— И отныне я не Мелисса Нотре, а Ирви Йомсбур. — То есть я останусь жив? — с опаской переспросил я, даже не зная, чего больше опасаюсь услышать. Зануда уговаривал бы его убить, Агрессивный Шон пытался бы всеми силами уговорить оставить ему жизнь. Я был и тем, и другим. — Угу, — кивнула она. — А ты никого не будешь убивать? — Буду, когда надо будет, — пожала она плечами, всё ещё держа меня за руки. — А Четвёртая?.. Она расхохоталась. — Это ж твой сон, дурачок. Она потрепала меня по волосам и поцеловала. Поцелуй со вкусом чужой крови, от которого меня едва не вырвало. Внутри я испытывал смешанные чувства, но огонёк надежды разгорался всё больше и больше, и я обнял её, прижимая к себе, а она казалась мне всё такой же хрупкой и невесомой девушкой, снившейся мне два месяца: высокие деревья, восходящее солнце, лёгкий туман, тепло, свежий лес, мягкий мох, птичьи трели, тихий шум далёкой воды и образ девушки с неопрятными чёрными волосами, бледной и худой, с живым взглядом. Эпилог. Спустя время За дверью слышны были голоса, пахло жареным мясом. — Когда уже папа проснётся? — раздался детский голос. — Я уже говорила. Папа иногда спит сутками, у него тяжёлая работа, — голос Четвёртой. — Сегодня День Перемен, должен проснуться. И не смей папу не пускать спать, Глория! — Но я... — начала она. — Глория, — более строго произнесла Четвёртая. — Ну... я поняла... — протянула моя мелкая. Всё равно будет, я знал. — Мама, а что такое День Перемен? Я встал, оделся и вышел из комнаты на кухню. В глаза ударил яркий солнечный свет летнего солнца. Пятилетка с тёмной кожей, немногим светлее моей, и с одуванчиком чёрных жёстких волос рванула ко мне, переворачивая стул, и повисла у меня на шее. — Ты же меня позавчера видела, — ухмыльнулся я, отдирая её от себя. — Четвёртая! — Отпусти папу, — скомандовала Марго и сама подошла ко мне. Маленькая, с тёмными волосами и выбритым под разъёмы виском. Она чмокнула меня в губы. Я уселся за стол, потягиваясь. Пусть и сон, но правила должны были быть везде. В двери постучали. Как раз вовремя. Я подошёл к двери, встречая гостей. — С Днём Перемен, дружище! — хлопнул меня по плечу Майклсон, поседевший за годы, с холодным и острым взглядом, таким, каким я его помнил. Рядом стояла с отсутствующим взглядом барышня Аделина, уже почти взрослая, переписывалась видимо с кем-то и нас не слушала. Но на меня взглянула, улыбнулась мне. Около неё — её мать и жена Майклсона Елена. — Мы тут не сговариваясь, — улыбнулась старая злая тётя Ри и не дожидаясь сунулась в дом. — А ты всё никак не съедешь из этой халупы, год за годом прозябаешь... — Не прозябает, а наслаждается жизнью, — возник Рамондо. Они завалились в маленькую кухоньку, расселись за небольшой стол, а я стал рядом с Четвёртой, принялся помогать со стейками. — Шон, мне нужно было тебе кое-что сказать, но я не успела, — обратилась Четвёртая ко мне. — Это может подождать, но мне всё чаще такие странные реалистичные сны снятся. Какие-то роботы, взрывы, узкоглазый мужик с катаной в руках. Может мне обследоваться? — Мне тоже, — покраснела Елена. — Будто бы... Будто бы Майка в живых нет. — А вы меня всё равно не переплюнете по странности снов, — заявил Рамондо. — Мне снилось, что мы на футбольном поле, там кругом стреляют, а потом взрывается бомба, а я прячусь за Шона... и выживаю! — А это и не сны, — улыбнулся я, обводя всех взглядом. — Это всё было, просто в другой жизни. Я как-нибудь расскажу полную историю. Кстати это и ответ на вопрос, что такое День Перемен. Это день, когда всё изменилось, корпорации лишились армии, обложились по плешь налогами и мир принялся жить по другим законам. — По каким другим? — возмутилась Ри. — Дед, ты кажется забыл свои таблетки. Собравшиеся поддержали Ринжину дружным