Я устала, у меня уже ломило спину. Но тут руки мои провалились в пустоту, послышался звук, какой бывает при обвалах, и я почувствовала, как куда-то в преисподнюю рухнул большой кусок земли. Образовался проход, вполне достаточный для того, чтобы туда смог пролезть человек. Я посветила фонарем внутрь склепа, но ничего, кроме земли, не увидела. – Не хватало еще только, чтобы вообще засыпало вход в склеп. Саша помог мне протиснуться, и я, пролетев небольшое расстояние, упала на что-то твердое. – Ты идешь? – спросила я, чувствуя, как леденею от страха и жалея о том, что не приняла на душу несколько капель коньяку. Честное слово, не помешало бы. Сначала было очень тихо, а потом рядом со мной что-то упало. – Это я. Я хоть и пьяный, но хочу тебя все же спросить, а как мы будем отсюда выбираться? Высоко-то как! – Не знаю. Где лопаты? – Они сейчас начнут падать. – Ты оставил их наверху? – Ну не мог же я бросать их вниз, вдруг бы поранил тебя. У него была своя логика. – Я установил их под наклоном так, чтобы они, одна за дру… И в это мгновение лопаты с грохотом упали в каком-нибудь метре от нас. А если бы он установил их каким-нибудь другим образом, то моя голова была бы сейчас расколота на две половинки, словно орех. Спотыкаясь о какие-то земляные груды, мы двинулись в сторону деревянной палки, которая служила нам ориентиром. Склеп представлял собой довольно просторное помещение, с возвышениями по периметру, на которых стояли каменные гробы. Я уже чувствовала, что выйду отсюда седая. Пройдя метра три, мы наткнулись на вбитый нами с поверхности кол. Его нижний конец упирался в какую-то плиту. Очищая ее от земли, я рассуждала так: если кто-то из рода человеческого мог ее сюда положить, значит, ее можно будет и приподнять. Все происходило как в фильме ужасов. Для полной картины не хватало полуразложившихся мертвецов со взлохмаченными волосами, обрамляющими изъеденные червями черепа. Мы с неунывающим Сашей окопали плиту и, используя лопату в качестве рычага, все-таки приподняли ее и даже оттащили в сторону. Под ней лежала еще одна плита, уже поменьше, прикрытая сверху полусгнившей кожей, служившей все эти годы прокладкой между двумя плитами. Мы подняли и ее и тоже сдвинули в сторону. А уже под этой плитой, в небольшом квадратном углублении лежал металлический ящичек. Раза в три больше, чем такой, в каких кипятят шприцы. – Как ты думаешь, что там? – спросил развеселившийся Саша. – Наркотики, героин… Шутка. Там скорее всего то, что накопил до эмиграции Отто Либен. Я открыла ящичек, Саша светил фонарем. Да, это были золотые украшения, но явно не советского производства. Очевидно, Отто занимался антиквариатом или просто имел хорошие связи с ювелирами. Здесь были чудесные колье из золота и бриллиантов, браслет из розового жемчуга – насколько можно было определить цвет при таком освещении, – множество перстней, колец, брошей, цепочек, серег. Судя по тому, что у двух серег не было пары, я предположила, что Отто взял отсюда все, что могло поместиться в каком-нибудь небольшом тайничке, который ему удалось – или не удалось – перевезти через границу. – Я очень надеюсь, – сказала я, – что ты не стукнешь меня сейчас лопатой по голове… – Ну ты даешь… И как только тебе это пришло в голову. – Пришло, как видишь. Я вот сама подумываю, а не засунуть ли тебя в один из этих мрачных каменных гробов. Саша тотчас же протрезвел. – Что будем делать с плитами? Так оставим? Но я думала не об этом. Ведь если бы Марго вела себя по отношению ко мне иначе, все это богатство досталось бы ей. Как все-таки неблагодарны люди. И как много на этом теряют. – Что ты сказал? – очнулась я, закрывая ящичек и пряча его в сумку. – Да так, ничего. Я о плитах. – Оставим как есть. И вдруг я вспомнила оранжевую комнату. Случайно. Быть может, потому, что луч фонаря высветил часть плиты, и она зажглась оранжевым, карамельным огнем. Я кинулась к плите