— Ты знаешь наш газон, Ричи? Знаком тебе наш газон? — Так точно, господин губернатор, — ответил Ричи вновь голосом дворецкого Тудлза. — Немного подзарос. Чего изволите? — А вот чего изволю. Ты, Ричи, должен привести его в надлежащий вид. — Я?! — Да, ты. Надо скосить траву, Ричи. — Будет сделано, папа, — сказал Ричи, но тут у него мелькнуло страшное подозрение. Может, папа имел в виду не только газон перед домом. Лицо Вентворта расплылось в ироничной улыбке. — Всю траву, безмозглый мой отпрыск! Перед домом, за домом, с торцов дома. А когда скосишь, я позолочу тебе ручку двумя зелененькими бумажками с изображением Джорджа Вашингтона с одной стороны и пирамидой, увенчанной недремлющим оком, — с другой. — Я что-то не понимаю, папа, — сказал Ричи, хотя, к сожалению, понимал, о чем идет речь. — Два доллара. — Два доллара за столько газонов?! — воскликнул Ричи. Он был искренне уязвлен. — У нас же самые большие газоны! Вентворт вздохнул и снова уткнулся в газету. Ричи успел прочитать заголовок на первой странице: «Пропавший мальчик всколыхнул новую волну слухов». Он мельком вспомнил странный альбом Джорджа Денбро… Но это, несомненно, им тогда померещилось… какая-нибудь галлюцинация. Даже если не галлюцинация, то вчера — это вчера, сегодня — это сегодня. — Ты как будто не очень жаждешь посмотреть эти фильмы, — произнес Вентворт из-за газеты. Через несколько секунд над газетным разворотом показались глаза; они внимательно изучали Ричи. Внимательно и в то же время немного самодовольно. Так смотрит счастливый обладатель четырех козырей. — Когда близнецы Кларки скосили тебе траву, ты заплатил им по два доллара каждому. — Верно, — признал Вентворт. — Но, насколько я знаю, они не собираются завтра в кино. А если они хотят в кино, у них непременно должны быть финансы для такого предприятия. Они ведь не появлялись у нас в последние дни, чтобы поинтересоваться состоянием травяного покрова на наших газонах. Ты же, напротив, очень хочешь потратить то, чего у тебя еще нет. Эта притупленность чувств, которую я в тебе наблюдаю, возможно, вызвана яичницей и блинами, которые ты поглотил в таком количестве. А может, так на тебя подействовало мое поручение. Как видно, оно застигло тебя врасплох. Чего изволите? — Глаза Вентворта снова вынырнули из-за газеты. — Он меня шантажирует, — обратился Ричи к матери, которая ела сухой гренок. Миссис Тоузнер снова пыталась похудеть. — Это шантаж. Надеюсь, ты это понимаешь? — Да, дорогой, я знаю, — ответила мать. — У тебя на подбородке крошки яйца. Ричи утер подбородок и предложил: — Три доллара, если я управлюсь сегодня до твоего прихода. Ну как, пойдет? — спросил он у газеты. Отец снова выглянул на мгновение. — Два пятьдесят. — Послушай. Не воображай, пожалуйста, что ты Джон Бенни. — Мой кумир, — заметил Вентворт из-за газеты. — Решайся, Ричи. Я хочу еще посмотреть результаты боксерских поединков. Ты мне мешаешь. — Согласен, — вздохнул Ричи. Когда родители припирают тебя к стене, они отлично знают, как это делать. Однако все получилось довольно забавно. Прикол, одним словом. Ричи косил траву и говорил разными голосами — репетировал. 7 В тот же день в пятницу, в три часа пополудни, вся трава на газонах была скошена, а в субботу утром Ричи проснулся, имея в наличии два доллара пятьдесят центов. Почти состояние. Он позвонил Биллу, чтобы пригласить его в кино, но Билл мрачно ответил, что поедет в Бангор, где должен пройти какой-то логопедический тест. Ричи изъявил сочувствие и добавил хорошо поставленным голосом Билла Заики: — Зад-зад-задай им там жа-жару, старина. — Смотри, тебе самому за-зададут, То-тоузнер, — сказал Билл и положил трубку. Ричи тотчас позвонил Эдди Каспбраку, но тот пребывал в еще большем унынии, чем Билл. Его матушка купила кучу проездных билетов на автобус. Они собирались нанести визиты тетушкам Эдди, проживавшим в Хейвене, Бангоре и Хэмпдине. Все три тетушки были такой же комплекции, как и миссис Каспбрак, и все три были не замужем. — Каждая будет щипать меня за щеку и говорить, как я вырос, — признался Эдди. — Это оттого, что они знают, какой ты очаровашка, душканчик, Эдз. Прямо как я. Я с первого взгляда, как тебя увидел, сразу понял, какой ты душканчик. — Иногда мне кажется, что ты говнюк, Ричи. — Говнюк говнюка видит издалека, — парировал Ричи. — Ты на следующей неделе будешь на Пустырях? — Наверное, если ребята пойдут. Хочешь в войну поиграть? — Было б здорово. Но знаешь что… мы с Биллом хотим кое-что тебе рассказать. — Что?! — Пусть Билл рассказывает. Это его касается. Ну ку-ку. Хорошо