хохотом, лишь Марго посмотрела на меня с совершенно другим взглядом. Она верила. Всегда верила. Она и была моей верой в меня. — Выдумщик, — улыбнулась она. — Дорогие гости, сегодня у нас стейки из свинины и спагетти как... тогда... У тебя на квартире... — округлила она глаза. — Не удивляйся ты так, всё это было, — улыбнулся я и обнял её. Мы общались и смеялись, всё как раньше, и пусть я знал, что это всего лишь сон, но просыпаться мне не хотелось. Здесь я исполнил все обещания, пусть о них и никто не помнил, как я не старался пробудить их память — конструкт обязан быть логичным, и подобные события просто не укладывались в головы проекций. Здесь я вернул к жизни всех, кого не стало, упразднил то, что должно было быть упразднено, дал безопасную мотивацию для развития, убрал то, что на мой взгляд было несправедливым и опасным. Там же, снаружи, меня ждала возня длиною ещё в девятьсот девяносто пять длинных лет: работа на шахтах, налаживание связей, контроль за храмами. Ух. И реальный мир после пробуждения Истинной Владычицы Фрески, к сожалению, не стал лучше. Кровавая грызня не закончилась, Мелиссе приходилось доказывать своё право на существование, доказывать свою правоту. Я был на её стороне не только лишь потому, что клялся, а ещё и потому, что видел, что она делает хорошие и правильные вещи. А ещё за то, что винил себя за прошлые ошибки, которые, в отличие от сна, не исправишь. Но в ту ночь я не ошибся и бесконечно радовался этому. Отношения наши после той ночи немного откатились, остыли, сделались более формальными. Ирви была хорошей, она просила называть её как раньше — Ирви. Иногда мы подолгу сидели в её Замке В Облаках и смотрели на вечно замершее в одной точке солнце и плывущие тучки снизу. Подолгу разговаривали, гуляли за руку, она иногда меня целовала, но дальше дело не заходило. Мы словно два подростка кружили вокруг, каждый пробирался через свои раны. Кружили, ранились друг о друга и исцеляли друг друга. Я всё же надеялся, что спустя время я смогу перестать винить себя и её, оставлю прошлое в прошлом и смогу полюбить всем сердцем, а она привяжется ко мне так же, как привязалась когда-то к Несгибаемому сэру Лэнсу. Это может произойти однажды, но не сейчас. Неожиданно быстро за пустыми беседами и подколками, когда Рамондо собирал руки в щепотки и эмоционально оправдывался, а Майклсон хихикал, похрюкивая, пролетел целый день и наступил вечер. Гости разошлись, мы ещё сидели в полумраке. Глория зевала, Марго пускала струйки дыма в потолок, я не хотел уходить. — Пойду, пора работать, — встал я из-за стола. — А тебе, мелочь пузатая, пора спать, — потрепал я Глорию по её пышным волосам. Марго встала, обняла меня. — Папа работает во сне? — удивилась Глория, выискивая своего роботизированного медведя. — Нет. Я всё вспомнила, — надулась Марго и зло зашептала мне на ухо: — Папа во сне ходит к другой женщине! Я рассмеялся, погладив её по щеке, от чего она пошла мурашками. Это было так странно, находиться тут, в моих личных Оковах Сна. В идеальном месте, далёком от всех бед. В мире, придуманном мной. В утопии, в тотальном уходе от реальности. Я сгрёб Марго в охапку и поцеловал её. Этот маленький идеальный мирок давал мне сил нести свет в тёмную реальность и восполнял силы. Ведь это то, что сон должен делать. Когда-то я сбегал из сна в реальность. Сейчас же всё поменялось. Я понимал, что этот сон когда-нибудь окажется лишним, не обязательным. Но не раньше, чем когда реальность станет походить на сон. Когда проблемы не будут так больно ранить, а дела не будут отнимать столько сил. Когда-нибудь я скажу Марго Йомсбур прощай, и оставлю её образ где-то глубоко в моей памяти, вместе со всеми дорогими мне, но умершими людьми. Когда-нибудь, спустя время, но не сейчас.