и перевернула ее. Вырвала из рук ничего не понимающего Саши фонарь и приблизила его к ней. Затем достала свой носовой платок и протерла им поверхность, на которой начал проступать желто-оранжевый рисунок. Это была мозаика, прекрасно сделанная мозаика из янтаря. Растительный узор. У меня закружилась голова. Я бы не так удивилась, если бы действительно увидела приветствующего нас мертвеца. – Оранжевая комната во дворце. Тебе это ни о чем не говорит? – спросила я дрогнувшим голосом, еще не вполне соображая, какое сокровище держу в руках. – Нет. Я думаю теперь только о том, как бы ты меня не пришила. – Где постоянно идут дожди? – В Питере, где ж еще! – Идиот, это же фрагмент знаменитой Янтарной комнаты. Вспоминай историю. Царское село, музей-заповедник. Исчезнувшая Янтарная комната. Ее по кусочкам находят и восстанавливают. Отто наверняка принимал участие в транспортировке ценностей из Царского Села. Это можно проверить. Только какая в этом нужда? – Да ты вообще забудь о нужде, – сказал Саша и тоже начал рассматривать плиту. – Однако пора выбираться. Не могу сказать, что я не доверяла Саше, но вопрос о том, каким именно образом мы будем поднимать панно и не сбежит ли кто-нибудь из нас, пока второй будет находиться внизу, волновал меня. И я решила лезть первой. Но, как выснилось, это было бессмысленное занятие. Выход располагался слишком высоко, а в склепе не было ничего такого, что бы можно было бы подставить под ноги. Завернув бесценное янтарное панно, которое так соскучилось по солнцу, в джинсовую куртку и накинув на плечо сумку, набитую драгоценностями, я рисковала остаться здесь навсегда. Мы стали искать другой выход. Обойдя каменную плиту, углубились в недра склепа. Там уже не было ни гробов, ни плит под ногами. Ничего. Так мы шли достаточно долго, пока я не поняла, что здесь, под кладбищем, находится целый подземный город. То тут, то там стали попадаться гробы, словно несколько склепов объединились в одну, просторную гробницу. И тут луч фонаря мазнул по какому-то каменному выступу. Размером с половину гроба. Мы отодвинули его в сторону и увидели узкий темный коридор. Дышать становилось все труднее и труднее. Взявшись за руки, мы шли так долго, что, казалось, прошли под землей весь город. И наконец появился свет. Он лился сверху. Мы подняли головы и увидели что-то вроде отдушины, какие делают в погребах. Мы прошли еще немного вперед и увидели полки вдоль стен, а на них поблескивающие банки с соленьями и вареньем. – Какой-то предприимчивый человек таким образом использовал подземный ход, – сказал Саша и спокойно выбрался наружу. Я вышла следом. Мы оказались в лесу. Солнце медленно поднималось над рекой. В зарослях молодых ив и берез мы увидели сооруженный из веток, палок и картона шалаш. – Это какой-то бомж. Марксовский робинзон. Обворовал пару погребов – видишь, их там вон сколько – и спрятал сюда. Выход из пещеры был похож на дупло сгнившего древнего дуба. Никому и в голову не пришло бы забираться туда. А потом мы увидели и бомжа. Худой, заросший, он удил рыбу, стоя по колено в воде. Мы отошли подальше, поискали поляну и достали наконец из куртки янтарное панно. Оно, постепенно напитываясь светом и теплом, заиграло золотистыми бликами. С каждой минутой все ярче и ярче проступали на нем диковинные цветы, сложный орнамент… Вспомнив про орнамент, я поняла, что, сложив воедино все четыре его фрагмента, мы получили бы точную копию гравюры. Похоже, Отто Либен специально таким вот хитрым образом расположил свой зашифрованный план, чтобы тот, кто вздумает украсть его тайну, первым делом ухватился за рукописи, вложенные в эти обычные на первый взгляд папки. Поэтому-то он и разозлился, когда его секретарь, Гельмут Гоппе, подарил понравившуюся русскому папку. Одну из четырех. Я снова взглянула на панно. В некоторых местах янтарь поблескивал красными бликами. И это было похоже на свежую кровь…