— Я серьезно. — Ладно-ладно. Потерплю немного. Рассказывай о путях. — Хорошо. Это не пути, и даже не концепции. А две идеи, мало связанные между собой. И так, первая. Ты никогда не думал, что есть какой-то универсальный алгоритм математических доказательств? Игорь глубоко задумался. — Универсальный? Нет, не думаю, что такое возможно. Ведь математические проблемы настолько разные, из всех областей, что трудно представить, что есть панацея. Ведь нет никакого-то универсального инструмента для электрики? Или, сантехнических работ. Вернее, они, конечно, есть, но одинаково плохо работают в любом своем применении. — В целом верно. Так логично, и очевидно. И никто на протяжении тысячелетий не мог даже подумать о таком. Все величайшие математики, что греки, что Эйлер, Гаусс и Нимировиц, были гениальны, но они знали и умели копать только свои узкие ходы в почве математики. А жизнь скоротечна. Например, если ты гений, то сможешь прорыть полсотни ходов, или даже больше. Но ты не видишь общей закономерности, не видишь общей картины. И закончив старый ход, новый начинаешь с нуля. И опять проходишь все этапы. Так было всегда, и никто не думал, что может быть иначе. — Пока однажды в походе не проснулся Аркадий, великий офицер и не решил положить конец этому, — ухмыльнулся Игорь. — Смейся-смейся. Но пока я доказывал теоремы тысячелетия, то параллельно пытался обдумать несколько других задач, как доказанных ранее, так и недоказанных. И знаешь, что? Их всех можно свести, упростить, к нескольким довольно простым предположениям. Леммам. Они почти все, которые я обдумывал, разбиваются на части. Вопрос только в том, чтобы грамотно их свести к этим основным, базисным аксиомам. И я в принципе на пути к успеху, я разрабатываю алгоритм. — Погоди, не торопись вперед. Я, может, что-то неправильно понял. То есть, ты хочешь сказать, что у тебя есть метод… — Нет, я разрабатываю метод. Пока его нет. — Хорошо. Ты разрабатываешь метод для того, чтобы уметь решать любые математические задачи? — Это только инструмент. Например, отверткой можно сделать много чего полезного, а можно убить. Но сама отвертка ничего не сделает, это бесполезный инструмент. — Ну, можно, думаю, будет как-то настроить, чтобы ЦВС все обрабатывала и сама решала задачи. Аркадий покачал плечами. — Может, в будущем. Я не знаю. Не думал об этом. Это поручу профессиональным программистам, когда доведу до ума свою теорию. — Поручу, — протянул Игорь. Звучит, как большой руководитель. Аркадий улыбнулся. — Ты понял, о чем я хотел сказать. Да, я доведу до ума, а там видно будет. — Я понимаю, что это невероятно круто, только не пойму, что именно нам это даст. Ну, человечеству в целом. — А какую пользу принесло приручение огня, открытие и внедрение электричества или микроминиатюризация ядерных реакторов? Вот это примерно такой же масштаб. Сначала прорыв будет незаметен, но вскоре наша жизнь везде изменится, уж поверь мне. — Ты от скромности не умрешь. А в целом, на уровне для дегенерата или инженера, то есть, чтобы я понял, можешь вкратце пояснить в чем суть? — Тут это будет непросто. Если штрихами показать — это связано с простыми числами, о чем мы с тобой уже говорили. Это основа всей математики, если очистить все от шелухи — все сводится именно к ним. Конечно, это подходит не ко всей математике, например, всякие логические парадоксы — им не под силу, ну это и не совсем математика. А все остальное — от линейных пространств до комбинаторики и топологии — вполне. — Не могу сказать ничего определенного, но если это правда, если все, что ты в последние дни понаоткрывал… Это будет самой большой пользой Отечеству, чем все остальное. — Ну да. Но я проверял уже несколько раз свои выводы, и Лада проверяла. И хочу все-таки, чтобы ученые-математики дали свое заключение. — А как я уж хочу… Так, ладно, а вторая идея? — А… Это не совсем математика уже, а больше философия. Философия науки. Даже как-то неловко этим заниматься, сырыми яйцами закидают. — Давай рассказывай. Я бы тоже закидал, но слишком ленивый, чтобы идти на кухню. — Хорошо. Только ты сперва ответить мне на вопрос. — Начинается… — Нет, тут ничего головоломного нет. Скажи, вот есть какая-то конечная формула всего? Окончательная формула? — Какой-то метафизикой и богословием пахнуло. Я ничего не понял. — Смотри. Вот идет прогресс, да? Какие-то постоянно открытия во всех отраслях, физика, математика, фармакология и так далее. Вот мы движемся в бесконечность или к какой-то конкретной точке? — Чего? — Да, умом ты не блещешь, особенно сегодня. Зайдем с другой стороны. Наступит когда-то момент, когда мы будем знать все. Ну, вообще все. Все явления будут объяснены, все