тебе провести время у тетушек. — Издеваешься? Не остроумно. Затем Ричи позвонил Стэну, но Стэн проштрафился, разбил окно в большой комнате. Играл в летающую тарелку блюдом для пирога и не справился с виражом. Бац! И придется в субботу и воскресенье отбывать дома трудовую повинность, а возможно, и в следующую субботу и воскресенье. Ричи посочувствовал другу, затем спросил, придет ли Стэн на следующей неделе на Пустыри. — Наверно, — предположил Стэн, — если отец не засадит под замок. — Ни фига себе, Стэн. Подумаешь, стекло какое-то, — удивился Ричи. — Стекло-то стекло, но очень большое — вздохнул Стэн и положил трубку. Ричи уже хотел выйти из гостиной, но тут вспомнил про Бена Хэнскома. Он взял большую городскую телефонную книгу и обнаружил в ней телефон некой Арлин Хэнском. Поскольку это была единственная женщина в списке, Ричи сообразил, что это, должно быть, матушка Бена, и набрал номер. — Я бы с удовольствием, но я уже потратил все свои деньги, — стыдливо и удрученно признался Бен. По сути дела, он истратил все деньги на конфеты, минералку и ломтики жареного мяса. — У меня полно денег, — заверил его богатенький Ричи (ему не хотелось идти в кино в одиночестве). — Могу ссудить. — Да? Вот здорово. Ты это правда? — Ну так, — озадаченно подтвердил Ричи. — Почему бы и нет? — Идет, — радостно отозвался Бен. — Два фильма ужасов. Ништяк. Так ты говоришь, один про человека-волка? — Ну. — Слушай, старина, я обожаю фильмы про оборотней. — Ну ты даешь, Хейстек. Смотри не наложи в штаны. Бен рассмеялся. — Итак, у «Алладина» на входе. Хорошо? — Заметано. Ричи положил трубку и задумчиво посмотрел на телефон. Ему внезапно пришло в голову, что Бену Хэнскому, должно быть, одиноко. При этой мысли Ричи почувствовал себя почти героем. Насвистывая, он взбежал по лестнице на второй этаж, чтобы до кино почитать комиксы. 8 На улице было солнечно, ветрено и прохладно. Пританцовывая, Ричи шел по Сентер-стрит, щелкал пальцами и напевал под сурдинку «Рокин Робин». Настроение было отличное. Поход в кино всегда поднимал ему настроение. Он любил этот волшебный мир, эти волшебные грезы. Ему было искренне жаль всякого, кому приходится в такой день заниматься скучными делами: Билла с его логопедическим тестом, Эдди с тетушками, беднягу Стэна, который весь день будет драить тряпкой крыльцо веранды и подметать гараж в наказание за то, что блюдо для пирога полетело не влево, как было задумано, а вправо, прямо в оконное стекло. В заднем кармане у Ричи лежал попрыгун «йо-йо» на шнурке. Ричи достал его и попытался в который раз «уложить спать». Это было вожделенной мечтой Ричи, но пока у него не получалось. Поганец деревянный Дункан никак не хотел «укладываться»: либо падал вниз и тотчас подскакивал, либо повисал на шнурке без признаков жизни. Пройдя половину пути по Сентер-стрит, Ричи увидел девчонку в бежевой юбке плиссе и белой блузке без рукавов. Она сидела на скамейке у входа в аптеку и ела мороженое в стаканчике, похоже, фисташковое. Яркие золотисто-каштановые, ниспадающие локонами до лопаток волосы на солнце отсвечивали медью. Ричи знал лишь одну девчонку с такими необыкновенными волосами. Это была Беверли Марш. Бев очень нравилась Ричи. Да, она ему нравилась, но не в том смысле, как нравилась она Бену. Ему нравилась ее внешность (и он знал, что не только ему одному). Сэлли Мюллер, Грета Боуи и другие им подобные ненавидели Беверли лютой ненавистью, но были еще слишком малы, чтобы понять простую истину: они могли бы легко купить себе все что угодно, и все же, что касается красоты, им никогда не сравниться с девчонкой из бедных кварталов Лоуэр-Мейн-стрит. Но Ричи нравилась Бев главным образом потому, что она была крутая девчонка и обладала отличным чувством юмора. А кроме того, у нее обычно водились сигареты. Короче, она нравилась ему потому, что была, что называется, «свой, компанейский парень». И все же раз или два он поймал себя на странном любопытстве: ему захотелось узнать, какого цвета трусы у нее под выцветшей юбкой; ведь почему-то не тянет любопытствовать, какого цвета трусы у ребят. И Ричи вынужден был признать, что она очень симпатичная. Приближаясь к скамейке, на которой Бев ела мороженое, Ричи поправил пояс своего воображаемого пальто, надвинул на глаза воображаемую фетровую шляпу с широкими мягкими опущенными полями и представил себя Хамфри Богартом. Он мысленно подобрал нужный голос и действительно стал Хамфри Богартом, во всяком случае, так ему показалось. Другим же он показался бы Ричи Тоузнером, схватившим где-то легкий насморк.