– Октябрь – слишком малый срок, чтобы по-настоящему повеселиться, но пока Конни не слышит, мы можем… – мама шагнула вплотную ко мне и широко взмахнула левой – мы с ней обе левши – рукой, остановив её перед своим лицом. Мамины руки были все в мозолях из-за бесконечного шитья, глажения и прочих всевозможных занятий, которыми она зарабатывала нам на жизнь, но с наступлением октября кожа на её ладонях становилась мягче. Ведьму легко узнать по рукам. У мамы изящные тонкие пальцы с длинными ногтями, кончики которых искрят магией, и отчётливый узор на ладонях. Она трижды покрутила пальцем у себя над головой и опустила его к противоположному плечу, будто укутывалась в невидимый шарф. – Мам, – с подозрением произнесла я. У неё так здорово получалось. Будь это впервые, когда я наблюдала, как она творит магию, я бы зааплодировала. Но один месяц жизни по-королевски бросает издевательскую тень на остальные одиннадцать. Вдруг я услышала тихое ржание. – Бобби, – вырвалось у меня. – Она тебя ждёт, – сказала мама, и из-за мусорного ведра на кухне выбежала крошечная пони. Она была намного меньше, чем я её помнила: либо потому, что мама её такой вообразила, либо потому, что я выросла. Пони из моего детства ткнулась носом мне в бедро. Мама сложила ладони вместе, и в них из ниоткуда возникло зерно, которое она пересыпала в мои, чтобы я покормила Бобби. – Ох, Бобс, – прошептала я, когда пони довольно захрустела. У неё была светлая неровная чёлка, падающая на большие глаза в обрамлении густых ресниц, и стоящая торчком грива. Но больше всего в наш с ней Первый октябрь меня очаровала звезда у неё во лбу. Из-за длинной шерсти она казалась плюшевой, с нижней челюсти у неё свисала маленькая бородка, а ноги из-за щёток – длинных волос, прикрывающих копыта, – выглядели как заросшие перьями. – Я всегда недоумевала, почему ты не пожелала ничего более экстравагантного, – с улыбой сказала мама. – В моём детстве я проводила октябри в компании красивого крылатого единорога. У Бобби было круглое пузо. Я бы не стала обсуждать это вслух, чтобы её не обижать, но если смотреть на неё в профиль, бока у неё выпирали, как у бочки. Мы с ней обе были «пышками», правда, разбирающиеся в этом люди ещё бы добавили, что у Бобби толстая шея и густая шерсть, чем я похвастаться не могла. – Возможно, ты считала, что многое теряешь с приходом магии. Но ты также и многое обретаешь. – Мама на полном серьёзе верила, что магия – это лучшее, что может приключиться с человеком, пусть даже и всего на один месяц. Я сглотнула. Дело совсем не в пони. Она милая. Проблема заключалась в тайных планах нашей семьи. Я правда готова с ними смириться, получив взятку в виде мини-лошадки? – Помнишь те движения, которым я тебя учила? – с надеждой спросила мама. Я не помнила. А в прошлом году, когда на Мирабель впервые снизошла магия, мама ничему меня не учила, занятая разрешением её Арктического Кризиса. – Вроде бы, – сказал я и покрутила пальцем в воздухе. Мамина улыбка слегка увяла: – Осторожнее, дорогая. Как бы мне хотелось, чтобы наша магия была отделима от нас! Чтобы её можно было аккуратно задвинуть в шкаф и доставать по необходимости. Мне ужасно нравилась идея с волшебными палочками, потому что от мысли, что магия прямо у меня в руках, у меня обмирает сердце. Я вытянула их перед собой. – Это твои инструменты, – сказала мама, вставая позади меня и повторяя моё движение. – Но главное – твоё воображение. Необходимо представить, что именно ты хочешь с их помощью сотворить. Я это знала, и не скажу, чтобы это как-то мне помогало. Возможно, у меня просто недостаточно развито воображение. – Представь это как светящуюся золотую нить, – настаивала мама. Но внутри меня не было никаких золотых нитей. Скорее конвульсивно дёргающиеся шарнирные куклы. – Я чувствую себя глупо, – призналась я. – Да, но это нормально. – Мама положила ладони мне на плечи и несколько раз сжала, словно надеялась расслабить меня массажем. – Дай угадаю: ты ещё ни разу не пробовала? Разумеется, ты будешь чувствовать себя глупо, пока не вложишь в это магию. Магия всё заполнит, и ты почувствуешь себя намного лучше, обещаю. Но к делу: я вроде как шью своей магией, а ты можешь попробовать… нарисовать? Ну же, давай: вверх, вниз, по диагонали, взмах-взмах-взмах. Это было похоже на па балерины, только мои ноги не отрывались от пола. Я выглядела глупо и чувствовала себя глупо. – Не забывай – звёзды знают. Найди их внутри себя, скажи им, чего ты желаешь, и выпусти их во внешний мир. Основная часть работы приходится на твой мозг и сердце, примерно девяносто восемь процентов, а то, как ты направляешь магию рукой, – это сущие мелочи, – сказала мама. Рука у меня задрожала. Я сделала глубокий вдох и попыталась усмирить дрожь, но из-за тяжести в кисти мои взмахи были поспешными и обрывистыми. Я будто была плохо продуманным