себя: секс и драки. Поскольку мы явно не занимаемся сексом… — Что происходит? — спросила я. Я сейчас в таком замешательстве. Черч Монтегю, будущий муж Шарлотты и один из пяти мужчин в её (боже, это слово такое неловкое) гареме, пропал ещё несколько часов назад. В этом наша проблема, вот в чём наш вопрос. Так почему же у Тристана Вандербильта течет кровь из головы, и он целует меня так, словно это конец? Почему Крид выглядит таким же убийственным, как в тот день, когда избил парня за то, что тот поделился обнажёнными фотографиями его сестры-близнеца Миранды? Сегодня стрессовый день — но он не должен быть напряжённым ни для меня, ни для кого-либо из моих парней. Моего гарема. Это такое странное слово. — Клуб «Бесконечность», — вот что говорит мне Крид. Требуется целая минута, чтобы эти слова дошли до меня; я вижу часы на стене слева от себя. Секунды отсчитывают время, пока я позволяю этой фразе блуждать по тайникам моего сознания, выуживая старые воспоминания. Болезненные воспоминания. Лучше всего оставить их забытыми воспоминаниями. — А что насчёт Клуба Бесконечности? — спрашиваю я так аккуратно, как только могу. Мы оставили всю эту чепуху позади в Подготовительной Академии Бёрберри, старшей школе, которую я посещала, а затем окончила с отличием вместе с Тристаном, Кридом, Зейдом, Виндзором и Заком. Да, моим гаремом. Гарем, который у меня всё ещё есть, в который не могу поверить, что он мой, и который, боюсь, слишком хорош, чтобы быть правдой. — Это не имеет никакого отношения к Клубу Бесконечности: это дела Университета Борнстеда. Это дедовщина какая-то. Это нехорошо, но это не имеет отношения к Клубу. Я не уверена, сколько раз я смогу произнести эти слова в одном предложении, но я скажу это столько раз, сколько потребуется, чтобы доказать, что это правда. — Марни… — Крид замолкает, протягивая руку, чтобы откинуть со лба свои белокурые волосы. Даже волосы у него ленивые, они сразу же ложатся на место, когда он перестаёт с ними возиться. Его пристальный взгляд, этот заброшенный арктический цвет бриза, заставляет мои колени подкашиваться под длинным подолом платья. — Может, это и дела Борнстеда, но дело не только в этом. Мой взгляд скользит по спине Тристана, когда он бросает королевский взгляд через правое плечо. Я всё ещё не понимаю, почему у него идет кровь, но если в этом замешан клуб… Я почти не хочу знать. — Посмотрим, получится ли у нас освободить бедного мистера Монтегю? — голос Тристана звучит незаинтересованно, отстранённо, тускло. Поскольку я так хорошо его знаю, то понимаю, что это на самом деле значит: он боится. — Где он? — спрашиваю я, потому что могу разобраться с клубными делами позже. А пока свадьба должна продолжаться. Глава 1 Марни Рид — выпускница Академии Бёрберри Борнстедский университет расположен в Скалистых горах Колорадо, в окружении деревьев и в течение полугода покрыт снегом. Это немного непривычно для меня, поскольку я всю свою жизнь прожила на Западном побережье Калифорнии, но, по крайней мере, это не абсолютный культурный шок. Ну, во всяком случае, не для меня. — Я не могу поверить, что это общежития, — недоверчиво усмехается Зейд Кайзер, склонив голову набок и приподняв солнцезащитные очки, чтобы изучить четырёхэтажное здание перед нами. Это всего лишь одно из восьми, построенное из брёвен и обрамлённое этими впечатляющими резными деревянными элементами. По-моему, они называются срубами. — Они больше похожи на хижины горцев. Пора доставать дробовик и лабрадора, чтобы я мог отправиться на охоту на уток. Я не могу решить, является ли его (реально плохой) акцент оскорбительным или лишь забавным. Вероятно, и то, и другое. Но, эй, эти