трудности устранены. Или же, чем больше мы узнаем, тем больше для нас открывается. — Ааа… Дай подумать… Мммм, думаю, второй вариант, чем больше узнаем, тем больше не знаем. И никогда не будем знать всего. — Почему? — Да взять прогресс человечества. Первобытные люди почти ничего не знали, но могли объяснить все. Потом шло развитие, и чем больше узнавали, даже по той же геометрии или механики, тем больше открывалось тайн и загадок. С годами они решали пять задач, но возникало полсотни. И так далее. — Молодец. По прибытии на базу я попрошу большое начальство дать тебе грамоту. — Я польщен. И что? — В целом, ты прав. Чем больше знаем, тем больше не знаем. Тогда первый подвопрос — а зачем у нас вообще тяга к исследованиям, если все равно загадок больше будет, чем ответов? Это же бессмысленно, как в старых сказках. Отрубаешь одну голову чудовищу — вырастает три, отрубаешь три — девять новых. Какой смысл тогда? Что подстегивает наш интерес? Значит, или что-то в самой глубине души Человека неправильное, или Вселенная устроена не правильно? — Хороший вопрос, — Игорь задумчиво почесал подбородок. Под его пальцами заскрипела щетина. Не знаю даже, может, стремление человека открывать неизведанное? Аркадий скривился. — Давай высокопарные фразы оставим поэтам и мыслителям. У нас тут серьезные темы. Пока все стремления человека достигались. Человек хотел передать знания потомкам — изобрел письменность и передал. Колумб хотел открыть Новый свет — он его открыл. Захотели летать — начали летать. Захотели побыть в космосе и на Марсе — сделали. То есть, пока у человека нет таких искренних желаний, которых он не добился. Но с другой стороны — да, на одну разгаданную загадку, одну открытую дверь приходится три закрытых. И как примирить два противоположных факта пока никто не знает. — А ты, конечно, смог найти ответ. — Ты удивишься, но нет. — Я удивлен. — Но есть и второй подвопрос, который, возможно, мне поможет. И тут опять потребуется твоя помощь. — Я тебе столько помог, что честно рассчитываю на половину твоих премий. — По рукам, напарник, — улыбнулся Аркадий, — вопрос тоже философский немного. Ты никогда не думал, как вообще происходят исследования? — В каком смысле? — Приходит вот молодой ученый что-то исследовать, неважно в какой науке. И какую тему он выбирает? — Ту, что ему интересно. Выбирает и исследует. — То есть, никакого генерального плана исследований нет? — Генерального плана? Нет. Исследования чего? — Науки. Например, как в армии. Генерал в штабе сидит и видит: надо усилить давление на этом участке, а другой не очень интересен. — Мммм… Думаю, нет. Кому что интересно, то и исследуют. — Другими словами, все тыкаются в потемках, бессистемно. — Если смотреть с этой точки зрения, наверное, да. — Это если посмотреть про наши микрореакторы. Если бы определенные тематики нескольких наук исследовали раньше, то этот прорыв бы на полвека пришел быстрее. А их не просто не исследовали, они были немодными и считались бесперспективными. — Какая глупая мысль. Если бы да кабы. Никто не знает, что, если бы… Случилось так, как случилось. — Я не о том. То, что произошло — там да, уже ничего не изменишь. Но вот давай представим ситуацию: люди ищут продовольствие, справа от них лес, а слева — голая пустыня. Где они быстрее пропитание найдут? — В лесу, конечно. Там дичь какая, или ягоды. В пустыне-то что делать. — Правильно. А как ты это понял? — Ну как. Проанализировал. В лесу вероятность выше, лося можно завалить в принципе. — И снова правильно. А теперь представь, что эти люди не анализируют, а просто равномерно разделились и широким веером ищут еду. Часть пошла в пустыню, часть в лес, часть вернулась обратно, а часть просто стоит на месте. Или хуже того: в сторону пустыни ведет легкая дорога или какой-то рекламный щит с красотками, а в сторону леса — какая грязь, чаща и звуки непонятные слышатся. Так и с исследованиями. Понял? — Начинаю. Но почему они так делают? Это же очевидно. — Это тебе очевидно, когда перед тобой лес и пустыня, а вообще тут сразу и не скажешь. Вон, сколько времени потратили на объяснение квантовой запутанности. Применяли и М-теорию, и квантовую гравитацию и еще какую-то ерунду эмпирическую, а все оказалось совсем не там, где искали. Мы в темной комнате и можем только медленно наощупь ее обследовать, без какого-либо плана. А нам нужен план. — У меня голова заболела снова. Мы мыслим простыми функциями, а ты берешь какие-то производные высших порядков, и я не вполне понимаю, о чем ты говоришь. — Может, мне забрать обратно свои слова о том, что ты не так уж и глуп… — Аркадий улыбнулся. Ладно, знаешь, кто такие Эдисон и Тесла? Игорь покачал головой.