механизмом, не способным правильно выполнять заложенные в него функции. Тело казалось чужим, голова кружилась. Мне необходимо было выпустить магию из своих рук, но я не знала, как это сделать. Заставив себя перестать фокусироваться на ладони и мысленно сосредоточиться, как объясняла мама, я взмахнула пальцем. Ничего не произошло. Если подумать, я весьма смутно представляла, чего хотела добиться с помощью своего разума и магии. Бобби подошла ко мне, с присвистом принюхалась и тихонько заржала. Мама выглянула поверх моего плеча и засмеялась. – О, не переживай, у тебя всё получится, – заверила она и приобняла меня одной рукой. – Ты просто слегка застряла, но всё это совершенно естественный процесс. – Уверена? Потому что ощущается это совершенно неестественно, – с ноткой сарказма ответила я. Как высвободить из себя то, чего ты до конца не понимаешь? Я стукнула кулаком по ладони, как если бы она была бутылкой кетчупа и я надеялась выдавить из неё звёздную магию. – Со временем ты привыкнешь. Все эти звёзды – большой стресс для организма. И твой разум пока только мешает. – В мамином голосе не слышалось укоризны, но почему-то от этого моё сердце только сильнее заныло. Бобби фыркнула и, попятившись, врезалась в кухонный шкафчик, уронив с него миску с фруктами и хлебницу. – Звёзды знают, что ты найдёшь свой путь, когда придёт твоё время. Ты и на велосипеде уже давно не каталась. И на своей милой пони. Вечно говоришь, что чувствуешь себя глупо. – Мамины глаза всегда смотрят так открыто и искренне, что, когда она улыбнулась, я невольно улыбнулась в ответ. – Бобби никак не поможет мне не чувствовать себя глупо, – заметила я. – И тётя Конни не одобрит… октябрьского питомца. Мама подняла палец, и на нос Бобби упала маленькая золотая звезда. Бобби понюхала ее, чихнула – и резко уменьшилась в размерах. – Теперь ты везде сможешь брать её с собой. – Мама с улыбкой подняла пони, которая теперь помещалась у неё на ладони. Я с сомнением посмотрела на миниатюрную лошадку. Как и все Мерлины, она была невысокого роста и с полными ногами. Бобби, визгливо заржав, встала на дыбы и стукнула крошечными копытцами по маминой ладони. – Я не собираюсь таскать её с собой, мам, – процедила я, но у мамы был иммунитет на чужое плохое настроение. Октябрь всегда полон странностей – я это знаю, вся моя семья это знает. Но аксессуар в виде живой миниатюрной пони – не самый удачный старт для новой ведьмы. – Пусть она служит тебе напоминанием, что магия может быть… волшебной. Вздохнув, я подставила ладонь, чтобы Бобби смогла на неё перебраться. Интересно, чувствовала бы я себя иначе, если бы она оставалась со мной все эти годы? Потому что её недостаточно, чтобы заменить всё, чего я лишилась. – Маленькие колдуньи! – гаркнула тётя Конни. И хотя окрик прозвучал очень близко, на самом деле она ни на шаг не отошла от тыквы. Но даже отсюда мне было видно, как воздух вокруг неё искрит в такт её зову. – Мирабель и Клеменси! Мама показала мне светящиеся большие пальцы, но вместо того, чтобы приободрить меня, они лишь снова напомнили мне о моих собственных руках, не желающих искрить. – Тыква! – скомандовала тётя Пруди. – Да начнётся ведьмосбор, – пробормотала я. Глава 8 – Итак! Сейчас! – объявила тётя Пруди. – Все наши октябри вели нас к этому моменту, – с чувством произнесла тётя Конни. – И твой Первый октябрь станет вершиной нашего могущества! Пока на это ничего не указывало, но я прикусила язык, глядя, как она кружит вокруг тыквы подобно борцу, примеряющемуся, как бы одолеть соперника. – Присоединяйся, Мирабель! – позвала тётя Конни, не оборачиваясь, и Мирабель лишь натянула на себя старый плед с портретом нашей прародительницы Мерлин и ещё сильнее съёжилась. На коленях у неё лежал знакомый лист бумаги, только сложенный ещё в несколько раз. Мирабель не сводила с него нахмуренных глаз. – Год октябрей! – закричала мне тётя Пруди. – Восполнение! Целая жизнь октябрей! – Она протёрла бок тыквы на высоте примерно своего плеча и кивком подозвала меня к себе. Я покосилась на маму, помня её слова поддержки, и она с улыбкой кивнула – она всегда мастерски владела этими родительскими жестами ободрения. Тогда я взглянула на Мирабель, но она продолжала делать вид, будто нас не существует. Я чувствовала себя так, будто плечи мне оттягивают огромные гири ожиданий – не только этого октября, но и всех прошлых октябрей моей семьи. Тётя Конни прижалась ухом к тыкве и прислушивалась, но, заметив меня, нахмурилась. – Руки вверх, – приказала она и приложила светящиеся ладони к тыкве. Я последовала её примеру. От прикосновения к холодной жёсткой кожуре ладони закололо. Я не видела ничего, кроме сплошной оранжевой поверхности. – А теперь сфокусируйся на звёздах внутри себя и направь их в тыкву. С этим не должно возникнуть проблем: мы не просим тебя ничего создать, лишь…