парни вылеплены из разного теста. Порой их невежество может быть поразительным. Однажды Тристан спросил меня, есть ли у меня в доме ванная; я сказала ему, что у нас, обычных людей, есть только удобства во дворе. Он поверил мне. И Зейд тоже, если уж на то пошло. Возможно, даже Крид поверил. — Мило, — говорю я с лёгкой улыбкой. Иногда так больно улыбаться. Каждый раз, когда мои губы приобретают такую форму, я думаю о своём отце. Я скучаю по своему папе. Большая тёплая рука ложится мне на плечо, и я закрываю глаза, поднимая руку, чтобы коснуться руки Зака Брукса. Его прикосновения успокаивают так, что это трудно описать, в них есть что-то от чудесной фамильярности давнего друга, но с новизной новой любви. Я прикусываю нижнюю губу, когда Зак делает шаг вперёд и прижимается своим телом к моему, как щит из мускулов против новой жизни, нового мира, к которому, как мне казалось, я была готова. Не уверена, готова ли я к чему-либо прямо сейчас. Часть меня хочет свернуться калачиком в тёмной комнате и горевать, в то время как остальная часть меня хочет с головой уйти в учёбу, как я делала это всегда. Похоронив свои чувства в академических науках. — Миледи, с тобой всё в порядке? — спрашивает Виндзор, приподнимая очень броскую фуражку с козырьком, которая на нём надета. Люди пялятся на него. Я имею в виду, кто бы этого не сделал? Парень одет в бриджи, военную куртку с эполетами (прим. Эполеты — наплечные знаки различия военных чинов и воинского звания на военной форме). Всегда такой экстравагантный, этот английский принц. — Только скажи, кого мне нужно отмутузить, чтобы поднять тебе настроение. — Он выхватывает искусственный меч и довольно впечатляющим образом рассекает воздух, как будто действительно находится в разгаре фехтовального поединка. Вокруг нас образуется небольшой пузырь, толпа расступается, как речная вода вокруг больших, странных камней в погонах. — Нет-нет, — честно отвечаю я, и он кивает, убирая пластиковый меч в ножны (типа, серьёзно, Винди, зачем?). Но с другой стороны, его дерзость и общительность — вот некоторые из причин, по которым я в него влюбилась. Без Виндзора, без Зейда, Тристана, Крида или Зака я не знаю, где бы я сейчас была. Однозначно, я бы не смогла пережить свой девятнадцатый день рождения без психического срыва. Это был мой первый день рождения без моего папы, Чарли, рядом со мной, и это было больно. По сравнению с этим годы, когда надо мной издевались в старших классах, казались сном. Я бы вернулась на первый курс и начала весь этот болезненный процесс заново, если бы это вернуло моего отца. — Это нормально — не быть в порядке, — предполагает Крид, стоя с противоположной стороны от меня. Ну. Стоя — это своего рода произвольный выбор слова. Он бездельничает, вот что он делает, прижавшись плечом к фонарному столбу, зевок искривляет его идеальные губы. Тристан стоит прямо за нами, но достаточно близко, чтобы я могла чувствовать его присутствие, этот тихий раскат грома, который я никогда до конца не понимала, становится моей силой, а не слабостью. Когда он намеревается уничтожить кого-то, они ломаются. Они разбиваются вдребезги. Они падают. Кроме меня. Он подходит ближе и берёт меня за правую руку, переплетая пальцы с моими. Для него это большое дело — практиковать такие непринуждённые прикосновения. В прошлом он был раскован и вольготно обращался со своим телом; это наложило на него отпечаток, который, я думаю, он только сейчас начинает понимать. Я уверена, что некоторые из проходящих мимо людей задаются вопросом, почему я прижимаюсь к двум парням одновременно, но я также совершенно уверена, что им будет всё равно. Это колледж, а не старшая школа. Что ещё более важно, это университет мирового класса, в котором учатся студенты со всего мира. Это не Академия Бёрберри с её причудливыми традициями и порочной микро-культурой. Мне здесь должно быть хорошо, верно? — Я знаю, — рассеянно отвечаю я, но закрываю глаза и делаю всё возможное, чтобы отогнать свои чувства. Никто не может смириться с потерей Чарли. Я никогда не смогу это пережить. Это просто то, с чем я должна научиться справляться. Я снова открываю глаза. — Но это наш первый настоящий опыт учёбы в колледже. Я имею в виду, это ориентирование, — я выдыхаю и смотрю через кампус, на столики в дальнем конце двора, где студенты регистрируются в свои туристические группы. Мимо меня проходит человек с вьющимися светлыми волосами, взъерошенными вокруг головы, и парой огромных очков, сидящих на носу. Он одет в массивную бледно-розовую толстовку с надписью: «Академия Адамсон» спереди и хлопает себя по губам, когда зевает. Если бы у меня было хоть немного времени подумать, я бы вспомнила, как сильно Чарли хотел учиться в этой школе, и у меня, вероятно, случился бы полный срыв. В нынешнем виде этот день задуман не так. Новичок непреднамеренно врезается плечом в меня и Зака, поскольку он остаётся обёрнутым вокруг меня в кокон мышц, и, поскольку он сложен как грузовик, человек комично растягивается на тротуаре. — О, нет, ты этого не сделаешь, — говорят в унисон двое парней, хватая человека за руки с обеих сторон. Мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы осмыслить то, что я вижу. О, однояйцевые близнецы. Я сама знаю пару близнецов — то есть Крида и Миранду Кэбот, — но никогда не встречала ни одной пары идентичных близнецов в реальной жизни. Только в японском аниме или манге. — Извините за это! Близнецы делают одинаковые взмахи свободными руками, волоча человека в толстовке между собой. — Извините, — кричит она — голос выдаёт её с головой — и оглядывается через плечо. Её глаза останавливаются прямо на моих пальцах, вплетённых в пальцы Тристана, а затем широко раскрываются за стёклами очков. — Подожди, подожди, подожди. — Никаких подождите: мы опаздываем, — парень вальсирует между мной и Кридом, следуя тем же путём, что и близнецы. В одной руке он держит чашку кофе, а другой проверяет телефон. Только когда он проходит мимо нас, останавливается, чтобы оглянуться через плечо на Тристана. — О. Тристан Вандербильт. — Черч Монтегю. — Похоже, Тристан не совсем рад видеть этого парня, кем бы он ни был. — Я не знал, что ты учишься в Борнстеде. Парень — такой же блондин, как и девушка, и такой же высокий, как любой из моих парней, за исключением Зака, — слабо улыбается ему в ответ. — Я просто полон сюрпризов, — вот как он реагирует, и это заставляет меня задуматься, насколько хорошо они оба знают друг друга. — Значит, похоже, что и ты тоже? — это вопрос, глаза парня опускаются на наши переплетённые пальцы. Серые глаза Тристана сужаются, и я немного паникую. Этот взгляд я хорошо узнаю. В конце концов, на меня он обрушивался больше раз, чем я могу сосчитать или запомнить. Я отрываюсь от Зака и встаю между ними, одаривая их примирительной улыбкой. Блондин отхлёбывает кофе, опуская на меня свой янтарный взгляд. Его улыбка становится немного красивее. — Ну, привет. — Подожди, подожди, подожди… — девушка выдыхает, согнувшись и уперев ладони в бёдра. Она внезапно поднимает взгляд, очки снова падают ей на лицо, а затем чертыхается. — Свиная задница — свинячьи дерьмовые очки… Интересно. Моя собственная улыбка становится немного шире, когда Зак занимает позицию слева от меня, а Зейд оборачивается, чтобы посмотреть, почему остальным так долго не удаётся его догнать.